Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Достать-то могу, но… — моторист замялся.
— Ну что?
— Нельзя вам. Пришло приказание допустить вас к полетам. Летчиком будете летать.
— Это правда?!
— Лично слышал от инженера. Завтра самолет принимаю. На фюзеляже напишем: «За Николая Назарова».
Старший лейтенант рывком поднялся на ноги, обнял механика.
— Значит, летать будем, Шеганцуков! За Колю мстить!
Утром командир эскадрильи капитан Дружинин заканчивал розыгрыш предстоящего полета. Еще накануне он приказал штурману эскадрильи сделать на земле макет аэродрома противника со всеми его особенностями и зенитными точками.
Подошел Колосков. Некоторое время он наблюдал, как проводит занятие командир второй эскадрильи. И макет аэродрома и само занятие очень понравились Якову. Взглянув на часы, Яков направился к противоположной стороне аэродрома, где находилась его эскадрилья. Надо будет и у себя провести такое же занятие.
Он шел не спеша по ровному полю аэродрома, частенько посматривая на небо, — погода портилась. Небо покрывалось весенними пушистыми облаками, а чуть ниже с востока наползали на аэродром темно-фиолетовые, густые тучи. О плоскости самолетов ударили первые капли дождя. И вдруг за лесом вспыхнула и повисла над землей разноцветная радуга. Яков обрадовался: дождя не будет — и ускорил шаг.
Большинство летчиков и штурманов эскадрильи Колоскова ушли от самолетов в КП эскадрильи, лишь Пылаев да несколько человек технического состава, расположившись под крылом машины, с азартом резались в домино.
Пылаев предложил играть на сто граммов, которые положены были каждому летчику перед обедом. Всухую, дескать, скучно. Увлеченные игрой, летчики не заметили, как подошел командир полка. Исаев, случайно подняв голову, сразу же вскочил на ноги и в замешательстве крикнул:
— Смирно!
На землю посыпались костяшки. Все растерянно посматривали на командира.
— Вольно! Продолжайте играть, — сказал полковник и, помолчав, добавил: — Только без всякого «интереса», а того, кто придумал играть на водку, — накажу.
Зорин обвел присутствующих внимательным взглядом, словно запоминал играющих, и не спеша зашагал по скошенной траве.
— Н-да, влип. Придется отвечать, — махнул рукой Пылаев. — Да ладно. Придет время — отвечу, а сейчас пошли в столовую. Время обедать.
— Как мы не заметили командира, — с сожалением проговорил Шеганцуков. Он опустился на колени и стал собирать костяшки в пустую банку из-под консервов.
— Да, теперь полковник снимет с Пылаева стружку по всем правилам, — заметил Исаев и торопливо добавил: — Что ж, в такую погоду двести грамм не мешает. — Плутовато взглянул на Шеганцукова и осекся…
На него смотрели косо поставленные злые глаза.
— Какая тебя муха укусила? — насторожился Исаев.
— Нехорошо играем мы. Чужое нехорошо себе брать, — Шеганцуков неодобрительно покачал головой — Мы пить будем, а он отвечать… Нехорошо, начальник…
— Было бы о чем говорить, — небрежно ответил Исаев. — Проиграл, значит, расплачиваться должен. И весь сказ. Пошли в столовую.
Но механика слова Исаева не утешили. Он укоризненно покачал головой. Сам он вырос в большой семье: три сестры младше его, он да старший брат. Мать умерла рано, и отцу пришлось не только работать в поле, но и заниматься домашним хозяйством. Бывало, перед тем, как идти на работу, отец сунет в руки каждому по куску хлеба и колбасы, этим и сыты целый день. Уезжал далеко в поле. Старший брат хитрый был, прячет свою порцию, а сам у детей выманивает. Под вечер тайком уйдет в сарай и съест свою порцию. Однажды, когда младшая сестренка со слезами просила есть, Хазмет пошел в сарай, думал найти что-нибудь в погребе. Тут-то он и увидел старшего брата с хлебом и колбасой в руках. Тот жадно ел, чавкая, давился, спешил. С тех пор Шеганцуков невзлюбил старшего брата. Когда тот уезжал в Нальчик учиться, Хазмет даже не пошел его провожать. И вот сейчас Исаев чем-то напомнил ему брата.
— Долго тебя ждать? — нарушил молчание Исаев.
— Идите, я позже приду, — ответил Шеганцуков и отвернулся.
В столовой было, как всегда, шумно. Официантки торопливо носили на длинных алюминиевых подносах тарелки с борщом, тут же адъютанты наливали по сто граммов водки. Пылаев подошел к адъютанту своей эскадрильи, негромко попросил:
— Мои сто граммов отдай Исаеву, — и, обращаясь к летчикам и штурманам первой эскадрильи, шутливо сказал: — Товарищи, пожертвуйте по десять граммов.
— Опять проиграл, — заметил Колосков и первым отлил водки в пустой стакан. — Когда перестанешь побираться?
— Не сомневайтесь, граждане, верну сполна.
— Вот что, Василий, — сказал уже строго Колосков. — Даю последний раз. Бросай играть.
Пылаев молча взглянул на капитана и отвернулся. Через несколько минут возле Василия уже стоял стакан, наполненный спиртным. Василий внимательно смотрел на водку, усмехаясь:
— С миру по капле, бедному напиться.
Официантка поставила перед ним тарелку с борщом и чуть слышно шепнула:
— Вася, осталась вчерашняя, могу принести.
— Вместо компота, — тихо ответил Пылаев, и, как ни в чем не бывало, продолжал есть.
В столовую вошла очередная смена летного и технического состава. В тесном и маленьком зале стало душно и жарко.
— А я разыскивал своих летчиков, думал, где же Пылаев, — громко сказал Дружинин, входя в столовую. — Что-то сто граммов у тебя большие стали, ишь как посоловели глаза, — заметил он, присаживаясь рядом.
— Угостила первая эскадрилья, — небрежно ответил Василий.
— Иди к самолету, отдохни, полетишь со мной, проверю технику пилотирования. Погода улучшается, к вечеру на задания пойдем.
— Гриша, давай разделим твои сто граммов, чувствую — не добрал…
— У тебя и так уже через край. И когда ты успеваешь, — сердито ответил командир эскадрильи.
— Ослабел, внутри все на ниточках держится. За мать и Кольку Назарова я бы не знаю, что сделал Гитлеру… Разочарован в жизни, да… — он не договорил, махнул рукой и встал из-за стола.
Выйдя из столовой, Василий остановился, прислонившись к стене, закурил. Отсюда, где стоял Василий, хорошо были видны замаскированные самолеты. Полк был рассредоточен по эскадрильям с большим промежутком. Пылаев быстро отыскал свою машину. Скорее бы лететь», — подумал он. Это будет его первый вылет как летчика. Только в полете он забудет свое горе.
Над аэродромом сгущались тучи, пошел редкий, но крупный дождь. Большие капли тяжело ложились на сухую пыльную землю, оставляя маленькие глубокие воронки. По дороге к селу невысокого роста женщина гнала корову, и Пылаев снова вспомнил о матери.
— Что, старший лейтенант, задумались? — послышалось рядом.
Пылаев вздрогнул, быстро повернулся. Возле него стоял командир полка. Василий попытался выпрямиться.
— Идите отдыхать, через три часа вылетаете.
— Да я не устал, — Пылаев опустил голову. И вдруг горячо заговорил: — Товарищ полковник, к какому самолету ни подойду, Назаров так и стоит перед глазами. Отошлите меня на передовую…
— Зря вы так, — голос у Зорина был непривычно мягкий. — Вы хороший боец, замечательный товарищ. Бросьте пить, возьмите себя в руки. Я верю — летать вы сможете.
Пылаев помрачнел, обожженное, багровое лицо побледнело. Не поднимая головы, взволнованно сказал:
— Да, товарищ полковник. Мне без воздуха нельзя. Счет с врагом не сведен.
— Вот именно. Вы поймите, Пылаев, только люди безвольные в водке ищут спасение. А разве у вас воли нет? Вы же себя губите.
Сейчас мне нужен заместитель командира эскадрильи. Вы кандидат на эту должность. Но могу ли я, как командир, рекомендовать вас? Нет, совесть не позволит. И если говорить правду до конца, то с таким поведением и настроением, как у вас, и в полет нельзя пускать. Но я верю…
И вдруг Пылаев поднял голову и залпом выпалил:
— Товарищ полковник, игру я придумал, а вчера ночью это меня пьяного из столовой вывели, официантки скрыли.
Где-то неподалеку глухо длинно рвануло, не то снаряд, не то бомба. Гвардии полковник встревоженно прислушался. «Немцы соседний аэродром бомбят», — подумал он. Ему нужно было идти, и не хотелось прерывать разговор с Пылаевым.
Зорин вспомнил, как утром к нему пришел старший повар и рассказал, что вчера ночью кто-то из летчиков пьяный буянил в столовой, пока товарищи не увели его. Но кто это был, командир полка не знал. И вот Пылаев сам признался. Это очень хорошо. И если он, командир полка, в ответ на это признание запретит Василию летать, он испортит все дело.
— Так вот. Я верю вам… Запомните, нам нужны не только специалисты, но, и это главное, — сильные, убежденные люди. Командующий разрешил вам летать за летчика. Я не против. Отдыхайте и сегодня полетите заместителем командира группы у Дружинина.
- Голубые дали - Иван Яковлевич Шарончиков - Прочая документальная литература / О войне
- Всем смертям назло. Записки фронтового летчика - Лев Лобанов - О войне
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Тайна «Россомахи» - Владимир Дружинин - О войне
- Крылом к крылу - Сергей Андреев - О войне
- Где кончается небо - Фернандо Мариас - О войне
- Стеклодув - Александр Проханов - О войне
- Рассказы о героях - Александр Журавлев - О войне
- Воздушная тревога - Хеммонд Иннес - О войне
- Письма русского офицера. Воспоминания о войне 1812 года - Федор Николаевич Глинка - Биографии и Мемуары / Историческая проза / О войне