Метро 2033: Путь проклятых - Игорь Вардунас

Зверек молчал.

– Вот и я о том же.

Батон отпил еще.

Обожгло.

Посмотрел на бутылку. Дряни оставалось на пару глотков, с вязким осадком на донышке. Точечки какие-то плавали. Перемешивались. Ну, значит, и харэ.

Он кое-как доскреб щеку и убрал нож.

– Ладно, хвостатая, на боковую пора. Утро вечера мудренее. А ты иди, вынюхивай. К хозяйке давай. Ищет тебя небось… или дрыхнет уже давно.

Мышь еще немного посидела, пока охотник возился, укладываясь в палатке, а потом выбежала из тусклого и рассеянного света фонаря, коротко махнув хвостом.

«Грозный» продолжал свой путь, неуклонно следуя к юго-восточному побережью Балтийского моря.

Следующий день прошел без видимых изменений. Так миновали еще одни сутки. Потом еще одни.

Плыли.

* * *

Мигель прервал молитву, намотал четки на запястье и достал из сумки старый замусоленный блокнот, в который давно привык записывать свои мысли и наблюдения, – что-то вроде дневника. За последние годы воспоминаний было не так уж и много, равно как и знаменательных событий, разве что нападение пингвинов в двадцать втором и прибытие в Антарктику «Грозного» с последовавшей за этим трагической развязкой крестового похода балтийских моряков.

Но были и другие воспоминания, уносившие его в далекие годы юности, годы первых неопытных робких переживаний и чаяний. В те дни, когда он еще не был священником, а солдатом-миротворцем. И на его жизни темными пятнами лежали грехи.

Листая страницы, Мигель снова погружался в прошлое…

– …Власти Чили не исключают возможность вывода своих военных из Гаити, находящихся в этой стране в составе миротворческой миссии ООН, – бубнил телевизор в углу тесной комнатки с низким потолком, к которому крепился старенький вентилятор, лениво перемалывавший стоячий удушливый воздух.

– Выключи ты это дерьмо, – Хуан легонько пнул по-турецки рассевшегося на полу перед ящиком Пабло.

– Дай посмотреть, – буркнул тот.

– А то мы не насмотрелись, – хмыкнул Хуан. – Землетрясения, холера, полный букет, господа. Теперь еще сексуальный бартер в обмен на продовольствие хотят повесить. И все про наши задницы. Вытащат они нас, как же. Держи карман шире. Гребаное Гаити.

– Успокойся, – миролюбиво проговорил сидевший на диване Мигель.

– Успокойся, как же, – посмотрел на него напарник. – Тебя, можно подумать, тут все устраивает.

– Нет. Но у нас есть приказ, и мы должны его выполнять, – Мигель встал и закинул на плечо винтовку. – Идемте, нам еще улицу проверять.

Вечерело. На улицах Белладера, граничащего с Доминиканской республикой, куда их забросили в последние дни, было не слишком людно. Несколько запоздалых прохожих, пара успевших примелькаться пьянчуг из соседнего кабака, дети, пинавшие мяч в пыльном дворе за углом. Тоненький ручеек туристов за последние месяцы совсем иссяк. Да и те, что попадались, были знатными любителями пощекотать себе нервы: никто в здравом уме и твердой памяти не согласился бы по доброй воле посетить эту страну. Впрочем, на самом деле это только упрощало работу миротворцев. Каждодневную опасную работу.

Основная задача миротворцев заключалась в охране продовольственных конвоев и патрулировании улиц, ведь местная полиция и армия с этими функциями уже давно не справлялись. Да и отличить местных полицейских с военными от обычных бандитов порой было очень проблематично.

А здесь, на границе с Доминиканской республикой, обстановка была самая напряженная. Тысячи гаитянцев смотрели в сторону соседей с надеждой и нескрываемой завистью. Подумать только – один и тот же остров, одни и те же пальмы, одно и то же Карибское море, но какая разница между двумя странами! Одна – это райский уголок, который привлекает туристов со всего мира. А вторая – страна, одно название которой может отпугнуть кого угодно. И нет ничего удивительного в том, что многие гаитяне спали и видели себя в качестве работников на сахарных плантациях Доминиканской республики. Для многих это был предел мечтаний. А уж получить работу где-нибудь при отеле – это уже настоящая фантастика, счастливый лотерейный билетик. А сейчас, после того чудовищного землетрясения, произошедшего недалеко от Порт-о-Пренс, ситуация только усугубилась.

