Хорошие солдаты - Дэвид Финкель

Здесь, выходя цепочкой из дома молитвы, солдаты возвращались к своим особым вариантам выдержки:

Мейз — к своему амбиену;

Хамел — к своим перестановкам койки и шкафа;

Бейли — к своим хождениям по территории;

Уилер — к своим «ну почему»;

Марч — к своему слайд-шоу.

А Козларич, тоже красноглазый сейчас, вернулся в свой кабинет.

7

22 СЕНТЯБРЯ 2007 ГОДА

Мы даем жару.

Джордж У. Буш, 4 сентября 2007 года

22 сентября батальон 2-16, расквартированный в Рустамии, посетил четырехзвездочный генерал Дэвид Петреус, командующий всеми американскими силами в Ираке и архитектор «большой волны».

— Недурненько! — сказал Козларич, осматривая перед самым приездом Петреуса второй этаж своего командного пункта, где солдаты все утро наводили лоск. Здесь Козларичу предстояло отчитаться перед Петреусом о том, чего батальону удалось достичь. Он никогда раньше не отчитывался перед четырехзвездочными генералами и поэтому немножко нервничал.

На столе, покрытом вместо скатерти зеленой госпитальной простыней, были булочки, печенье и свежие фрукты.

— Простынка новенькая, — заверил Козларича один из солдат. — Утром только получили от снабженцев.

В кофейнике был приготовлен свежий кофе, в миске со льдом лежали банки с прохладительными напитками, среди которых, заметил Козларич, не было диетической колы.

— Он только ее и пьет, — сказал он, внимательный, как всегда, к деталям, и солдат бросился искать диетическую колу.

Длинный трехсекционный стол для совещаний, за которым Козларич проводил заседания командного состава, разделили и поставили в форме П. Петреусу предстояло сидеть во главе стола, и там поместили табличку с фамилией, положили новую авторучку и новый блокнот, поставили бутылку с водой, бутылку с соком и кофейную кружку, из которой торчали церемониальные американские флажки.

Все было готово.

— Не так уж много способов сделать из дерьма конфетку, — заметил Каммингз, и с этим напутствием Козларич отправился встречать Петреуса, чтобы привезти его в свой командный пункт.

Порой даже в Ираке случались хорошие дни. Когда Козларич подъехал к базе с Петреусом, день выглядел одним из таких. Температура — ниже тридцати пяти по Цельсию. Небо чудесное, голубое, без пыли. В воздухе не пахло ни дерьмом, ни горящим мусором. Чувствовался лишь сравнительно приятный химический аромат — он шел от переносных туалетных кабинок недалеко от места, где Петреус остановился пожать руки нескольким солдатам, отобранным, чтобы его встречать, и стоявшим в шеренгу по стойке «смирно».

Петреус и Козларич вошли в командный пункт, где до этого побывала ищейка и не нашла бомб-ловушек.

Они поднялись по лестнице, где была выметена пыль, влетавшая сквозь щели в стенах при каждом близком взрыве.

Они вошли в комнату совещаний, и Петреус сел на вычищенный до блеска стул с высокой спинкой. Козларич занял соседнее место, поблизости расположился Каммингз. Дальше расселись младшие офицеры. Все смотрели на Петреуса, который, не обращая внимания на булочки, печенье, кофе, диетическую колу, ручку, блокнот и флаги, потянулся за виноградиной.

Кинул ее в рот.

— Ну хорошо, — сказал он, жуя. — Валяйте, Ральф.

Дэвид Петреус был на тот момент одним из самых знаменитых людей на свете. Он только что вернулся в Багдад из поездки в Соединенные Штаты, где отчитывался перед конгрессом по поводу «большой волны». Этого события ждали все лето, ждали исступленно, и к тому времени, как он вышел на трибуну на Капитолийском холме, о нем столько всего написали, его так часто подвергали анализу, изображали в том или ином ракурсе, превращали в политическую фигуру, что он уже не был просто генералом. Он поистине сделался лицом иракской войны, ее знаменитостью, ее звездой.

