Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе - Филлис Джеймс

Тем временем Ааран Грэм провел часть Рождества, вникая в действия еще одного ирландца, носившего подозрительное имя Малони. Уж не из тех ли он мужчин, которых видел Джонсон? Рано утром Грэм получил письмо от Тейлора, капитана фрегата «Воробей», стоявшего на якоре в Детфорде. Тейлор сообщал, что несколько дней назад в его команду вступил некто Малони, соответствующий описаниям одного из убийц (он не назвал которого). Грэм послал полицейского Бейкона арестовать человека и доставить в Лондон. Оба вернулись вечером. Поскольку в праздничный день суд был закрыт, Грэм допрашивал подозреваемого в расположенном по соседству собственном доме. Его не удовлетворили объяснения Малони, и он запер его на ночь в сторожке.

Погода на то Рождество выдалась приятной, но прохладной. Температура весь день едва поднималась выше нуля, а к одиннадцати часам вечера опустилась до четырех градусов мороза. С реки потянуло холодом, и это вполне соответствовало настроению бесчисленных напуганных семей, ютившихся в мрачных джунглях лачуг под сенью огромной стены дока. Они искали тепла и безопасности, и в их головах мелькала одна мысль: был ли Уильямс единственным убийцей? Скоро ли его повесят? И окажется ли он на перекладине в одиночестве или вместе с подельниками? Вот это будет зрелище! Самое потрясающее с тех пор, как казнили Ричарда Патча, лучше не найти.

Магистраты же в своих хороших, охраняемых домах могли немного расслабиться. Уильямс надежно заперт в тюрьме «Колдбат-Филдс», Малони помещен в крошечную сторожку, Дрисколл на всякий случай за решеткой, а Вермилло готов в обмен на свободу заговорить. Магистраты вполне заслужили свой рождественский ужин, и надо хотя бы на пару часов забыть о мрачных ужасах двух предшествующих недель. Может, кто-то из них так и поступил, но один никак не мог выкинуть дело из головы. Весь день, где бы он ни появлялся, его осаждали рассерженные, обеспокоенные люди, желающие знать, почему нет никаких результатов. И даже в одиннадцать часов, когда на промерзшие улицы вышли закутавшиеся в теплые пальто вооруженные патрульные, давление на магистратов не ослабло, наоборот, стало невыносимым, особенно для одного из них – художника, поэта, романиста и драматурга.

Джозеф Мозер из района Уоршип-стрит совмещал в себе все эти профессии. В шестьдесят три года он отошел от живописи и отдался сочинению «множества политических памфлетов, пьес и литературных произведений», которые, по признанию непредвзятого автора «Словаря национальных биографий», пользовались лишь временной популярностью. Однако обязанности магистрата этот человек исполнял «умело и ревностно». И теперь его рвение проявилось в письме в министерство внутренних дел, которому был предпослан следующий нарочито красноречивый заголовок:

«Спайтл-сквер, 25 декабря 1811 г.

11 часов вечера

Уважаемый сэр!

Получив сегодня вечером ваш циркуляр, я, как можете заметить, не теряя времени, направляю вам для информирования господина министра Райдера копию ответа на запрос министерства о количестве ночных сторожей и патрулей в приходе Уоршип-стрит. Письмо в ноябре 1804 года подготовил Дж. Кинг, эсквайр, и это, как я надеюсь, и есть документ, который вам требуется и который я имею честь вам переслать. В приходе весьма мрачные настроения, и стоит мне выйти за дверь, как меня осаждают вопросами, не пойманы ли убийцы. Ко мне приводили несколько подозрительных лиц, но после допроса их пришлось освободить. Я написал письмо мэру Нориджа относительно человека по имени Боннет, за которым отправил в Чесант своих полицейских. Когда те прибыли на место, то обнаружили, что он повесился в тюрьме. У меня сильные подозрения, что этот человек связан с недавними убийствами. Хотя, как я отметил, в районе тревожно, но никаких происшествий не случилось. Полицейские патрулируют улицы, каждый вечер осматривают питейные заведения и, естественно, докладывают обо всем мне. Тем не менее надеюсь, что мы сумеем успокоить общественность и в этой связи предпринять действенные меры, хотя потребуется известная осторожность, чтобы не усилить панику, которую мы намерены обуздать.

Имею честь выразить свое величайшее уважение.

Ваш покорный слугаДжозеф Мозер».