Тогда Мигелю казалось, что вот он – настоящий ад и самое дно человеческого падения.

Бизнес по переправке людей из Гаити в Доминиканскую республику расцветал буйным цветом. Многочисленные группировки постоянно устраивали между собой стычки за право владения этим неиссякаемым источником обогащения. Но все они были готовы объединиться на некоторое время, когда какая-то третья сила появлялась на горизонте. И этой третьей силой оказались миротворцы. Они должны были поддерживать хоть видимость какого-то порядка, который устраивал далеко не всех. Сейчас Гаити больше всего напоминало Тортугу в момент своего пиратского расцвета. Беззаконие и право сильного – вот что стояло на вершине. Да и не просто так, видимо, Тортуга входила в состав Гаити. Был в этом какой-то высший смысл.

Чили откликнулись одной из первых на призыв мирового сообщества о помощи гаитянскому народу. По составу миротворцев можно было изучать географию обеих Америк. Но вот только среди равных были те, кто считал себя равней остальных. В то время как американцы и канадцы окапывались на своих базах и давали бравурные интервью по поводу собственных успехов, всю грязную работу приходилось делать чилийцам, бразильцам, аргентинцам.

С каждым днем нападения на миротворцев учащались. Но если сначала все происходило как-то спонтанно, то теперь это все больше напоминало охоту. Охоту, главными трофеями в которой были голубые каски. Пару раз миротворцев даже брали в заложники в надежде на хороший выкуп. Но эти конфликты быстро разрешались. Или по доброй воле, или в ходе жестких и решительных действий со стороны миротворцев. И на то они имели полное право. Это, конечно, не афишировалось, ведь солдаты с шевронами ООН всегда и всюду должны были представляться рыцарями без страха и упрека, всегда готовыми прийти на помощь тем, кому она действительно была нужна.

Мигелю и его товарищам обещали, что в скором времени их должны были заменить, но конкретной даты никто не назвал. И эта неопределенность выматывала еще сильней, чем постоянные патрули и гнетущая обстановка. А капитан Вакасо на все резонные вопросы старался только отмалчиваться, не комментируя действия и обещания начальства. Но по нему было видно, что его сложившаяся ситуация беспокоит не меньше остальных.

Пабло запихнули за руль рычащего «хамви», Хуан встал за пулемет, и все неторопливо выдвинулись в патруль. Всего восемь человек. Ежевечерний осмотр квартала стал уже привычным делом. Знали каждый уголок, каждую хибару до кирпичика. В таких ситуациях внимание притупляется, а на его место приходит преступное безразличие.

Лица по дороге попадались одни и те же. Удивительное дело, но раньше Мигель не особо различал представителей негроидной расы, теперь же для него проблем в этом не было.

Все выглядели как обычно. Местные хозяйки вывешивали белье, торговец фруктами сворачивал свою лавочку, перепачканные дети, одежда на которых свисала разноцветными лохмотьями, играли на запыленной дороге.

Все выглядели как обычно… Кроме одного мальчика в длинном балахоне, который что-то призывно прокричав на креольском и помахав рукой, устремился прочь от армейского внедорожника за угол ближайшего дома. Было что-то такое в этом подростке, что заставило патрульных насторожиться. И как-то сама собой опустела улица, словно все по команде попрятались по своим хибаркам.

– Что за черт? – удивился Хуан, опасливо оглядываясь по сторонам.

– Там тупик, шеф, – откликнулся за рулем Пабло. – Может, дурачится, и делов-то.

– Знаю, но надо проверить. Мигель, вперед.

В этот момент Мигель мог поклясться, что почувствовал еле уловимый запах гари. Нет, не тот запах гари, которым было пропитано все вокруг, а совсем другой, в который были вплетены еще и ароматы опасности и страха.

Отряд неторопливо, как учили, свернул за угол вслед за Пастором, который в силу своих физических возможностей и опыта выполнял роль «танка прорыва».

Там действительно был тупик. Несколько покосившихся хибар, образовывавших собой неправильную букву «П» с низкими навесами, между которыми были растянуты веревки с мокрым бельем. Мальчишка дожидался их в конце тупика и, призывно маша рукой, что-то кричал на гаитянском креольском, этой смеси африканских наречий и неправильного французского. Мигель хоть и знал французский, но гаитянский креольский понимал лишь урывками, на самом примитивном уровне. Из того, что кричал подросток, он понял только «сюда» и «помощь».

– Что он несет, ни черта не разобрать, – выругался Хуан, опасливо оглядываясь по сторонам.