Король-Предатель - Михнегер Егор

— Спать! Так… хм, — после долгих раздумий, владелец дома нашёл-таки решение проблемы. Как это часто бывает в подобных ситуациях, таким волшебным «решением» оказался громкий и требовательный призыв женщины. — Гмара! Гма-а-а-ра-а-а! Да, чтоб тебя! ГМА-А-РА-А-А-А-А!!!

Выскочившая из дома гномиха в сердцах хлопнула руками по бёдрам, набросившись на буяна:

— Чего развопился как резанный?! Совсем сдурел?! Соображаешь вообще?! — пожилая женщина буквально шипела на Фомлина. — Ужрался до зелёных соплей и давай на пол Квартала орать!

— Гма-а-а-ра, — тот выглядел невероятно довольным собой. — Безбородый хочет баиньки! Хде его кроватка?

Сердито взглянув на Скалозуба, Гмара повела того за собой.

— Поспишь тут с твоими воплями! Придурошный…

Пастырь поднялся следом за парочкой:

— Пожалуй, мне тоже не помешает вздремнуть, — пророк ласково похлопал по плечу собравшегося яростно протестовать Фомлина. — Позвать твоих друзей, Бойла и Кларка?

— Друзей? Да. Дру-у-у-зей! Гхм, гхм… БОООООИЛ!!! КЛАААРК!!! Боооил! Клааарк… Боил…

Пастырь захлопнул за собой дверь, немного приглушив зазывные крики старосты.

— Воистину, питие крепких напитков есть страшный грех, разжижающий мозги даже лучшим из нас.

Каморка, отведённая Скалозубу, располагалась на чердаке. Маленькое оконце выходило на пустынную улицу, уборкой которой никто не занимался последние лет, этак, десять. Контраст с ухоженным внутренним двориком вызывал неприятное чувство дисгармонии у привыкшего к порядку во всём законнорожденного.

Повалившись на металлическую, невероятно жёсткую и неудобную кровать, Скалозуб ощутил такое немыслимое блаженство, какое никогда не испытывал прежде, нежась на самых мягких перинах.

«До чего я дошёл… В кого превратился? Сколько времени прошло с начала моих злоключений?

Чувствую себя словно побитая собакоморда. Неужели боль позади или это лишь только начало новых испытаний на прочность? Праотец Всеобъемлющий, как же я устал…»

Скалозуб закрыл глаза, желая провалиться в целительный сон. Но прежде чем уйти в сладостное забытье, он успел послушать похабные песенки горланивших на пределе возможностей голосовых связок Фомлина и присоединившихся к нему Бойла и Кларка:

Всё могут короли — предатели они! И нет их злам числа — душа их не чиста! Но наш король — хуже, чем самый подлый вор! Всё что не мог создать — у народа легко сумел он отнять! Позор, позор такому королю — гореть ему в аду! Имя ему Маронон — и он полный мудозв…

Глава 8. Кайся грешник!

Рост есть медленный процесс, а не судорожный взрыв. Так же невозможно победить грех судорогою раскаяния, как познать целую науку мгновенным порывом мысли. Действительное средство внутреннего совершенствования — только в постоянном, терпеливом усилии, руководимом мудрым рассуждением.

Уильям Чаннинг

— Скалозубик! Скалозубик! — кричала Бригитта, напутствуя уходящего гнома. — Возвращайся скорее мой милый!

Помахав рукой на прощание, Скалозуб свернул за угол, направляясь в поместье Кременькана. Ему следовало лично вручить свадебное приглашение чудаковатому гному. Об этом просила Бригитта, а значит, откладывать дело было нельзя.

Однако не успел Скалозуб сделать и пары шагов, как застыл, поражённый чудовищным зрелищем. Не веря своим глазам, он сморгнул, раз, другой, третий. Не помогло.

На протяжении всей длины улицы, через равные промежутки, болтались на столбах-светочах повешенные гномы. Светлокамни в навершии столбов были вынуты и вставлены во рты висельников.

Скалозуб развернулся, желая убежать обратно в поместье, но куда бы он ни смотрел, везде его ожидала одна и та же картина. Молодые гномы и старые, женщины и детишки, оборванцы и знать — казалось, все жители Оплота были развешены словно жуткие фонари, дабы освещать пустую дорогу. Не зная, куда деваться от безумного зрелища, Скалозуб помчался вперёд, стараясь не глядеть по сторонам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Раскачивающиеся тела, мимо которых он пробегал, поворачивались вслед за ним.

