Время нас подождёт - Ульяна Орлова

Кверху лестница сужалась, а колонна, которая образовывала стену слева, словно расширялась. Один раз нам встретилась дверь, на которой тоже висел замок.

— А от него у тебя ключа нет? — полусерьёзно спросил я.

— Нет, — покачал головой Коля. — Держись крепче, там впереди совсем стёртые ступени!

Я отдышался и снова пошёл вслед за ним… Наконец мы достигли верхней площадки. Над нашими головами оказался квадратный люк, в который сначала пролез Коля, потом, присев на корточки, протянул мне руку, и мы оказались в большой круглой комнате.

Я вздохнул, огляделся и ахнул.

Серый бетон, крошки штукатурки, пара консервных банок, огромные проёмы окон, из которых видно… Лес. Маленькие деревья, ёлки, которые терялись в белоснежной дали, где только на горизонте мерцали жёлтые и голубые огоньки; громадное, необъятное белое небо… Да таким маленьким и ничтожным я почувствовал себя под этим небом, что мне стало страшно и захотелось вцепиться покрепче в Колькину руку… Дух захватывало от этой высоты и дали, от громадного пространства, которое вдруг распахнулось мне в этой серой комнатке. Колька преспокойно подошёл к противоположному окну, кивнул мне:

— А там город, смотри!

Я обернулся, на ватных ногах подошёл к нему и встал рядом.

Дома, огни витрин и фонарей, маленькие, словно игрушечные, автомобили, яркие магазины, крошечные пешеходы… серый асфальт, жёлтые окошки, заснеженные дворики, берёзки… Телевышка, рынок со множеством палаток, школа, от автобусной остановки медленно двинулся автобус… И всё такое маленькое, словно игрушечное, и, в то же время, реальное, и страшно от осознания того, как высоко мы забрались, и ещё — какие мы на крошечные среди всего этого города. Нам кажется, что город маленький, а мы такие сильные, большие, смотрим на него свысока, а на самом-то деле… громадный он этот город, а ещё больше — небо над ним, а мы — крупинки этого города, этого мира.

Вот, слово такое смешное вспомнил… парадокс. Всё наоборот, да?

Белые хлопья опускались на дома так неторопливо и задумчиво, словно переносили частички спокойствия и величия неба…

— Давай свой бинокль! — поторопил меня Колька. Я машинально расстегнул куртку, снял прибор.

— На…

— Ух ты!.. Миха, ты только глянь, это ж надо!.. Вон парень девушку целует… А вон… Олька Щеглова идёт, довольная! Сумкой размахивает, по телефону болтает и смеется! Вот это да, вот это увеличение!

Оля Щеглова — наша одноклассница, отличница и вообще загадочная девица. Занимается в музыкалке, на физкультуре отлично играет в баскетбол и при этом нисколечки не задаётся. Скромная, на переменках молчит, книжку какую-нибудь читает.

— Ну, дай, посмотрю!

Я забрал у Мишки бинокль и стал рассматривать.

И вправду здорово! Так близко, что кажется — руку протяни и дотронешься! Точно Олька, её шапка полосатая, с бомбончиками. Ой, остановилась возле магазина одежды, заходит… Надо будет завтра у неё спросить — зачем она туда заходила? — вот удивится!.. По тротуару прогуливается семейная пара с большой красной коляской, и я даже увидел, как малыш улыбается, показывая ручкой на дорогу! А на остановке, активно жестикулируя, что-то горячо обсуждали три бабушки и дедушка в очках и пушистой шапке, и сидели на лавочке три парня — один давал другому прикурить, а третий был лысый, без головного убора…

Я вздрогнул и опустил бинокль.

Лысым парнем был Перец.

Глава 25.

От себя не убежишь.

Обратно мы спускались молча.

Я шёл по ступеням и вспоминал, как несмотря на отчаянное желание спрятаться в глубине комнаты, я снова поднял бинокль, продолжая рассматривать тех парней… Да, это был Перец, он даже поднял лицо на башню, и я, «встретившись» с его взглядом, машинально шагнул назад. После этого мне уже не хотелось смотреть в бинокль и спускаться вниз — тоже, а Наташе я позвонить и вовсе позабыл, всё думая… как же? Это он… он здесь, зачем? Как мне не хотелось с ним встречаться!

— Мих, ты чего такой? — спросил Коля.

— Ничего. Потом скажу.

— Давай говори сейчас! — Коля упёрся в меня серыми глазами — тревожными и твёрдыми: он не уйдет, пока я ему не расскажу. Умел он так смотреть, что хочется отвести взгляд…

— Давай от окошек отойдем только…

Мы отошли к лестнице.

— Ты парней на остановке заметил?

— Нет.

— Посмотри, только не подходи близко к проёму. Скажешь, когда уйдут.

— Ты их знаешь?

Я кивнул и прислонился к перилам.

— Колька, лучше от них держаться подальше. Загрызут.

Коля, не опуская бинокля, отозвался:

— Из детдома?

