Пожиратели звезд - Ромен Гари

– Замолчи, – приказал отец.

– Может быть, я и тебя убью, – заявил Хосе. – Я всех вас поубиваю. Просто так, лишь бы доказать. Да, у меня нет сейчас того, что мне нужно, но когда-нибудь я это получу. Вот увидите. И тогда у меня будет все, а вам я не дам ничего.

– Нет у тебя таланта, – заметил брат.

– Однажды я вернусь сюда – вот тогда я вам покажу, – ответил Хосе.

– Нечего тебе показывать, – сказал брат, – видел я тебя.

– Не обязательно тебе становиться тореро, – рассердился отец. – Почему ты не хочешь попробовать что-то другое?

– Вот увидите, – твердил юноша. – Когда я вернусь сюда, все кругом украсят цветами и флагами, повсюду будут висеть мои портреты. А тебя все будут уважать только за то, что я твой сын. Я буду иметь власть и все, что приходит вместе с ней. Я знаю, как ее получить. Знаю, кто ее дает. Я ходил в школу. У меня были хорошие учителя, и я знаю. А вы не умеете даже читать. Я умею. Меня учили всему, что необходимо для того, чтобы стать кем-то, – испанцы всегда это знали, поэтому и стали нашими господами. Я хочу заняться политикой. Я знаю, как становятся президентами и генералами, как становятся богатыми и могущественными, я могу вам рассказать о том, как это удалось Трухильо, Батисте и всем прочим господам…

– Вижу, глотка у тебя еще шире задницы, – объявил брат. – А судя по кольцам и нарядам, задница у тебя должна быть ой какой широкой.

– Хватит, – вмешался отец.

Хосе сунул руку в карман. Но здесь, в отцовском доме, на глазах у матери, он не мог этого сделать. Может быть, это было проявлением слабости, но он не посмел. «Мне еще многому следует научиться, – подумал он. – Мне еще предстоит проделать долгий путь. Я не сделал еще того, что следует, я – всего лишь жалкий новичок. Не удивительно, что не было ни знака, ни ответа. Отец Себастьян всегда говорил, что Бог видит все, что происходит в душе человека, и что тот, Другой, тоже это видит. Seсor знает, что я еще недостаточно плох. Но однажды я таковым стану. И тогда получу все. И стану господином».

Он оттолкнул от себя тарелку и встал:

– Я найду свою дорогу и пойду далеко. Я знаю, как взяться за дело.

Он вышел.

Смех брата раздался за его спиной. Они не верили ему. Глупые индейцы, ублюдки-кужоны, собаки, его племя. Они никогда не ходили в школу и не знали ничего на свете. Он шагнул в заросли тростника, глядя на звезды и размышляя о том, где же ему переночевать и повезет ли ему когда-нибудь, получит ли он нужную поддержку. Это оказалось гораздо труднее, чем он представлял себе. Слишком много конкурентов, слишком много людей, готовых на все. В стране, где каждый солдат, каждый полицейский, каждый метатель ножей обладает той же верой, что и у тебя, одержим тем же стремлением преуспеть, мало быть просто плохим. Мало быть плохим – нужно стать хуже всех. Как-то он слышал об одном великом вожде – там, за океаном, – звали его Гитлер, и он заставил содрогнуться весь мир. Имение этого-то Хосе и жаждал: стать любимым и почитаемым, заставив содрогнуться весь мир. Мир этот – не что иное, как мерзкая шлюха, которая обожает хороший пинок и отдается тому, кто сильнее. А ему всего семнадцать.

Он подскочил, почувствовав вдруг руку на своем плече, – сигара вывалилась изо рта, – покрылся гусиной кожей и оцепенел; никогда в жизни он не испытывал подобного испуга, а это оказалась всего лишь сестра.

– Ты забыл свои кольца.

– Я подарил их тебе, – промолвил он. – Продай их и купи себе платье. А я подарю тебе другие, если поедешь со мной в город.

– Я знаю, чего ты там от меня потребуешь, – заметила девочка.

– Тогда оставайся и дальше здесь гнить.

– Я поеду, – сказала она. – Хватит с меня этой рыбы.

Он испытал некоторое разочарование этой ночью, обнаружив, что она уже не девственница: она призналась, что уже невесть с каких пор с ней занимался любовью их брат. Его охватило отвращение и отчаяние, он уже не знал, что и предпринять.

На протяжении многих лет его брат грешил с этой девчонкой и оставался всего лишь поганым земляным червем, которого ночами била лихорадка. А отец Хризостом утверждал, что это смертный грех. Значит, должна же быть какая-то заслуга в совершении этого греха; полагается же за это что-нибудь: некоторое облегчение участи, какой-то знак благосклонности.