«Не смотреть! Только не смотри по сторонам! — словно молитву твердил себе Скалозуб. — Праотец милостивый, прошу, помоги!»

— Кайся-кайся, грешник! — один из повешенных гномов выплюнул светлокамень и хриплым голосом рассмеялся.

Споткнувшись от неожиданности, Скалозуб с большим трудом сумел устоять на ногах. Невольно остановившись, он оглянулся на заговорившего мертвеца и с ужасом распознал в том Пастыря.

— А ты думал, все будут жить вечно? Ха-ха-ха, наивный императришка говённого корытца! «Проявленный явит себя через смерть всего сущего. Мною сотворённого, Мною и уничтоженного, и Мною же вновь воссозданного! Ибо нет ничего окромя Меня от века веков! Всё лишь иллюзия! Из ничего созданное в ничто, в итоге, и превратится!» — продекламировал пророк отрывок из последнего труда Мерхилека «О проявленной и непроявленной сущности», описывающего гибель вселенной и начало очередного цикла.

— Д-д-дедушка?… — тихо вымолвил шокированный гном. — Что произошло? Почему все мертвы?!

— Ха-ха-ха! Мертвы! Можно подумать, большинство когда-либо жило! Ха-ха! Скоты, ведущие скотское же существование! Наделённые сверхразумом животные! Созданные по Его подобию — ведём себя словно дикие звери! Жрём, гадим, трахаемся, убиваем друг друга! И ради чего?! Чтобы урвать побольше никчёмных низменных удовольствий!

Пророк схаркнул комок гнили, кишащий трупными личинками.

— Мерзость — вот кем мы стали. В кого превратились, не сумев обуздать нашу жадность. Брать, брать, брать! А что не можешь взять — отнять у ближнего!

«Созданные дабы творить разрушают! Рождённые созидать в пример остальным расам — разоряют сами себя! Краснеет высокомерный эльф, отворачивается человек, и самому распоследнему орку стыдно за род гномов про́клятый!»

— Дедушка, хватит! Прекрати! — Скалозуб зажал уши и побежал прочь от пророка.

Покойники, мимо которых он проносился, один за другим выплёвывали кляпы-светлокамни и орали похабщину. Стараясь не вдумываться в услышанное и затыкая пальцами уши, Скалозуб мчался всё дальше и дальше вперёд по бесконечной улице.

Внезапно дорога с рядами повешенных на обочине гномов разошлась в две противоположные стороны. На распутье, меж двух столбов, привязанный по разведённым в стороны рукам и ногам, висел его старый учитель.

Упавшая на грудь голова безжизненно свисала тяжёлым грузом. Рваные лохмотья открывали взгляду сморщенную старческую кожу. Вокруг туго стянутых верёвкой лодыжек и запястий виднелась почерневшая плоть, а тёмная синева конечностей свидетельствовала о том, что гном распят уже очень давно.

— Хиггинс… — несмотря на все мёртвые тела, только что пронёсшиеся перед его взором, вид любимого старика угнетал своей безнадёгой. — Кто мог сотворить такое с тобой?…

В ответ на вопрос, голова распятого медленно поднялась. Распухшее лицо вперилось в Скалозуба. Во рту распятого не было кляпа, но в провалах на месте вырванных глаз ярко сияли два огромных сапфира.

— А, Скалик, это ты, — голос Хиггинса был обыденным, просто немного уставшим. С тем же выражением пожилой гном мог бы констатировать самое заурядное происшествие. — Давненько никто не навещал старика.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Учитель! — из глаз Скалозуба ручьём текли слёзы. — Что происходит?! Почему все мертвы?! И как при этом все разговаривают?! Я умер и попал в ад?

Хиггинс непонимающе огляделся. Сапфиры в глазницах словно пылающие факелы вспарывали ярким свечением окружающий полумрак.

— Ад? Скалик, что за вздор ты несёшь! Нет ада кроме того, что мы создаём сами. Праотец добр и милостив, разве может Он создать такое?! Зачем Ему это? Наказывать грешников? Абсурд! Безумцы, отвергающие Праотца, сами мучают себя день за днём, не понимая сути. Они страдают, как бы ни пытались скрывать сие от окружающих. Либо напрямую: от невзгод, болезней и совести, либо через своих детей, внуков и правнуков. Неизбежен закон воздаяния и всё возвращается обратно содеявшему! И благо, и горе. Мы сами кузнецы своих судеб, мой юный ученик. Сами проявляем ту или иную грань Всеобъемлющего.