Пока бьётся сердце - Дженнифер Хартманн

кожа не краснеет и не начинает саднить. Я наблюдаю, как окрашивается в красный цвет вода, а взгляд Дина остро сфокусирован на своей задаче. Даже когда вся кровь исчезает в канализации, он продолжает скрести.

Шкряб. Шкряб. Шкряб.

– Дин, – ласково окликаю я, подходя к нему сзади в попытке отвлечь его.

Он меня не слышит.

Шкряб. Шкряб. Шкряб.

– Уже все чисто, Дин.

Он продолжает скрести. Дин пытается очистить не только свою кожу.

На тыльной стороне ладоней проступают капельки пота, и я наконец кладу руку ему на плечо.

– Дин, прекрати. Ты себя ранишь.

Он приостанавливается, поворачивается и переводит взгляд с меня на окровавленную кожу. Затем сглатывает.

– Прости, я просто… – Дин замолкает, но ему не нужно заканчивать предложение.

Мы оба точно знаем, что он делает.

Я подпрыгиваю на месте, когда вдалеке раздаются полицейские сирены, и, не теряя время, бегу к задней двери из кухни.

– Кора, подожди. Они зайдут в дом и заберут нас, – говорит Дин, пытаясь не дать мне выскочить в минусовую температуру в одной окровавленной футболке.

Но я не могу сейчас прислушиваться к логике или доводам разума. Безопасность находится примерно в четырехстах ярдах от меня, и я в отчаянии, потеряла голову, жажду ощутить что-то человечное. Я не могу дождаться.

Я устала ждать.

С грохотом распахиваю дверь, и в лицо ударяет ледяным ветром. У меня перехватывает дыхание от холода, но это все равно не останавливает. Я несусь навстречу свободе. За домом проходит грунтовая дорога, и я стараюсь не думать о том факте, что выйди я двумя днями раньше через эту дверь, то, вероятно, мой побег оказался бы успешным.

У нас было бы два дополнительных дня, которые мы могли провести с нашими семьями, в наших теплых постелях, питаясь настоящей едой.

Я могла бы избавить Дина от ужасного преступления, которое, вероятно, останется у него в душе на всю жизнь.

Но я стараюсь об этом не думать. Сейчас не время ни для каких «если».

Когда я, спотыкаясь, двигаюсь вперед, ребра буквально кричат и умоляют меня замедлиться. Я обхватываю себя руками. Голова раскалывается, тело разваливается на части, конечности немеют от холода, а я понимаю, что едва прошла несколько футов. Однако впереди виднеются мигающие огни, и это слишком заманчиво, слишком соблазнительно. Мне нужно продолжать двигаться.

И я продолжаю, сдерживая крики боли, шагая вперед по хрустящим листьям и покрытой инеем траве. Вдруг я чувствую позади себя тепло его тела, оно достигает меня раньше, чем его руки.

– Я тебя держу. – Дин набрасывает мне на плечи куртку и поднимает меня с земли, одной рукой обнимая за спину, а другую подсовывая под колени. Мы на мгновение замираем и встречаемся взглядами, и я обнимаю его за шею, позволяя остаток пути нести меня на руках.

Я кладу голову ему на плечо и, клянусь, могу заснуть. Несмотря на то что меня, полуголую, с переломанными костями, покрытую запекшейся кровью, грязью и спермой, несет на руках через поле жених моей сестры – я спокойна. Я чувствую себя в безопасности. Я жутко устала.

Моя душа устала.

Я прислушиваюсь к тяжелому дыханию Дина, пока он несет меня в своих крепких объятиях. Сосредотачиваюсь на его сердцебиении, быстром и ровном. И не могу не задаться вопросом, какое будущее нас ждет. Невозможно вернуться к прошлому, потому что мы теперь совершенно другие люди. Мы прошли через слишком многое. Мы слишком многое видели.

Я стала свидетелем самых интимных и темных сторон Дина. Я видела, как он плакал, убивал и кончал.

Он был внутри меня.

Когда мы наконец добираемся до пыльной, перекрытой дороги, где выстроились полицейские патрули, кареты «Скорой помощи», ФБР, СМИ и пожарные машины, я глубже зарываюсь лицом в шею Дина. После трех недель выживания в глубинах ада с этим человеком я понимаю, что даже не знаю, как жить за пределами нашего кошмара.

Дин осторожно опускает меня на землю, и мы стоим так мгновение, вместе встречаясь с нашей новой реальностью.

Новым началом. Вторым шансом.

Мигающие огни, шум, камеры, лица людей, которые никогда нас не поймут.

Я прерывисто вдыхаю, закрывая глаза, чувствуя шок, панику и облегчение одновременно.

А затем Дин касается моих костяшек пальцев, ласково, понимающе, словно обещание. Я чувствую, как его пальцы переплетаются с моими. Мы стоим, держась за руки, и наблюдаем за приближающимися к нам врачами скорой помощи и полицейскими, как в замедленной съемке. Я держусь за Дина. Он все еще мое спасение. Он по-прежнему все, что у меня есть.

Мы в этом вместе.

Часть 2

Связующие узы

Дин

Глава 13

Я рассматриваю черного муравья, ползущего по носку моего ботинка.

Он блуждает по запутанному маршруту на темной замше, выглядя потерянным и сбитым с толку. Вытанцовывает по переплетенным шнуркам, вероятно, в поисках пищи и тепла. Я не могу не задаться вопросом, как он выдерживает такие жестокие зимние температуры. Такой маленький и хрупкий – такой незначительный. У него нет ни единого шанса.

– Дин.

Мы с Корой были муравьями. Маленькими и хрупкими, затерянными в холодном, пугающем мире. Настроенные на неудачу.

Но мы были друг у друга. А муравей совсем один.

– Дин.

Я улавливаю свое имя, подхваченное резким порывом ветра, который едва не сбивает меня с ног. Отвлекаюсь от тротуара и вижу пронзительный, встревоженный взгляд Мэнди, который за последние две недели стал мне хорошо знаком.

– Да?

– Ты готов зайти внутрь?

Беспокоясь за меня, она выгибает татуированную бровь, и я понимаю, что застыл перед домом ее родителей, чтобы пожалеть муравья. Я снова опускаю взгляд на насекомое и обнаруживаю, что оно уже покинуло мой ботинок и исчезло в трещинах асфальта.

Надеюсь, что это добавит ему шансов на выживание.

Я киваю, и Мэнди растягивает алые губы в улыбке, а затем подходит и берет меня за руку. Ее ладонь теплая, и все же меня пробирает озноб.

– Все будет хорошо, – рассеянно произносит она, чувствуя мое сопротивление, когда переплетает наши пальцы. – Не помешает снова окунуться в нормальную жизнь.

Нормальную. За последние пять недель ничего нельзя назвать нормальным, это точно. И я не могу представить, что этот вынужденный семейный ужин с ее родителями будет хоть немного похож на нормальный.

– Ага. Наверное.

Мэнди хлопает на меня своими наращенными ресницами, пытаясь скрыть тревогу за очередной улыбкой.

– Тебе нужна минутка?

– Нет. – Минутка ничего не изменит. Минутка не сотрет