На родине предков - Джек Хиггинс

Какое-то время он безмолвно размышлял, оставшись наедине с прошлым.

— После этого он продал плантацию, и мы уехали. Какое-то время дела шли все хуже и хуже. Он не слишком преуспел в производстве хлопка. Мы никогда не задерживались где-либо надолго. Отец был по природе своей азартным игроком и несколько лет плавал по Миссисипи на речных судах, этим зарабатывая на жизнь. Потом он открыл салун в Вирджиния-Сити.

— А что делали вы? — спросила Джоанна.

— Шел в гору благодаря его успехам, — ответил Клей. — Я прошел хорошую школу, поверьте мне. Я впервые увидел, как он застрелил человека, когда мне было двенадцать. Впоследствии мы никогда не оглядывались назад, но всему хорошему приходит конец. Отец решил, что пора мне получить какое-то формальное образование, и я отправился обратно на восток, чтобы поселиться у брата моей матери в Нью-Йорке. Когда мне было восемнадцать, отец обнаружил у меня интерес к медицине и отправил меня в Лондон и Париж для завершения учебы. Он никогда не делал ничего наполовину.

— А потом началась война?

— Не совсем так. Он продал свое дело в Вирджиния-Сити и вернулся в Джорджию, купил большую плантацию и попробовал снова зажить как джентльмен. Конечно, было слишком поздно. Он слишком долго жил, обуреваемый в равной степени жаждой Действия и страстью. Но страсть не заменяет любви. Любовь взращивает, страсть пожирает. Он оказывался замешан то в одном громком скандале, то в другом. Чужие жены — обычное дело. Война началась как раз вовремя и спасла его, не дав ему спиться окончательно.

— И все-таки он не вступил в армию?

Клей покачал головой:

— Нет, он оставил это глупцам вроде меня, как он сказал в тот день, когда я уезжал в свой полк.

— Вы тогда жили у него?

— В течение двух лет после того, как я вернулся из Парижа.

— Разве ваш отец не был согласен с доводами южан в пользу участия в войне?

Клей покачал головой:

— Дело было не в этом — он знал, что мы не сможем победить, вот и все.

— Тогда почему воевали вы? — бесхитростно спросила она.

Он нахмурился:

— Я сам толком не знаю. На то было множество причин. Потому что я родился в Джорджии. Потому что мои друзья и соседи пошли на войну. Разве на самом деле это не единственная причина, по которой человек вообще воюет?

— И в конечном счете вы уехали бороться за свое проигранное дело.

— Поначалу было что угодно, но только не это, — сказал он. — Дело было в галантных кавалерах и лошадях, негромких звуках трубы на ветру — во всей мистике воинской службы. Во времена моей юности от нас было рукой подать до Ричмонда, с его хорошенькими женщинами в бальных платьях и красавцами мужчинами в шикарной форме.

— А потом? — спросила она.

Он мрачно усмехнулся:

— Потом была блокада, которую устроили янки, и медленная голодная смерть. Я думал, что наша возьмет в июле шестьдесят четвертого, когда Джубал Эрли выскочил из долины Шенандоа и до смерти перепугал тех, кто сидел в Вашингтоне, но было слишком поздно. Я не в состоянии описать, каким адом стали те последние девять месяцев.

— Одно обстоятельство по-прежнему озадачивает меня, — сказала она. — Вы начинали военным врачом, а закончили как командир кавалерийской бригады. Как это случилось?

— Превратности войны, — ответил он. — Летом шестьдесят третьего я был прикомандирован к генералу Моргану, когда тот совершил свой знаменитый рейд по Кентукки, Индиане и Айдахо. Мы попали в плен, и янки, которые не слишком жаловали рейдеров, отказались обращаться с нами как с военнопленными. Врач не врач — меня причислили к другим офицерам. Всех нас посадили в тюрьму штата Иллинойс.

— Но это бесчестно! — воскликнула она с возмущением. — Вы всего лишь выполняли приказы.

— На самом деле это не имело особого значения, мы не собирались там засиживаться. — Он негромко хмыкнул. — Мы выкрали ножи из столовой, на два фута вгрызлись в бетонный пол и прорыли туннель под тюремным двором к наружной стене. Естественно, мы оставили начальнику тюрьмы вежливое послание, где написали, насколько мы признательны ему за гостеприимство.

— Туго вам приходилось, пока вы добирались до позиций конфедератов? — спросила она.

Он покачал головой:

— Не то чтобы очень — это одно из немногих преимуществ гражданской войны. Что было трудным — так это распознать врага, когда он не носит униформы. Снова оказавшись в армии, я попросил сделать меня строевым офицером кавалерии. Янки занесли меня в свои списки и впредь явно не собирались обращаться со мной как с гражданским лицом, так что на самом деле выбор у меня был небольшой.

— Похоже, у вас к этому талант, — сказала она с легкой улыбкой.

— В основном он заключался в том, чтобы оставаться в живых и идти только на обдуманный риск. Не так, как Морган. Он повадился слишком часто ходить с кувшином по воду, совершал рейды в Теннесси. Его часть разделали под орех в местечке под названием Гранвилль. Его поймали, когда он прятался за виноградными лозами в саду, и выстрелили в сердце.

Он наморщил лоб и сощурился, пытаясь проникнуть в безбрежные глубины неба, когда подумал о Моргане и своем отце, так похожих в своем отношении к жизни. Джоанна тихо сидела подле него.

Она смотрела на море, погруженная в собственные мысли. Он окинул ее беспристрастным взглядом, как будто никогда прежде не видел ее по-настоящему. И как только ему могло прийти в голову, что она — не красавица? Она была прелестна, ветер расцветил ее щеки румянцем, а темные глубины глаз были теми омутами, в которые с радостью бросился бы любой мужчина.

Она повернулась и, обнаружив, что он смотрит на нее, зарделась, и поспешно проговорила:

— И что вы собираетесь делать, когда покинете Драмор?

Он пожал плечами:

— Торопиться особенно некуда, я хочу, чтобы смрад войны выветрился из моих ноздрей. Я приехал сюда, чтобы обрести хоть немного покоя, но силы, неподвластные мне, уже тянут меня в разные стороны. Что бы ни случилось, я никогда не вернусь в Джорджию. Я подумывал о Калифорнии. Вот это действительно чудесный край.

Он закрыл глаза, а она медленно проговорила:

— Порой мы вынуждены безотлагательно решать проблему, встающую перед нами, Клей. Человек не остров. Разве не так сказал однажды поэт? Думаю, ваш отец в некотором роде пытался жить среди людей, но при этом обособленно от них, и в конце концов обнаружил, что из этого ничего не получится.

Клей вздохнул. Не удивительно, что проблемы этих людей она считает своими проблемами. Она молода, она прелестна, и у нее доброе сердце. Где-то высоко в небесах заливался жаворонок, но он затрагивал лишь край его сознания. Голос Джоанны все звучал и звучал, а потом стал то усиливаться, то затихать и в конце концов превратился в бесконечный, печальный шум моря.