Якут - Сергей Калашников

Туостах — короткая река. Уже через сотню с небольшим километров от устья характер её течения становится горным, что для нашего двигателя не вполне комфортно. Он хорошо тянет, пока не нужна высокая скорость, а потом для него дров не напасёшься. К тому же рыбалка нас не то, что огорчила, но как-то не так увлекательна оказалась, что ли. На крючок клева, считай, нет. С сетью работать в одиночку мне не нравится а привлекать жену к довольно тяжёлой работе я не люблю. Айтал у меня не кисейная барышня, но привычки моего времени довлеют. Использовать женщину в качестве тягловой силы считаю неправильным.

Отправляться с маленьким сынишкой бродить по горам — как-то тоже не здорово. двухеток — существо уже не бестолковое, но ошибается часто и на этих кручах глаз с него спускать нельзя. Вернулись мы обратно уже через пару недель более-менее отдохнувшими и весьма довольными новой лодкой — что хороша, то хороша.

Хотя, может быть дело в том, что по пути нам ни разу не повстречались люди? Не поселился пока никто на Туостахе.

Дома ждал нас незнакомый казак. Сказал, что от Никодима пожаловал и просит прибыть вместе с ним в Верхоянск. Отсюда верхом можно в два дня доехать, если налегке. Вдвоём и поскакали. Торопил меня посланец.

* * *

В аккурат на ночёвке меня и повязали крепкие парни, когда я спал, как ни в чём ни бывало. «Посыльный» оказался подсылом — прямо, можно сказать, в лапы привёл к своим сообщникам. Я и проснуться толком не успел, как руки а запястьях и ноги в щиколотках оказались стянуты ремёнными путами, а мне навтыкали звиздюлей и посадили спиной к древесному стволу, представив пред ясны оченьки своего атамана.

Что-то в его лице показалось мне знакомым, вроде как в Верхоянске мы встречались. Но кто таков — не вспомнилось.

— Значитца, так, Миха, — это он мне безо всяких предисловий заявил. — Мы за тебя с Никодима выкуп стребуем в сто рублёв. Пиши ему грамотку, чтобы не жадничал, — а сам, зараза такая, кистенём перед носом моим поигрывает, мол, ежели заупрямишься, ну… сам понимаешь. Тут зло меня взяло и так сильно, что я, как сидел спиной опершись о ствол дерева с поджатыми ногами, так тут же обеими носками ему в причинное место и вкатил. Выше не дотянулся, хоть он и на корточках был. А то бы ему тут и конец пришел. Хоть и мягкие они, нынешние якутские сапоги, но подошвы это обстоятельство касается меньше, чем верхней части, перетянутой нынче путами так, что мне даже больно.

При ударе засапожник выскользнул из-за голенища, и я его успел схватить связанными руками. Быстро перерезал ремень, стягивавший щиколотки. Набегавшего слева громилу встретил ударом головой в грудь — я как раз разгибался, вставая, и под бьющую руку оказалось удобно.

Второго, что справа бил меня прикладом пищали, я тоже на замахе подловил ногой в область солнечного сплетения. Я не рассказывал Вам, где срочную служил? Нет, наверное. Не к слову было. Так вот, крепких якутских парней в Российской армии в писари Арбатского военного округа не определяют. Хе-хе.

Естественно, оказавшиеся в моём распоряжении секунды я использовал для бегства — руки то у меня по-прежнему связаны. Ох и рванул я… до ближайшего подходящего дерева, в которое воткнул нож, чтобы разрезать об него ремни.

Зараза! Еле успел увернуться от удара кистенём. Вернее, голову отклонить успел, а по плечу скользом получил. Больно-то как! Этого гада я через коленку и наладил прямо башкой в то самое дерево.

Трое ещё фитили на пищалях вздували и отстали чуток, так я от них зигзагами и под откос. Вот так до ближайшего тальника и мчался всполошённым зайцем, полагая, что палить по мне они не станут — не дураки ведь. А они взяли и шмальнули залпом. Причем пули прошли не так уж далеко — могли и попасть случайно. Звук их полёта больше на шелест похож, чем на свист.

У меня сразу рефлекс сработал — я мгновенно залёг, а стрелки, видать, подумали, что свалили беглеца. Гляжу — перезаряжают свои агрегаты. Это, надо полагать, опытные бойцы. Не хотят с неготовым к бою оружием идти проверять, дышу я ещё, или уже концы отдал. Так что быстренько по-пластунски — и в кусты. А только, едва я надёжно разорвал визуальный контакт, вот тут они и стали для меня дичью.

Небось, глядели, как я пресмыкаюсь и считали, что подранок перебитую ногу за собой волочёт. Ню-ню.

Я ложком ушел вправо, тоже на пузе. И они этого видеть точно не могли. Слышал как удивились, куда я девался. А мне нужно было добраться до своего арбалета. Я не Ван Дамм какой, чтобы с одним ножиком на целую толпу бросаться. Это один раз из-за неожиданности да от ярости мне удалось их ошеломить, а больше везения не будет.

