Русские инородные сказки - 5 - Макс Фрай

Дубырь проковылял через песочницу — обойти у него ума не хватало, хотя после недавнего дождя песок был весь мокрый, — и подошел к нам. Севка довольно оскалился. Я поморщился. Не люблю калек и уродов.

— Поиграть, — голос у Дубыря был высокий, как у мартышки. — Можно с вами поиграть?

— Иди. — Я махнул рукой. — Иди, тебя мама ищет.

— Неа. — Он замотал круглой башкой. — Мама к тете Люсе пошла.

Севка дернул меня за рукав.

— Пускай.

Он обернулся к Дубырю:

— Женька, а Женька. У тебя папа недавно приехал, да?

Даун радостно закивал. Отец Дубыря был дальнобойщиком. Он привозил и чешское пиво, и марки, и монеты разные. Повезло же дураку! У меня папы вообще не было, у Севки отец работал на заводе. Никаких чушек и монет нам не полагалось.

Севка зашептал мне на ухо:

— Слушай, я видел, ему папаша привез классную штуку. Румынские сто лей старинные. Серебряные!

Мой дружок знал, на чем меня подловить. Я собирал патроны, марки. Раньше еще машинки коллекционировал. Недавно я свою коллекцию машинок обменял на гильзу от зенитки, ее Юрик из соседнего двора за десять рублей предлагал. Но согласился он и на машинки. Шуму было! Мать хотела гильзу выкинуть, не понимала, что она пустая и рвануть уже не может. Орала: «Вон, погляди, в новостях передавали. Мальчики, твои ровесники, гранату в костер кинули. На всю жизнь инвалидами остались!» Я еле ее уговорил. А вот мою коллекцию монет и юбилейных рублей она одобряла. Говорила, что это хоть продать можно. Продавать я, понятно, ничего не собирался, но старинные сто лей мне бы не помешали.

— Сыграем.

Я показал Дубырю чушки, покрутил в руке — пусть увидит, какие красивые. Он же не соображает, ему что монета, что чушка — разницы никакой.

Дубырь сморщил физиономию, уголки рта у него поползли вниз, а слюнявая губа еще больше оттопырилась.

— У меня нет. Он взял.

Дубырь обвиняюще ткнул пальцем в Севку. Тот хохотнул. Уже забыл, наверное, что чушечку мне проиграл.

— Ничего.

Я старался говорить раздельно, как можно понятнее. Черт его знает, мать говорила, что дауны не особо глупее нормальных людей. Но пойди пойми что-нибудь по этой плоской физиономии.

— Ты принеси монетку. Ее тоже можно переворачивать. Смотри.

Я достал двадцать копеек, положил на землю и кинул биту с закруткой. Монетка звякнула и перевернулась. Я поднял голову:

— Ну?

Дубырь снова радостно закивал и сунул руку в карман. Вытащил он три копейки. Я вздохнул.

— Нет, — терпеливо пояснил я. — Не эту. Тебе папа на прошлой неделе привез монету? Такую большую, серебряную? Вот ее принеси.

Я ожидал, что он рванет домой за монетой, но Дубырь замотал башкой.

— Нельзя. Папа говорил никому не давать.

Я едва не выругался. Ну зачем этому дурачку сто лей?

— Мы же честно сыграем. Выиграешь — и останется у тебя.

Я видел, что Дубырю очень хочется сыграть, но он снова мотнул головой. Севка у меня за плечом тихо радовался. Он всегда радовался, когда я попадал впросак. Такая у нас была дружба. В отчаянии я полез в карман. Может, найдется что-нибудь, стекляшка какая-нибудь битая. Дубырь страшно любил всякие блестящие штучки, прямо как сорока. Карман был тесный, я с трудом в нем шарил и мысленно проклинал Дубыря и Севку с его дурацкой монетой. Наконец пальцы мои наткнулись на что-то круглое. Я поднатужился и вытянул на свет… обычный стеклянный шарик. Такие, голубые и прозрачные, мы часто находили в земле — и в парке, и за железнодорожными путями. Ленка пару лет назад даже отрыла три шара в нашей песочнице, когда мы играли в клады. Были они размером с голубиное яйцо, с маленькими пузырьками воздуха внутри. Тогда, два года назад, мы были еще мелкими и балдели от этих шариков. Пялились сквозь них на солнце, катали по руке. Один раз, вскоре после того как Ленка нашла свои кругляши, мы даже поспорили. Ленка говорила, что шарики на Землю забросили инопланетяне. Рассказывала, что ее двоюродный брат тоже находил такие в Ульяновске, только они были желтые. И я вспомнил, что, когда гостил у тетки в Новосибирске, мой двоюродный брат Мишка показывал мне зеленые. В общем, мы с Ленкой совсем уж было расфантазировались, но тут пришел Севка и поднял нас на смех. Рассказал, что шарики вагонами возят по железной дороге. Даже на заводе его отца из них что-то делают — то ли в баллончики с освежителем воздуха вставляют, то ли еще куда В общем, ничего инопланетного в шариках не обнаружилось, и постепенно мы о них забыли. Я почти все свои растерял, остался только этот, сиреневый. Как он очутился в кармане новых джинсов? Может, я нашел его на полу во время уборки, засунул в карман и забыл? Ладно, сейчас это было неважно. Главное, что шарик лежал на моей ладони, блестящий, гладенький, и ронял на кожу сиреневые блики.

Глаза у Дубыря расширились и стали почти нормальными. Он уставился на шарик, даже губень подобрал. Видно было, что ему очень хотелось заполучить стекляшку.

— Давай так, — примирительно предложил я. — Ты мне — монету, я тебе — шарик. Еще вот…

Я вытащил самую простенькую чушку, из-под «Дюшеса», и присоединил к шарику.

— Видишь, я тебе шарик и чушку даю. Ну? Решай.

Дубырь чуть не плакал. Глаза у него, по крайней мере, заслезились, как у теткиной болонки. Он протянул руку, но я отдернул ладонь.

— Э, нет. Сначала гони монету.

Дубырь снова оттопырил губу и зарыдал. Я понял, что с него ничего не возьмешь, и запихнул шарик обратно в карман. Дубырь всхлипывал. Севка подкрался к нему сзади:

— Ну чего ты, дурачок? Макс тебе дело предлагает.

— Я не дурачок! — взвизгнул Дубырь и заковылял к своему подъезду.

Я смотрел, как он перебирает коротенькими ножками, и злился. А Севке только того и надо было. Он отскочил, скорчил рожу.

— Ну что, получил сто лей?

Я сжал кулаки. Севке бы не поздоровилось, если бы к нам не подбежала Ленка. Она остановилась передо мной и — даром что в мини-юбке — выглядела так, будто сейчас даст мне по уху.

— Я тебе сколько раз говорила: оставь Женьку в покое!

Севка от смеха аж закудахтал.

— Втюрилась! В дауна втюрилась!

Ленка покраснела. Я развернулся и заехал Севке в глаз.

* * *

Джинсы зашивать я все же отправился к Севке. Мы помирились. Сошлись на том, что все девки — ведьмы, а Ленка в особенности. Севка сидел на диване, приложив нож к распухшему глазу, а я на ковре боролся с иголкой. Не знаю, из какой дерюги они эти джинсы шили, проколоть ткань было совершенно невозможно. Шов получался кривой. Севка встал с дивана и отправился на кухню за соком.

Когда он вернулся, я уже закончил и нацепил на себя штаны. Шов пришелся на колено и натирал ногу. Вдобавок трудно было поверить, что мать его не заметит.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});