Дневники, 1915–1919 - Вирджиния Вулф

и, я полагаю, свою книгу. Хотела бы я иметь такой же широкий кругозор.

Я сегодня ездила в Лондон со своей рукописью[417], а Л. был у Харрисона[418].

(Эта запись каким-то образом прервалась, но, насколько я помню, Л. встретил Дезмонда в Лондонской библиотеке; вместе они искали слово на букву «f» в словаре сленга, но были удивлены и опечалены, обнаружив на нужной странице жирные следы пальцев сотрудников. Моя вторая половина дня была, по сравнению с этим, целомудренной, хотя я вряд ли горжусь тем, что совершенно сбилась с пути в поисках площади Принтинг-хаус[419] и попала в лабиринт маленьких полуосвещенных, очень оживленных и деловых улиц, которые я бы хотела исследовать. Самое сердце журналистики именно там, а вдоль дороги стоят тележки, чтобы в них можно было сбрасывать тюки газет. Любезный человек в форме что-то сказал про склад и направил меня, наконец, к «Times», хотя я все равно умудрилась потеряться. Наверное, это было именно так, поскольку помню, как быстро шла в неправильном направлении, но становилось все темнее и темнее, пока я не поняла свою ошибку и не вернулась назад. Этим воспоминаниям уже неделя.)

3 декабря, понедельник.

Невозможно вспомнить события целой недели сразу, что, признаюсь, было бы моей обязанностью, претендуй я на точность. В какой-то день я ходила к дантисту, а Барбара провела у нас 3 дня, и это привело к катастрофическим последствиям, поскольку, проверив ее работу, мы обнаружили столько ошибок, что пришлось заново набирать текст. Я ожидала от Барбары не ума, но хотя бы скорости и точности хорошей рукодельницы. Это раздражало. В субботу Л. читал лекцию в Хампстеде[420]. Удивительно, какой отпечаток накладывает Хампстед даже на обычное собрание тридцати человек: ухоженных, благопристойных, бескомпромиссных и благородных пожилых леди и джентльменов; молодых людей в коричневых костюмах и с серьезными взглядами на жизнь; безвкусных женщин и узкоплечих мужчин — все они, сидящие у камина в ярком свете и окружении книг, конечно, заранее согласны с тем, что говорят. Старый доктор Кларк[421] наизусть цитировал положения международных соглашений по порядку; Гобсон был проницателен, рассудителен и любезен; пришла замечательно выглядящая Джанет. Однако потом нам пришлось мчаться на метро на Лестер-сквер[422], чтобы поужинать с Барбарой и молодой женщиной по имени Джи[423]. Затем мы ходили на «Фигаро[424]» в «Old Vic[425]». Это было совершенно прекрасно, романтично и остроумно; переходы от одной красоты к другой — совершенство музыки и оперы.

В воскресенье мы узнали[426] о гибели Сесила и ранении Филиппа [Вулфов].

Днем, когда Л. вернулся из Стейнса, мы гуляли вдоль реки и подошли к старому дуплистому вязу, в труху которого, как мы догадались, кто-то воткнул спичку. Подул ветер, и вскоре разгорелось пламя. Толпа остановилась. Первый пожилой джентльмен говорил настолько уверенно, что я ему поверила. Он заявил: так всегда избавляются от старых деревьев; нечему удивляться; это не случайность и не злой умысел — и с явно самодовольным видом пошел дальше. Второй пожилой джентльмен сомневался, но в конце концов согласился с нашим мнением, что никто не станет сжигать дерево на общественной дороге в воскресенье. Тем временем оно горело довольно красиво, но мы все же сообщили в полицию, ведь огонь мог перекинуться через кусты и на другие деревья. Леонард очень сильно простудился — ужасная неприятность.

Сегодня он остался дома и набрал 21 строку. Я ходила к Харрисону, в «Mudie’s», в «Times» со статьей о миссис Дрю[427] и только что вернулась обратно. Морозная ночь; звезды отполированы до блеска и светятся куда ярче, чем улицы. Я снова сбилась с пути, но, поскольку никто не знает, где находится площадь Принтинг-хаус, каждый может там заплутать. Я достала второй том «Воспоминаний» лорда Морли[428] — действительно солидная книга, похожая на те, что покупал отец, и такого же уродливого красного цвета. Как-то вечером, когда мы сидели у камина, к нам заглянул Уолтер Лэмб; полагаю, мой всепоглощающий снобизм немного сбил с него спесь.

5 декабря, среда.

Наша ученица довольно сильно давит на нас. С одной стороны, мне всегда стыдно испытывать эти чувства в ее присутствии, но она скорее мешает нашему комфорту. Возможно, дело в молодости или в том, что она в определенном смысле отшлифована так сильно, что в ней не осталось глубины. С другой стороны, она милая и внимательная, и с ней можно быть открытой. Настоящая проблема — это качество работы. Сегодняшний день Л. провел в тщетных попытках печати хотя бы с одной из набранных ею страниц, которые никак не закрывались[429]. Поскольку одну из двух страниц пришлось полностью набирать заново, ее работа сводится к нулю или даже меньше, учитывая потраченное время Л. Опять выдался холодный день. Наша единственная вылазка случилась уже после наступления темноты — в типографию, чтобы одолжить перевернутые запятые. Вчера Л. навещал Филиппа в Фишмонгерс-холле[430]. Я расположилась в одной комнате, а Барбара в другой. Дни, проведенные в помещении, не богаты событиями и пролетают, не успеешь и глазом моргнуть, поэтому в 9 часов вечера, как сейчас, кажется, что рабочий день только начался. Возможно, это результат беспрепятственного перехода от одного занятия к другому. Л. читает «Жизнь Дилька[431]»; его беспокоит блоха на спине. Я дошла до середины «Чистилища[432]», но нахожу его жестоким — полагаю, это скорее из-за смысла, чем из-за стиля написания. Нам пришли новые стихи Харди[433], но мы одолжили их Филиппу.

6 декабря, четверг.

Когда я вчера вечером писала, что день только начинается, то еще не знала, насколько же была права. Мысли наши, казалось, далеки от воздушных налетов; мрачная ночь; луна показалась лишь часов в одиннадцать. Однако в пять утра меня разбудил Л., и я мгновенно ощутила выстрелы, словно все органы чувств включились, полностью готовые. Мы схватили одежду, одеяла, часы и фонарик, а залпы звучали все ближе, пока мы спускались по лестнице, чтобы, закутавшись в одеяла, усесться вместе со слугами на древний черный сундук в кухонном коридоре. Сказав, что она себя плохо чувствует, Лотти присоединилась ко всеобщему шушуканью, шуткам и обсуждению, которые практически заглушили выстрелы. Стреляли очень быстро и, очевидно, в сторону Барнса[434]. Постепенно звуки становились все более отдаленными и, наконец, прекратились, после чего мы вернулись обратно в постели. Через десять минут стало ясно, что оставаться