Молчание ягнят - Томас Харрис

— А вы знаете, почему он не отказывается разговаривать с вами, мисс Старлинг?

— Нет, доктор Чилтон.

Он обвел взглядом развешанные на стене дипломы и сертификаты, как будто собрался начать речь в ходе избирательной кампании. И снова повернулся к Старлинг.

— Вы вообще, отдаете себе отчет, чем занимаетесь?

— Конечно.

У Кларис начали дрожать колени. Нет, не следует затевать сейчас ссору с этим Чилтоном. Нужно поберечь силы на доктора Лектера.

— Вы занимаетесь тем, что приходите ко мне в больницу, чтобы взять интервью, и отказываетесь поделиться со мной информацией.

— Я всего лишь выполняю инструкции, доктор Чилтон. У меня есть номер телефона Генерального прокурора Соединенных Штатов. Так что либо обсудите этот вопрос с ним, либо разрешите мне приступить к работе.

— Я здесь не просто надзиратель, мисс Старлинг. И прибегаю сюда среди ночи не просто для того, чтобы кого-то впустить и кого-то выпустить. Между прочим, у меня на сегодня был билет на оперетту.

Услышав слово «билет», Кларис вдруг тут же ярко представила себе всю его жизнь. Увидела его полупустой холостяцкий холодильник, усыпанный крошками журнальный столик, на котором он, сидя перед телевизором, устало ужинает в полном одиночестве, увидела все его вещи, месяцами стоящие на полках, ожидая, пока он снимет или хотя бы передвинет их, уловила всю тоску его бесцветной, скучной жизни. И сразу же почувствовала, что сейчас не нужно ни говорить, ни отводить глаз. Она чуть наклонила голову и посмотрела на него долгим взглядом, пока не поняла, что он больше не сможет продолжать разговор.

Через минуту Кларис уже спускалась в подвал вместе с санитаром по имени Алонцо.

Глава 22

Шагая рядом с Алонцо по лабиринтам психиатрической лечебницы, Кларис удалось отключиться, чтобы не слышать хлопанья дверей и криков сумасшедших, хотя она и чувствовала эти звуки всем своим существом. Было ощущение, что они все глубже и глубже опускаются под воду.

Близость безумия — мысль о связанной по рукам и ногам Кэтрин Мартин, о маньяке, обнюхивающем ее и лезущем в карман за каким-нибудь ужасным орудием пытки — подталкивала Кларис на то, чтобы во что бы то ни стало выполнить свою работу. Но ей нужна не просто решимость. Ей нужно быть спокойной, уверенной в себе, нужно превратиться в острое, тонкое орудие. Нужно суметь проявить терпение, зная, что необходимо спешить. Если доктор Лектер и в самом деле знает ответ на ее вопрос, нужно суметь вычленить этот ответ сквозь все хитросплетения его речи.

Кларис вдруг поймала себя на том, что думает о Кэтрин Мартин как о ребенке, которого она видела в выпуске новостей — маленькой девочке на борту огромной яхты.

Алонцо остановился у последней двери и нажал на кнопку звонка.

— …Научи нас быть терпимыми к ближним и нетерпимыми к врагам, научи владеть собой…

— Что, простите? — вскинул брови Алонцо, и Кларис осознала, что молится вслух.

Он оставил ее на попечение громадного санитара, который открыл дверь.

— Добро пожаловать к нам снова, — прогремел санитар, закрывая засов на бронированной двери.

— Привет, Барни, — попыталась улыбнуться Кларис.

В руке санитар сжимал толстую книгу в мягкой обложке. «Чувства и восприимчивость» Джейн Аустен, быстро прочла Кларис.

— Как быть со светом? — спросил санитар.

Коридор между ровными рядами камер был погружен во мрак. Лишь последняя клетка светилась ярким светом.

— Доктор Лектер не спит.

— Ночью он никогда не смыкает глаз. Даже если выключить весь свет.

— Пусть все остается как есть.

— Когда будете идти, держитесь середины коридора и не трогайте решетки, ладно?

— Я бы хотела выключить этот чертов телевизор, — попросила Старлинг.

Телевизор стоял в дальнем конце и был развернут к центру коридора. Кое-кто из пациентов смотрел его, прислонив голову к решетке.

— Конечно. Выключите звук, но если не возражаете, оставьте хотя бы изображение. Некоторым из них нравится таращиться в этот ящик. Если захотите присесть, стул там же, где и раньше.

Стараясь не смотреть по сторонам, Кларис двинулась по темному коридору. Стук каблуков эхом отдавался в ушах. Единственным посторонним звуком был храп, доносящийся из одной камеры, и тихое бормотание из другой.