На второй день Рождества снова была холодная погода, и с неба посыпалась ледяная крупа. Магистраты приказали разжечь хороший огонь в очаге помещения суда – предстояли очередные долгие слушания, несомненно, последние перед тем, как Уильямсу будут предъявлены обвинения в тяжком убийстве нескольких лиц. Пригласили пятерых свидетелей, а шестого, самого важного, с нетерпением ждали из Мальборо. И еще живущая по соседству с «Грушевым деревом» женщина, некая Орр, явилась по собственной инициативе с удивительным рассказом, устанавливающим связь Уильямса с еще одной, третьей стамеской. Отчасти благодаря сотрудничеству Вермилло появились ключи к разгадке тайны, и все быстро становилось на свои места. Утром «Таймс» сообщала:

«Тайна, покров которой так долго скрывал тех, кто совершил преступление, вскоре, похоже, будет разгадана. В последние сорок восемь часов открыта цепь важных обстоятельств. Вчера утром полиция Шэдуэлла получила из Мальборо, графство Уилтшир, информацию, что некий мужчина своеобразной наружности попал под подозрение и взят магистратами города под стражу. По описанию он очень высок и внешне в точности напоминает того, кого вскоре после убийства видели бегущим вместе с человеком пониже по Грейвел-лейн. Осмотр его одежды выявил много пятен крови на одной из рубашек. Сама рубашка была сильно порвана у воротника и на груди. Выяснились и другие обстоятельства, развеявшие сомнения по поводу его личности. Оказалось, что он состоял в переписке с человеком, который уже находится под стражей, что явно уличает их в грязных делишках. Магистраты отправили в Мальборо Уилланса и Хьюитта и вечером ждут их возвращения с подозреваемым».

Терпение магистратов подверглось жестокому испытанию, пока они ждали прибытия еще одного злодея, – ведь не оставалось сомнений, что вскоре после убийства Уильямсонов люди видели, как по Нью-Грейвел-лейн в сторону Рэтклифф-хайуэй бежал высокий тип. Все подозрительные обстоятельства указывали на этого человека: телосложение, пятна крови на разорванной рубашке и сверх того – личная переписка с заключенным. А следствие тем временем шло своим чередом. Полицейские, обыскивавшие «Грушевое дерево», выявили и арестовали еще одного подозреваемого. Было ли это результатом очередной наводки Вермилло?

Молодого иностранного моряка Джона Фредерика Рихтера взяли под стражу в «Грушевом дереве» (то есть там же, где проживал Джон Уильямс) полицейские Батлер и Холброк. Его заподозрили, потому что под его кроватью обнаружили влажные синие штаны со следами плохо смытой грязи ниже колен. Когда его попросили объяснить это обстоятельство, он ответил, что штаны оставлены в «Грушевом дереве» ушедшим в море постояльцем. И поскольку не были никем востребованы, он их присвоил. По поводу грязи на них Рихтер ничего не знал. Пока они находились в его распоряжении, к ним никто не прикасался. Рихтер признал, что чистил их щеткой, но отрицал, чтобы хоть раз стирал. Его строго допросили на предмет, не знает ли он Уильямса. Рихтер ответил, что они познакомились три месяца назад, но близко не сошлись. Ни разу не выпивали на стороне и лишь иногда пересекались в «Грушевом дереве». Да, в доме был сундучок с инструментами, принадлежавший иностранцу Джону Питерсону. Кроме всего прочего, в нем лежали несколько молотков, но ни одного из них он в последние три недели не видел. Затем Рихтеру показали молот, найденный в доме Марра, и он сказал, что молот в точности похож на тот, что он видел среди инструментов Питерсона. Питерсон помечал свои вещи инициалами Дж. П. И раз они есть на бойке, следовательно, молот из «Грушевого дерева». По речи Рихтер не понял, что Уильямс – ирландец, но слышал, что об этом поговаривали. Он помнил, что за три или четыре дня до ареста у Джона были большие баки, но во время их последней встречи не заметил, чтобы в его внешности произошли изменения. В ночь убийства Уильямсона и его семьи[18] незадолго до часа он слышал стук в дверь, а затем ему сказали, что это был Уильямс. Рихтеру не говорили, что Джон просил у хозяйки шесть пенсов. По его виду он вообще не подумал, что Уильямс моряк, но ему сказали, что он нанимался на «Роксбургский замок» Ост-Индской компании. Еще он слышал, будто капитан судна говорил, что если Уильямс еще хоть раз сойдет на берег, его непременно повесят. Это был намек на неуживчивый характер подозреваемого.

Во время всего допроса Рихтер отвечал с большой неохотой и, судя по всему, не горел желанием делиться имеющимися у него сведениями. Магистраты предупредили, чтобы он осмотрительно относился к тому, что говорит, и призывали говорить правду, не опасаясь последствий. Но он замкнулся, стараясь избегать обсуждения некоторых тем.