«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го (часть 2) [СИ] - Виктор Побережных

Мартынов оказался на месте и выслушал меня с явным интересом.

— Так мне идти, Александр Николаевич, или сослаться на работу и невозможность вырваться ни на минуту?

Этот вопрос я задал командиру не из простого любопытства. Ведь как бы там ни было, а тесные контакты между сотрудниками разных ведомств не очень приветствовались, неофициально конечно. А уж встреча с партийным деятелем уровня Мехлиса, была тем более серьёзной. И не зная возможной реакции Лаврентия Павловича, отправляться к Льву Захаровичу без санкции я не хотел. Хватит, наогребался по простоте душевной! Хоть я и считал, что отношения между Берией и Мехлисом были неплохими, но мало ли? Вдруг ошибаюсь, в очередной раз.

— Идти, Андрей, идти, — почти сразу ответил Мартынов. — Естественно, потом составишь отчёт, но идти тебе нужно. Лев Захарович входит в список людей, близкие контакты с которыми тебе не только разрешены, но и приветствуются. Но… Тебе нужно напоминать о языке или…

— Не нужно, Александр Николаевич. Что я, совсем дурак? Ничего не понимаю?

— Совсем или не совсем, а время от времени проблемы создаёшь, — Мартынов довольно ухмыльнулся. — И дуться нечего! Сам виноват, больше никто. Кстати, очень хорошо, что ты сам, пришёл, я уже собирался тебя вызывать. Сейчас зайди к твоим любимым медикам. Насколько я понял, у них есть списочек вопросов к тебе.

Поглядев на мою скривившуюся физиономию, Мартынов ухмыльнулся ещё шире.

— Да ладно тебе! Пообщаешься немного, пару часиков! Делов-то!

— Ага, делов! Знаете, как потом голова болит?

— Голова не задница! Переживать за боль нечего! — уже откровенно заржал командир. — Иди уж, болящий!

Как ни странно, но Мартынов оказался почти прав. "Палачи" в белых халатах продержали меня чуть больше пары часов, всего два с половиной. А вот вопросы, на которые я отвечал сначала в нормальном состоянии, а потом под гипнозом, меня если не удивили, то заставили задуматься. Я перечислил на мой взгляд самых авторитетных политиков России моего мира и дал им краткие характеристики. Насколько я помнил, нечто подобное мы уже проделывали, но больше года назад. А вот возвращение к этой теме могло говорить о многом  или не говорить ни о чём! Но в голове поневоле началась крутиться мысль, что шансы на проникновение в мой мир выросли, и руководство целенаправленно собирает всю возможную информацию, в том числе и о "радетелях за судьбу России". Причём прощаясь, врач-полковник прямо сказал, что в ближайшие дни мы встретимся и пообщаемся более плотно. Я аж передёрнулся, под понимающим спокойным взглядом этого "мозговеда". Он понимающе усмехнулся:

— Не нервничайте так, товарищ майор. Ничего страшного мы с вами не делаем, не звери, чай. А головные боли Тут мы ничего поделать не можем – такова особенность вашего организма.

— Да я понимаю, товарищ полковник. Только уж больно неприятные ощущения потом. Ну что поделаешь, так я пойду?

— Да, конечно идите.

До конца дня ничего уже не происходило. Обычная рутинная работа с бумагами, время от времени прерываемая вопросами "тётушек" по разным мелочам и перерывами "на покурить".

Как всё таки хорошо вставать не в семь утра, а в десять! Мартынов, уже вечером, дал добро на мой "прогул". Мол, с утра можешь не появляться, а уж после Мехлиса – будь любезен на службу. Сделав утренние дела и побрившись, облачился в приготовленную с вечера форму. Эх! Жаль, что каждый день в ней не походишь! У нас в кителях, а не гимнастёрках, на службу разрешили начиная с полковников ходить, а остальные только в торжественных случаях, как у меня сегодня, блин. А форма эта мне очень нравится, гораздо больше, чем офицерская парадная восьмидесятых и более поздних лет. Глядя на офицеров в кителях (да и на себя любимого, что уж скрывать) сразу вспоминаются старые русские офицеры. Причём из настоящих, кадровых, почти выбитых ко времени революции на фронтах. Застёгиваешься и всё! Спина сама выпрямляется, голова прямо, подбородок поднят Красота! Почему-то в этой форме даже какой-нибудь низенький толстячок не выглядит смешным. Хотя может я и предвзят, но  нравится мне она, нравится! И ПШ солдатское, которое видел в фильмах пятидесятых и на складах уже во время службы, мне нравилось гораздо больше, чем то уёжище, в котором пришлось срочную служить, и парадка, с пластмассовыми погончиками на рубашке. Может та, тёмно-зелёная, с чёрными обшлагами и воротничком-стоечкой форма была дороговата (не знаю уж, по какой причине сменили солдатскую форму) но КАК она смотрелась! Может я и заблуждаюсь, но мне всегда казалось, что военнослужащий, одетый не только удобно, но и красиво – совсем по-другому относится к своей службе.