По всему выходило, что в этой ватажке семеро человек и ни один из них не желает мне ни крепкого здоровья, ни долгих лет жизни. Так что для простоты я сразу двинулся туда, где деревья растут погуще. Ну и, ясное дело, заторопился изо всех сил. Они ведь наверняка не новички в лесу, значит, следа не потеряют. Значит, нужно примитивно убегать, чтобы не догнали.

Километра два я проделал в хорошем темпе, а потом начал забирать влево в расчёте на то, что преследователи меня попробуют перехватить, срезав напрямки. Но сам метров через пятьсот свернул направо и резко сбавил темп. Теперь я крался, таился, приглядывался и прислушивался, но погони не приметил. И еще через полкилометра, так же лесом направился обратно. Заросли редели, а я становился всё осторожней и осторожней, перейдя сначала на четвереньки, а потом и вовсе на животе пополз.

В нашем разворошённом лагере горел дымокур и сидел кто-то из побитых мною ватажников. В руках его дымила фитилём пищаль, но признаков высокой боеспособности и готовности к немедленным действиям этот человек не демонстрировал. Поза его скорее говорила о страдании, чем о бодрости духа и отличной физической форме. Не главарь — его я запомнил хорошо, и не мой «провожатый». Было ему нехорошо, не уверен даже, в сознании ли. Очень уж поза расслабленная и голова неподвижно оперта на тот самый древесный ствол, у которого всё и началось. Я понаблюдал для верности с четверть часа. Больше не мог себе позволить — чувство, что за мной вот-вот прибудет погоня, крепло с каждой минутой. Ну а потом подкрался сзади и стукнул камнем по голове, ни в малейшей мере не пытаясь сохранить караульному жизнь.

И к седельной сумке, где у меня арбалет. Повезло, до обыска вещей у этих татей дела ещё не дошли. Или может, не посмели без главаря делить моё добро, а тому недосуг было? Но я теперь вооружен не хуже своих противников. Вовремя, однако. Двоих уже вижу — идут по моим следам. Всяко быстрей идут, чем я на этом участке полз. В общем, правого я сразу и свалил, а второй видать не понял, что с убиенным случилось, или не разобрал, с какой стороны стрельнули. Не спрятался он от меня, и я его тоже, словно в тире уложил. Хорошо, что у воинов этой эпохи нет обычая при малейшей опасности прижиматься к земле — разве что за деревом укроются.

По моим подсчётам получалось — где-то ещё четверо должны бродить. Вот на случай встречи с ними я и замаскировался как следует за небольшим выворотнем. Разум подсказывал, что подойти они могут или по моим следам, или оттуда, куда началось бегство, но какой-то червячок сомнения ворочался под шапкой и заставлял смотреть во все стороны. Похоже, он и спас мне жизнь. Целящегося в меня из лука казака я обнаружил почти случайно, когда очередной раз озирался по сторонам. Успел отклониться и откатиться. А потом начались то ли жмурки, то ли кошки-мышки.

Я его подловил опять из положения лёжа — увидел ноги в просвете под ветвями, ну и ударил над ними. Попал. А остальных троих я так и не дождался. Уж не знаю, почему, однако так они и не появились. А комары, между прочим, тем, кто сидит в засаде, рады всегда. Через несколько часов я не выдержал и тихонько отполз туда, где полагал, что никого не может быть. И не угадал — наткнулся на главаря — мухи меня к нему привели. Добил его явно кто-то из своих, причём, судя по следам, убивцев было двое.

Надо бы догнать и уничтожить, но за это время они могли далеко убежать. Лиц я не запомнил, да и никаких характерных примет отпечатков обуви не приметил. А вот они меня наверняка узнают, встреться мы случайно. Нехорошо. Особенно нехорошо то, что они-то уверены, будто я их обязательно опознаю.

* * *

Убедившись, что след злодеев уходит в сторону Яны, и что сами они очень спешили, я вернулся к месту трагедии. Следовало хорошенько рассмотреть поверженных противников и составить о них предметное представление — врага нужно знать, сколь бы неприятно такое знакомство ни было.

Не стану вдаваться в неаппетитные детали и живописать характер ранений, но выводы изложу. Люди эти — или русские — европейский густобородый тип, или долго жившие среди русских инородцы с признаками монголоидности, о чём свидетельствует и разрез глаз, и ослабленный характер волосяного покрова на лицах. Однако, обычаи и образ жизни их не местные — все носят исподнее и одежду преимущественно тканую. Нательные кресты тоже поголовно в наличии. Пришлые, в общем. А уж приказчики они купеческие, промысловые люди или служилые казаки — этого наверняка не скажешь. Одежда и снаряжение, диктуемые условиями, в которых приходится обитать, нивелирует различия, особенно, если люди собирались в лес для общего дела. Сапоги, с заправленными в них штанами, длиннополые кафтаны, шапки с меховой опушкой… хотя головной убор в эту эпоху — предмет статусный. Так вот, тут скорее наблюдается стремление подражать местным жителям, чем заявлять о своей принадлежности к тому или иному сословию. Я бы определил эти шапки словом «малахай».