В камеру Миггса поселили новенького. Краем глаза Кларис увидела вытянутые на полу длинные ноги и голову у самой решетки. Человек сидел на полу, пытаясь сложить что-то из листа бумаги. Лицо не выражало абсолютно никаких чувств. В пустых зрачках отражался свет от экрана телевизора. Из угла рта на плечо стекла слюна.

Кларис не хотелось заглядывать в камеру доктора Лектера, не убедившись, что он увидел ее. Она прошла мимо и выключила звук телевизора.

На Лектере была белая, такая же, как и вся его камера, пижама. Лишь его глаза, волосы, да красные губы придавали этому обиталищу хоть какой-то цвет. Он сидел за столом у самой сетки, отгораживающей его от железной решетки, и рисовал свою руку на куске туалетной бумаги.

Кларис подошла ближе. Лектер поднял голову.

— Добрый вечер, доктор Лектер.

Из его рта появился кончик языка, быстро лизнул верхнюю губу и снова спрятался.

— Кларис.

В его голосе по-прежнему звучал металлический скрип. Интересно, сколько он не разговаривал?

— Поздновато для школьницы.

— Будем считать, это у меня вечерняя школа, — ответила Кларис, тут же подумав, что голос прозвучал недостаточно уверенно. — Вчера я была в Западной Вирджинии.

— Вы поранились?

— Нет, я…

— У вас свежая повязка, Кларис.

— Ах, да, — удивленно вспомнила она. — Я поцарапалась сегодня, когда плавала в бассейне.

Повязку под брюками совсем не было видно. Очевидно, он просто унюхал ее.

— Вчера я была в Западной Вирджинии. Там нашли тело. Последнюю жертву Буйвола-Билла.

— Не совсем последнюю, Кларис.

— Предпоследнюю.

— Да.

— У нее был снят скальп. Как вы и говорили.

— Не возражаете, если я буду продолжать рисовать, пока мы с вами беседуем?

— Нет, пожалуйста.

— Видели останки?

— Да.

— А предыдущие видели?

— Нет. Только фотографии.

— И что вы почувствовали?

— Страх и тревогу. А потом была слишком занята, чтобы что-то чувствовать.

— А потом?

— Потрясение.

— Но это не отразилось на качестве вашей работы?

— Нет. Работала, как надо. Даже лучше.

— Для Джека Кроуфорда? Или он сидел дома и только звонил по телефону?

— Нет, он был там.

— Уделите мне одну секунду, Кларис. Наклоните, пожалуйста голову, как будто вы спите. Да-да, вот так. Задержитесь, на мгновение… Спасибо. Присаживайтесь, если хотите. Вы говорили Джеку Кроуфорду о моей просьбе?

— Да. Но, по-моему, он не обратил особого внимания.

— А после того, как нашли это тело в Западной Вирджинии?

— Он говорил со своим начальством, из университета…

— Аланом Блумом.

— Да, точно. Доктор Блум сказал, что Буйвол-Билл пытается соответствовать образу, созданному газетчиками. А снятие скальпов — это всего лишь игры бульварной прессы. Доктор Блум считает, любой мог догадаться, что такое рано или поздно произойдет.

— А сам доктор Блум предвидел, что такое произойдет?

— Он говорит, что да.

— Значит, предвидел, но никому не говорил. Понятно. А вы что думаете, Кларис?

— Я не уверена.

— Вы немного разбираетесь в психологии, знакомы с судебной медициной. Помогает вам это в вашем деле?

— Вообще-то, честно говоря, дело продвигается не особенно быстро.

— Но что две эти дисциплины говорят вам о Буйволе-Билле?

— Ну, согласно книгам, он обыкновенный садист.

— Жизнь — довольно скользкая штука, Кларис, чтобы ее можно было изучить по книгам. Гнев и злоба очень часто проявляются как страсть, волчанка проявляется обыкновенной крапивницей. — Доктор Лектер закончил рисовать левую руку, переложил в нее уголь и принялся рисовать правую. — Вы имеете в виду учебник доктора Блума?

— Да.

— Вы читали там обо мне?

— Да.

— Как он описывает меня?

— Чистый социопат.

— Как вы считаете, доктор Блум всегда прав?

— Я все еще ожидаю, что аффект только поверхностный.

Доктор Лектер улыбнулся, обнажив маленькие белые зубы.

— У нас везде полно экспертов и специалистов, Кларис. Везде, куда ни плюнь. Доктор Чилтон, например, говорит, что Сэмми из соседней камеры — типичный гебефренический шизофреник и безвозвратно потерян. Он поместил его в камеру старины Миггса, потому что думает, что Сэмми конец. А вы знаете что-нибудь о гебефрениках? Не бойтесь, он не услышит.

— Почти не поддаются лечению, — ответила Кларис. — Временами страдают аутизмом и раздвоением личности.