Да-а-а… Чегой-то меня понесло опять. В последний раз улыбнувшись своему отражению в зеркале, я вздохнул и пошёл к выходу. Пора, машина уже подъехала. В окно видно, как знакомый сержант-водитель о чём-то треплется с молоденькой девушкой в сопровождении офицера милиции. Надо же! Во все времена "водятлы в погонах" одинаковы! Чуть заметят юбку – сразу в боевую стойку становятся! Дон Жуаны, блин.

Заметив, что я выхожу из подъезда, сержант что-то коротко бросил девушке и нырнул на своё рабочее место. Уже выезжая со двора, сержант неожиданно спросил:

— Товарищ майор, а вы этого капитана милицейского раньше не встречали?

Вспоминая, я прикрыл глаза. Вроде бы не встречался…

— Нет. А что? Что-то не так?

— Не знаю, товарищ майор. Такое чувство, что я его уже несколько раз видел. Даже из машины вышел, якобы девушкой заинтересовавшись, чтобы его рассмотреть получше. А вспомнить не могу!

— Ну мало ли где ты с ним столкнуться мог? Коллеги всё-таки… Но ты вечером всё равно это в отчёте отобрази, мало ли?

— Да я понимаю, что нужно будет писать об этом, — сержант досадливо дёрнул плечом. — Просто самому вспомнить хочется, а не получается…

Краем глаза косясь на замолчавшего парня, я задумался. Вот тебе и "водятел", одинаковый во все времена! Получается, что этого молодого парня что-то насторожило в этой парочке, а я всякую ерунду думал. Но милиционера этого я точно не видел раньше  или просто не помню? Блин. Паранойя какая-то! Мне что теперь, от каждого шороха вздрагивать? Да мало ли где мы с ним могли столкнуться? Да и ошибиться мой сержант мог… Да и сержант ли он? В очередной раз покосившись на "шефа" я вздохнул. Да ну его нафиг! Лучше о предстоящей встрече с Львом Захаровичем подумаю. Тем более почти приехали!

Приёмная Мехлиса меня поразила своими размерами. Приёмная Лаврентия Павловича просто "отдыхала"! Ждать "допуска к телу", в ней могли одновременно двадцать человек, именно столько удобных стульев стояло вдоль стены. У другой, ближе к двери ведущей в сам кабинет, стоял большой г-образный стол, заставленный десятком телефонных аппаратов а у стены за ним небольшой шкаф с какими-то бумагами и узкая вешалка рядом с ещё одной дверью. Перед окном большой деревянный ящик с каким-то широколистным цветком. Почему-то при виде его, в мыслях промелькнул фикус, но так как фикусов я никогда не видел, то и уверенности в своей правоте никакой не было. На стене напротив ряда стульев, были закреплены большие бронзовые часы. Пока я осматривался, из-за стола поднялся невысокий чернявый капитан невозможно официального вида.

— Здравия желаю, товарищ майор. Вам назначено?

— Здравия желаю! Да, товарищ капитан. Я майор Стасов. Меня пригласил товарищ Мехлис сегодня к 13 часам.

— Да, да. Действительно. Но вам придётся немного подождать, — капитан дружелюбно улыбнулся. Сразу став не таким официальным. — Вы пришли немного пораньше. Пока разденьтесь, в шинели и шапке вам будет жарковато.

Мысленно согласившись с капитаном, я повесил шинель на вешалку и положил шапку на верхнюю полку. А вот с ремнём и пистолетом получился небольшой затык: не мог сообразить – как быть с ними? Цеплять поверх кителя глупо, а оставлять вместе с шинелью вообще ни в какие рамки не лезет. Заметив моё затруднение, капитан предложил:

— Товарищ майор. Давайте я оружие к себе в стол уберу, — и приняв у меня кобуру с тэтэшкой, обмотанную ремнём, убрал её в глубь своего стола.

Так как до назначенного времени оставалось ещё минут пятнадцать, я поудобнее устроился на одном из стульев и с интересом стал наблюдать за работой секретаря Льва Захаровича. Ещё в прошлой жизни, если так можно говорить, мне довелось не раз посидеть в разных приёмных. Да и здесь, уже будучи офицером ГБ, немало секретарей повидал. Так вот. Капитан Благов за работой мне понравился. За время, проведённое мной в приёмной, он ответил на добрый десяток звонков, несколько совершил сам, постоянно отмечал что-то в бумагах, которые то доставал из шкафа за своей спиной, то просто из стола. При этом все телефонные переговоры он проводил ровным, доброжелательным тоном, даже когда передавал какие-то распоряжения "вниз", не позволяя промелькнуть в голосе даже намёку на барственность, чем грешат многие секретари. Сколько себя помню, меня всегда привлекала работа профессионала, и не важно, в каком деле. Истинного профи видно всегда и Благов был именно профи. А что меня особенно в нём удивило, так это отсутствие на кителе каких-либо наград – только три нашивки за ранения: две золотистых и одна красная. Я уже привык к тому, что штабные офицеры сплошь и рядом сверкают орденами-медалями, а тут такой контраст. Пока я размышлял о нём, Благов взял со стола толстую красную папку, положил в неё пару каких-то бумаг, окинул взглядом стол, встал и направился в кабинет начальника. Глянув на наручные часы, я увидел, что уже без двух минут час. Ровно через минуту дверь снова открылась и вышедший секретарь, слегка придерживая дверь предложил: