Кафе на вулкане. Культурная жизнь Берлина между двумя войнами - Усканга Майнеке Франсиско

Я внимательно изучил библиографию к фильму, но с трудом смог найти комментарии к этой сцене. Один лишь критик, Ханс Петер Преубер, высказывает предположение, что гусеница могла «указывать на взаимоотношения между героями», в данном случае нежности и влюбленности. Но это звучит не слишком убедительно. Еще менее убедительно обращение к символизму и трактовка гусеницы в качестве символа зарождения и начала чего-то, поскольку в конце фильма Вольфганг выбирает Бригитту, лучшую подругу Кристи.

Тем не менее с исторической точки зрения Menschen am Sonntag, снятый начинающими кинематографистами и чрезвычайно низкобюджетный, произвел настоящую революцию. Во-первых, в основном благодаря своей почти документальной форме, он превратился в наивысшее кинематографическое достижение Новой вещественности. Спустя годы из-за повседневного характера сюжета и занятости в фильме актеров-любителей некоторые критики стали рассматривать его как предтечу неореализма. В последнее время, учитывая условия, в которых снимался фильм, и его экспериментальный характер, другие специалисты увидели в нем одну из первых независимых лент.

Кроме того, для четырех молодых людей, вошедших в постановочную команду, «Люди в воскресенье» ознаменовали начало успешной карьеры. Фред Циннеман стал режиссером таких классических шедевров, как «Ровно в полдень» и «Отныне и во веки веков», и завоевал четыре премии «Оскар»; Эдгар Г. Ульмер снял более ста двадцати кинолент и стал королем фильмов «категории Б». Роберт Сьодмак превратился в мастера жанра нуар, среди его работ – «Крест-накрест» и «Винтовая лестница», а Билли Уайлдер, который изменил написание своего имени Billie на Billy, потому что в Америке Billie – женское имя, стал просто Билли Уайлдером. Что касается «Романского кафе», то для него, безусловно, гусеница, ползущая по одному из столиков веранды, могла означать только начало конца.

Белые мыши

1930

Новый год и новое десятилетие начались с отзвуков событий предыдущего – 3 октября ушел из жизни Густав Штреземан, второй министр иностранных дел, скончавшийся при исполнении, правда, по естественным причинам – в результате инсульта. Тем не менее можно провести много параллелей со смертью Вальтера Ратенау. Германия лишилась своего самого компетентного политика, сделавшего все от него зависящее, чтобы страна могла наладить отношения с иностранными державами, и обеспечившего сохранение коалиции, которая правила с весны 1929 года. Речь идет об одной из самых трудных коалиций, в которую входили представители Социал-демократической партии Германии (СДПГ), Немецкой демократической партии (ННП), партии Центра, Немецкой демократической партии (НДП) и Баварской народной партии (БНП). Эта коалиция была отмечена требовательностью мелких партий и напряженностью внутри крупных, ННП и СДПГ. Шаткое равновесие удавалось сохранить благодаря взаимному уважению, которое испытывали друг к другу рейхсканцлер из социал-демократической партии Герман Мюллер и министр иностранных дел, представитель консерваторов Густав Штреземан.

Несмотря на то что у последнего уже некоторое время наблюдались проблемы со здоровьем, известие о смерти Штреземана было воспринято с удивлением, скорбью и тревогой. На улицы Берлина снова вышли тысячи людей, чтобы проводить его в последний путь. В свое время Стефан Цвейг, друживший с покойным Ратенау, поднял свой обеспокоенный голос, а в этот раз аналогичную роль сыграл граф Гарри Кесслер:

Это невосполнимая утрата, результаты которой непредсказуемы. Боюсь, что смерть Штреземана повлечет за собой тяжелые последствия прежде всего для внутренней политики: поворот направо ННП, распад коалиции, открытый путь для диктатуры.

Этот путь открылся еще больше с началом финансово-экономического кризиса, случившегося из-за биржевого краха на Уолл-Стрит спустя несколько недель, в Черный четверг, 24 октября 1929 года. Германия, сильно зависевшая от кредитов и инвестиций США, стала одной из самых пострадавших стран, в особенности когда, спустя несколько дней после обвала, американские банки начали требовать возврата выданных кредитов, чтобы выполнить собственные обязательства. Внезапный дефицит средств привел к резкому падению производства, что вылилось в увольнения и увеличение безработицы.

В Берлине стали повторяться уже знакомые сцены. Инфляции не было, но из-за безработицы вернулись длинные очереди перед бюро социального обеспечения, выросло число бездомных и попрошаек, увеличилось количество демонстраций и уличных протестов. Вскоре произошло событие, способствовавшее усилению напряжения, витавшего в воздухе, превратившего снежный ком в лавину. Оно случилось в ночь 14 января 1930 года в доме номер 62 по Гроссе Франкфуртерштрассе.

Гроссе Франкфуртерштрассе пересекала Фридрихсхайн, один из тех кварталов, по которым с гитарой на плече бродил Брехт, приехав в Берлин. Это был рабочий район с облезшими фасадами и серыми двориками, где играли истощенные дети и убивала время безработная молодежь. Там беспрестанно витал запах мяса с городской скотобойни, а также вонь от гари и ароматы ячменя с пивных заводов. Там правила священная коммунистическая троица: Ленин, Люксембург и Либкнехт.

Главному герою происшествия было двадцать два года, и звали его Хорст Вессель. Он родился в семье протестантского пастора, традиционалистской и преданной кайзеру. У него было спокойное безмятежное детство, проведенное в Берлин-Митте, буржуазном районе в центре столицы. Вессель начал изучать право, вступил в ультраконсервативный студенческий союз, а также, позднее, в «Викингбунд», как стала называться организация, созданная взамен «Консула» после его запрета. Бросив учебу, работал таксистом и копал туннели на строительстве метрополитена. В 1926 году вступил в ряды НСДАП и присоединился к штурмовым отрядам (СА[16]). Возглавил штурмовой отряд округа Пренцлауэр-Берг, а весной 1929 года был повышен до труппфюрера СА района Фридрихшайн.

Миссия Весселя в рабочем районе не ограничивалась ловлей коммунистов. В то время нацисты вербовали новых членов уже не только среди фрайкоров, но и среди недовольных жизнью рабочих, и перед Весселем стояла задача привлекать в штурмовые отряды безработную молодежь, а заодно и истощенных детишек в ряды гитлерюгенда. Начало вышло многообещающим. Вессель обладал для этого потрясающими данными: его смелый, жестокий и провокационный характер дополнялся даром убеждения и ораторским талантом. К тому же у него было легкое перо: в газете Der Angriff, рупоре национал-социалистической партии, он опубликовал стихотворение, которое начиналось так: «Знамена ввысь! В шеренгах, плотно слитых, СА идут, спокойны и тверды».

Дело Весселя стало одним из самых действенных мифов нацистской идеологии. Его провозгласили героем и мучеником движения, а положенное на музыку стихотворение – «Песня Хорста Весселя» – было провозглашено официальным гимном партии. Придя к власти, нацисты переименовали столь ненавистный им район Фридрихшайн в район Хорста Весселя, а имя Хорст превратилось в самое популярное мужское имя Германии (после Адольфа). Конечно, как всегда бывает с легендами, дело Весселя стало объектом сильнейшей манипуляции. Сейчас нам известно об этом во всех подробностях благодаря работе немецкого историка Дэниеля Сименса, который смахнул пыль с архивов, чтобы реконструировать ход событий. Приведенная ниже информация основана на книге, опубликованной им в 2009 году под названием Horst Wessel. Tod und Verklärung eines Nationalsozialisten («Хорст Вессель. Смерть и прославление одного националиста»).

В октябре 1929 года, через несколько месяцев после переезда на Гроссе Франкфуртерштрассе, Хорст Вессель познакомился с Эрной Янике, промышлявшей проституцией в окрестностях Александерплац. Полюбив друг друга, они стали жить в комнате Весселя. Согласно тому, что позже заявляла сама Янике, Вессель начал избегать своих товарищей и манкировать партийными обязанностями; она, со своей стороны, перестала заниматься «древнейшей профессией».