Исходя из того, что ему прежде внушали, то, что творил его брат, – великое зло, а значит, это должно было ему помочь выбраться из грязных лохмотьев раба, расстаться со своей вонючей норой и отвоевать место под солнцем. Вот это было бы действительно вознаграждением по заслугам. И к чему же тогда образование? Или учителя обманывали его? Может быть, это вовсе и не грех и следует делать что-то другое.

– Почему ты дрожишь? – спросила девочка.

Быть может, с собственным телом вообще невозможно сделать ничего по-настоящему плохого, подумал он, ни плохого, ни хорошего; ему вдруг вспомнилось, что из газетных комиксов, повествующих о жизни Гитлера, следовало, что великий вождь не ел мяса и пил лишь воду.

Быть может, тело не в счет – что с ним ни делай, все равно будешь чист и безгрешен, а зло обитает вне его? Пожалуй, и в самом деле большого зла задницей не наделаешь.

Однако ему опять пришел на ум отец Себастьян и его суровые предостережения относительно погибели души, в которую способно вовлечь человека тело. Он приободрился, почувствовав себя немного лучше, и с возродившейся надеждой прижал к себе девочку. Затем закурил сигарету и задумался. Слишком он нетерпелив. Очевидно, потребуются годы; годы ожесточенной борьбы, бездна упорства и храбрости, прежде чем он сможет достичь вершин и стать великим человеком. А то, что он сейчас делает, – сущая ерунда. Нужно верить в себя и не щадить своих сил. Сейчас он всего лишь novillero, он еще никому ничего толком не доказал.

Он всегда носил с собой в кармане газетную вырезку с изображением Гитлера – на фоне пылающих руин тот стоял в «мерседесе» вскинув руку, приветствуя ликующие толпы.

Не стоит слишком спешить.

Потом, уже в городе, все пошло как по маслу. Сразу чувствовалось – дело принимает хороший оборот. Они позировали для фотографов, снимались в фильмах, в задней комнате кафе устраивали публичные выступления для туристов. Хозяин кафе, неустанно разыскивавший все новые таланты, часами рассуждал о своих трудностях, о том, как сложно создать хороший номер, о недостатке у артистов энтузиазма, рвения и любви к своему ремеслу. Затем он замолкал, мечтательно – и определенно с уважением – глядя на Хосе. Это был пожилой, много повидавший и хорошо знающий жизнь человек.

– Ты далеко пойдешь, мой мальчик, – говорил он. – Есть в тебе нечто. Я это сразу понял, как только увидел тебя. У тебя есть способности. Это как и во всем: либо у тебя есть дарование, либо его нет. А у тебя оно есть. В тебе сразу чувствуется решимость. Все у тебя получится. У меня есть высокопоставленные друзья в полиции – если хочешь, могу замолвить за тебя словечко. Им всегда нужны парни вроде тебя – по-настоящему решительные. Держись за меня, малыш. Я тебе помогу.

Глава XI

Так он завел кое-какие связи. Некоторые из местных политиканов, желая развлечь иностранных гостей, завели обыкновение приглашать их с сестрой. Один американский делец, сбежавший из Штатов, две недели их содержал, но был постоянно пьян, и они его бросили, стащив у него одежду и бумажник. Было несколько богатых коммерсантов – они платили деньги, но были слишком требовательны и почти всегда скупы; вскоре Хосе понял, что все они только напускают на себя значительный вид, но никакого веса не имеют и в действительности никогда в жизни не имели того, что хотели, – вот и пытаются как могут наверстать упущенное. Не было у них нужных связей.

Ему надоело это занятие, публичные выступления и хозяин кафе с его красивыми обещаниями.

– Встретить по-настоящему влиятельных людей нелегко, мой мальчик, но ты сумеешь преуспеть. Ты славный парень, зубы у тебя острые, как ножи, – ты проложишь себе дорогу в этом мире, это я тебе говорю. У тебя есть все, что нужно.

А еще Хосе надоела веселость Розиты и ее песни; ему никак не удавалось по-настоящему поверить в то, что их совместное занятие действительно было ужасным грехом. Складывалось забавное впечатление, что он лишь шлепает по грязи, но ему никак не удается уйти в нее с головой. Всякий раз, когда выдавалась свободная минутка, Розита бросалась в церковь молиться и возвращалась веселая, как птичка. У него возникало такое чувство, будто она просто обречена на невинность. Теперь Хосе понимал, почему его брат, несмотря на все, что проделывал с ней, так и остался грязным деревенским рыбаком: она непорочна, и ничего тут не поделаешь. Почти в тот самый момент, когда он стал приходить к такому выводу, она влюбилась в какого-то таксиста и вышла за него замуж.

Теперь это толстая матрона с кучей детишек, которых она называет ангелочками, и больше он с ней не видится. Из всей этой авантюры ничего хорошего не вышло.