Самый старший лейтенант. Разведгруппа из будущего - Юрий Валин

Тьфу, можно же «выпрыгнуть». Почему-то мозг в очередной раз упрямо отказывается признавать, что есть лазейка. В Отделе при каждом удобном случае напоминали о варианте экстренной эвакуации. По статистике, агенты этой возможностью практически не пользуются. И совершенно напрасно. На трусость такая эвакуация смахивает, но если Отдел потерял две трети агентов при невыясненных обстоятельствах, то как можно делать правильные выводы и исправлять ошибки? Но в «кальке» всем наплевать. Жить и умирать можно лишь в одном месте. Любой агент через год непрерывной работы перестает быть агентом. Остается в лучшем случае союзник и осведомитель. Вживаются люди. Надо понимать, не все агенты, связь с которыми прервалась, физически погибли. Впрочем, сколько их было-то, агентов, за пятьдесят лет существования Отдела? Неполных три десятка. Не работа, а имитация.

Из кабины пилотов вышел Стас, жестом показал — истребители сопровождения отвалили. Понятно, теперь сами по себе. На своих бы ночных охотников не напороться. Завалят в море и присматриваться не станут. Впрочем, последние три дня во всех авиачастях фронта и ЧФ введена особая готовность. Лишних машин в воздухе появляться не должно. Символические налеты штурмовиков и отпугивание немецких бомбардировщиков не в счет. Высокооктановый авиабензин экономят, топлива жутко не хватает. Ленд-лизовский из Ирана везут. Сейчас на всех аэродромах ждут сигнала. Впрочем, дальние бомбардировщики, наверное, уже в воздухе. Что бы ни случилось, штурм начнется. Но и от вас, товарищ Земляков, кое-что зависит. Вернее, от вас и «Железной Анни».

— Жень, ты там с фрицами в дискуссии не вступай! — неожиданно прокричала Катрин. — Кивай согласно, напирай на приказ и срочность. Приказ практически подлинный, радиограмму они получат, нас ждут. Так что дави высокими авторитетами. Что у нас, что у немцев наглость — второе счастье.

— Насчет приказа — Стас этим делом займется. Я только по грузу. Боюсь, запутаюсь. У них там такой складской учет, приход-расход — сам черт ногу сломит.

Катрин ткнула пальцем в дощатый настил грузового отсека:

— Полагаю, сейчас там, внизу, отчетность несколько упростилась. У твоих коллег по Шиллеру нервы тоже не стальные. Под бомбежкой который день сидят.

Женька кивнул:

— Я понимаю. Кать, ты только сама не высовывайся. У рядового состава дисциплина упала, мало ли…

Начальница засмеялась:

— Тревожишься за мою невинность? Тронута. Буду мышкой сидеть, сухариками хрустеть. Если стрелять не начнете. Ты «вальтер» не потеряешь?

Женька похлопал себя по боку, по карману комбинезона, в котором лежал пистолет:

— Не потеряю. И в себя не пальну. Вот ботинки меня доконают.

Начальница глянула на его обувь, покачала головой. Летные ботинки были на размер меньше, но в сапогах, пусть и немецких, бортстрелок выглядел бы странно. Издержки импровизированной подготовки.

— Ничего, доковыляешь. Главное, не задерживайтесь. Что-то я нервничать начинаю.

Из кабины пилотов выскочил Стас, за ним выглянул радист:

— На подходе. Запрос приняли. Командир спрашивает — как настроение?

— Рабочее! — заорала Катрин. — Попроси естественнее сажать, без выеживания. Знаю я его лихость.

Женька и Стас протиснулись к иллюминатору. Сначала тянулась тьма, слабо играющая отблесками луны, — волны моря. Потом левее, на горизонте, заиграли зарницы. Внезапно Женька отчетливо разглядел вспышки орудийных выстрелов. Десятки, может быть сотни.

— Мама моя, где же мы сядем? — прокричал Стас.

— Сядем. Командир знает. — Женька оглянулся к наставнице: — Эх, хотел я к пулемету залезть, на звезды сверху глянуть.

— Я тебя в планетарий свожу! — проорала Катрин. — На немецкий переходите, комедианты.

— Spaß beiseite, — сказал Дибровицкий, поправляя торчащий из-под комбинезона ворот с «птичкой» унтер-офицера. — Wir müssen uns konzentrieren.[34]

— Wie ausgemacht. Ich bleibe beim Flugzeug, du gehst zum Verladungsoffizier.[35]

«Юнкерс» тряхнуло совершенно неожиданно, Женька приложился боком о снарядный ящик, ухватился за ручку над сиденьем.

— Сядь, дубина! — рявкнула Катрин, плотнее упираясь ногами в переборку.

Женька скорчился, десятитонный самолет заскакал козлом, накренился. «Зря по поводу накладных волновался», — успел подумать Женька. Скачки вроде бы замедлились. Рев двигателей стал тише.

— Raus![36] — скомандовал Стас.

Женька справился с дверью. В лицо ударили запахи сухой земли, бензина, горелой травы. Самолет, сильно раскачиваясь, катился по неровному взлетному полю. Вокруг царила непроглядная тьма, только впереди мигал, что-то указывая, узкий луч фонаря. Вдруг все озарилось оранжевым светом, сухо треснул разрыв. На миг Женька разглядел силуэты самолетов, бегущих навстречу людей. Снял с креплений, подпихнул к двери металлический трап. Поправляя непривычную пилотку, оглянулся. Катрин, придерживая висящий на плече автомат, погрозила пальцем и отступила в темноту отсека.

* * *

— Не могу знать, что это за штуковины. Приказано не вскрывать. Сопровождающий летит другим бортом. Майор Штирлиц. Там этих контейнеров штук сто, — Женька нервно оглянулся. — Нельзя ли, побыстрее, господин фельдфебель?

— Не трясись, сосунок. Сейчас примите раненых и взлетите. Я все равно не понимаю: код у этой дряни, как у моторного масла, но индекс другой. И куда мы должны это дерьмо деть?

— Не могу знать, господин фельдфебель. Сейчас сядет самолет с сопровождающим, майор вам все разъяснит. Нам было приказано взять только 88-мм и продукты. А контейнеры к нам загрузили только те, что не вошли на борт соседям.

— Черт, что за ерунду вы нам возите? И что ты трясешься? В штаны наделал? Это еще ничего, днем русские накладывали как следует.

Громыхнуло где-то за самолетами. Женька присел на корточки:

— Это дальнобойные?

Тоже пригнувшийся фельдфебель сплюнул:

— Это их ночной бомбардировщик. Пушки примутся за нас чуть позже. Мы на фронте, малыш. Надеюсь, следующим обратным рейсом ты прихватишь и меня.

— Буду рад, господин фельдфебель, — Женька оглянулся — самолет уже заканчивали разгружать. Десяток человек из аэродромной команды работали в молчании, но очень слаженно. Ценили каждую минуту. Снаряды перегрузили сразу на грузовик — он уже укатил в темноту. Контейнеры, похожие на пузатые молочные фляги, выкрашенные защитной краской и промаркированные многозначным индексом, аккуратно составили на две тележки. За аккуратность разгрузки Женька был весьма признателен.

К «юнкерсу» подкатила санитарная машина, выскочил суетливый человечек:

— В первую очередь примите господина подполковника. Проникающее грудной клетки. Где ваш командир, ефрейтор?

— У нас небольшие неполадки с радиосвязью. Сейчас устраняют, — объяснил Женька. — Сколько будет раненых?

— Сколько сможем втиснуть.

Женьке хотелось выругаться. Эвакуация раненых совершенно не входила в планы опергруппы. Пусть уж немцы как-нибудь со своими калеченными сами разбираются. Куда Стас пропал? Не так что-то пошло?

Пистолет давил бок. Если что учуют, взлететь будет трудно. Хотя у Валши что угодно может выгореть. Сел же вслепую на эти рытвины.

Из темноты выкатился вездеход, на миг ослепил вспышкой фар.

— Нельдек, почему здесь раненые? — хрипло закричали из кабины. — Мы должны выпихнуть спецгруз.

— Но у меня в плане нет ничего подобного! — затряс планшетом фельдфебель.

— Выкинь свои подтирки! У этих типов приказ — срочно забрать те ящики. Днем пришла шифрограмма.

Раненых все равно подсунули. Женька помогал поднимать носилки с бессознательным пехотным подполковником. Кое-как уместили несчастного среди опечатанных ящиков. Ящики были увесистые — бумага, плюс тяжкий груз секретов, плюс добротная тара с металлической окантовкой. Черт знает что там за секреты, но раз Найок счел нужным навести на них, значит, цену имеют. У агента еще тот крысиный нюх.

Рядом с Женькой работал Дибровицкий. Взмок парень, пилотка заткнута под погон, рыжая челка слиплась. Набегался, да еще нервничает. Сам Женька уже успокоился: груз сдали, груз приняли, ящики с архивом кое-как закрепили — уже хорошо. В такелажных работах навыков у фальшивых бортстрелков было маловато. Ничего не поделаешь: или в облаках жужжать и в накладных уметь разбираться, или языком противника владеть.

Оказалось, успокоился Женька рано. К самолету приковыляло еще четверо раненых, да еще носилки с лежачим приволокли.

— Мы полностью загружены, — неуверенно сказал Стас. — Сейчас будут еще самолеты.

Артиллерист в расстегнутом мундире, под которым белели бинты, молча начал карабкаться по трапу. Повернулся, оттеснив задом Женьку. Остальные подняли носилки.