Его славу трудно было переоценить, и так же трудно было переоценить то, насколько нуждался Козларич в этом хорошем дне. Восемнадцать дней назад, 4 сентября, еще один идеально нацеленный СФЗ пробил броню первого «хамви» в колонне из пяти машин на маршруте «Хищники», и три человека погибли: двадцатишестилетний сержант Джоэл Марри, двадцатилетний специалист Дэвид Лейн и двадцатидвухлетний рядовой Рэндол Шелтон. Другие двое, ехавшие в этом «хамви», выжили, но были страшно искалечены — ожоги, многочисленные ампутации, — и Козларича, который ехал в другой колонне неподалеку, с тех пор преследовали образы умирающих солдат и оторванных частей тела. Он не говорил об этом направо и налево, потому что подчиненным не следует знать такое про своего командира. Но другие командиры, если бы он им сказал, поняли бы его, даже сам генерал Петреус, признавшийся в минуту задумчивости в один из дней, когда число погибших американских военных приближалось к 3800: «Честно говоря, к потерям привыкнуть невозможно. Я бы так, пожалуй, сказал: у нас имеется внутри словно бы емкость для плохих новостей, емкость с отверстиями в донышке, и со временем она опорожняется. Другими словами, понимаете — я, конечно, говорю о человеческих эмоциях, и я хочу сказать, что есть предел тому, сколько плохих новостей ты можешь воспринять. Емкость наполняется. Но если тебе перепадает сколько-то хороших дней, она опять пустеет».

Вот и Козларичу не помешали бы дни, за которые в емкости поубавилось бы содержимого.

Но понимал ли такие вещи кто-либо, кроме участников войны? Потому что, если в Рустамии 4 сентября все новости касались трех погибших солдат, и четвертого, потерявшего обе ноги, и пятого, потерявшего обе ноги, и руку, и большую часть другой руки, и сильно обожженного в остальных местах, — то в Соединенных Штатах это не было важной новостью. В Соединенных Штатах все новости были не на микро-, а на макроуровне. Они касались заявления президента Буша, прилетевшего утром того дня в Австралию и так ответившего на вопрос заместителя премьер-министра о ходе войны: «Мы даем жару». И еще они касались выпущенного днем правительственного отчета, где отмечалось слишком медленное движение иракских властей к способности самим управлять страной, за что демократы ухватились как за очередной аргумент в пользу немедленного вывода войск из Ирака, за что республиканцы ухватились как за очередное свидетельство непатриотичности демократов, за что разнообразные влиятельные политические обозреватели ухватились как за очередной повод пошуметь с телеэкрана.

В столовой, где был телевизор, солдаты иногда слушали их шумные выступления и удивлялись, откуда эти люди могут знать то, что они якобы знают. Большинство из них, ясное дело, в Ираке никогда не были, а те, которые даже и были, совершили, скорее всего, то, что солдаты пренебрежительно называли «экскурсией»: прилететь, послушать одного-двух генералов, залезть в «хамви», поглазеть на рынок, окруженный новенькими взрывозащитными стенами, получить в подарок памятную монету и улететь восвояси. А послушать их — все им известно. Им известно, почему «большая волна» достигнет цели. Им известно, почему «большая волна» не достигнет цели. Эти люди не просто шумят — они шумят с великой убежденностью. «Им бы в Рустамии побывать», — говорили солдаты, убежденные только в одном: что никто из них в Рустамии не побывает. Люди сюда не ехали. А если бы кто-нибудь вдруг приехал, ему стоило бы сесть в головной «хамви». Прокатиться по «Хищникам». Прокатиться по «Берме». Испытать все по полной. Испытать и сегодня, и завтра, и послезавтра — а потом милости просим на телеэкран, теперь можно и пошуметь о том, как все это озадачивает. По крайней мере будут шуметь со знанием дела.

Солдаты над всем этим смеялись, но, проведя в Ираке уже полгода с лишним, они кое-что упускали из виду: из Соединенных Штатов война смотрелась совсем иначе, чем из Ирака. Для них война — это были конкретные проявления отваги и конкретные трагедии. Перестрелка в Федалии — вот война. Трое погибших в огне на маршруте «Хищники» — чем еще может быть война?

Но в Соединенных Штатах, где трое погибших на «Хищниках» могли быть вскользь упомянуты где-то в недрах ежедневной газеты под таким заголовком, как «Павшие герои» или «Из других новостей», а перестрелка в Федалии — не упомянута вовсе, война рассматривалась в более стратегическом плане, рассматривалась скорее с точки зрения политики и партийной борьбы, с точки зрения общей полезности. Трое погибших? Да, черт возьми, очень печально, и благослови, Боже, наши войска, и благослови, Боже, семьи этих солдат, и потому-то нам и надо из почтения к памяти жертв уйти из Ирака, и потому-то нам и надо из почтения к памяти жертв оставаться в Ираке, но знаете что? Вы видели цифры? Вы видели количественные показатели? Вы в курсе общих тенденций?

— Мы даем жару, — сказал президент Буш.

«…неясно, снизился ли уровень насилия», — гласил отчет Счетной палаты.