— Ну… У них компания такая… Они со взрослыми парнями связаны, большими, а мелких заставляют на себя работать. Воровать, деньги приносить. А не принесешь — всё, хана тебе!

— Так уж и «хана»! — воскликнул Коля и, опустив бинокль, посмотрел мне в глаза. — Мих, думаешь, на них управы не найдётся?.. Всё, они в маршрутку сели, уехали.

Я про себя выдохнул. А Кольке сказал.

— Какая на них управа? Они так работают, что следов не найдешь, воспитатели их боятся! Коль, какая на них управа?! Если они рассказывали, как нападали на взрослых людей… Среди них есть те, кто уже сидел… Что с ними сделаешь, что?!

Это я крикнул уже от отчаяния. От боли, от внезапной тревоги, от страха потерять свою новую семью, от того, что нет рядом Юрки… Он ведь не знает, я не рассказывал ему!

— Они точно ушли?

Колька кивнул. И бесцветно сказал, тихо как-то и в то же время жёстко.

— Миш, не всё в этом мире меряется силой. И на старуху бывает проруха. И на бандитов… А ты рассказывал кому-нибудь про них? Ты же говорил, что какой-то знакомый у тебя в полиции работал.

— Не у меня, а у Юры! Не рассказывал я ему.

— Почему?

— Страшно.

— Ну и дурень! — выдохнул Коля. — Ладно, ты не бойся. Что-нибудь придумаем…

Обратно мы шли молча.

Купили картошки и разошлись по домам.

Как же хорошо дома! Светлая прихожая, белые обои с ромашками, вязаные салфеточки на тумбочке. Кот, как только я пришёл, стал тереться об меня и подлизываться, Екатерина Николаевна встретила, взяла у меня куртку. Я успокоился немножко, плюхнулся на пуфик, стал снимать ботинки, размышляя о том, что вот, вернулся ты домой, и что бы там, снаружи, не происходило — здесь, будто в крепости…

И тут я увидел Наташу.

Обычно глаза у неё голубые-голубые, чистые, как вода в том озере, которое однажды мне приснилось. Они всегда добрые, эти глаза, весёлые, совсем девчоночьи, и лучится из них какой-то невидимый свет. А сейчас они были серыми, усталыми, и такими грустными, будто что-то случилось, я бы сказал — испуганными, точно она была со мной в башне… В общем, стыдно стало мне, когда я эти глаза увидел, так неловко, что заполыхали уши, а внутри всё скомкалось, и я опустил глаза…

— Наташ, ты это… не сердись… — понял, что говорю совсем не то, что нужно, и — смолк.

— Вы куда за картошкой ходили? — чуть слышно спросила Наташа.

Я чуть было не сказал: на башню.

— Мы пошли в «Перекрёсток», потому что в нашем магазине её не было, и просто немного не туда зашли…

Точно, дурень.

— Мог хотя бы позвонить.

И всё. Больше она ничего не сказала. Ушла в комнату.

Лучше б наругалась.

Вечером я заглянул к ней в комнату: Наташа, сидя за столом, смотрела спектакль, который Славка и его друзья показывали ребятам в детдоме. Иногда щелкала мышкой, что-то выделяла в компьютере и снова запускала видео. Я нерешительно постоял в дверях, поглядывая на монитор: мне тоже хотелось посмотреть спектакль, а с другой стороны было стыдно перед Наташей. А видео было хорошее, качественное, будто снимали фильм, а не игру на сцене.

— Чего ты топчешься, как слон возле веников? — спросила Наташа и, щелкнув мышкой, обернулась.

Я уставился в пол.

— Наташ, я не буду больше… — виновато пробормотал я.

— Чего не будешь? — поинтересовалась она.

— За картошкой… То есть, звонить буду, когда вдруг задержусь!

— Ну-ну, — недоверчиво усмехнулась Наташа. — Тебя только за смертью посылать, а не за картошкой! Чего встал-то? Проходи. Будем вместе кадры для фоток выбирать.

Я вздохнул и уселся на кровать. И мы стали смотреть.

Спектакль назывался «Дары Артабана», и в нём повествовалось о странствиях одного волхва, Артабана, который искал Великого Царя. Начинался он так. На проекторе, на всю сцену показали большую фотографию ночной пустыни. В левом углу сцены поставили маленький вертеп, где были изображены Мария и Иосиф возле Младенца в ясельках. Володька, Федя, Олежка и Славка вышли в красивых одеждах, с бородами, в плащах, украшенных звездами и золотых башмаках с загнутыми носами. Антон неторопливо рассказывал: «Во дни царя Ирода, когда близ Вифлеема, в пещере, родился Спаситель мира Иисус, на небе зажглась необычайно яркая звезда. Звездочеты, или маги, волхвы, как их называли на родине, говорили, что новое светило — это знамение Божие, что родился давно предсказанный в священных книгах Великий Царь, Царь правды, Избавитель людей от зла, Учитель новой жизни. Волхвы решили идти искать рождённого Царя, чтобы поклониться Ему.