Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - Дмитрий Яковлевич Травин

народов

Правда, цивилизованные общества научились более-менее решать данную проблему. Именно поэтому Олсон отметил, что со временем диспропорции уменьшаются. «Малые группы» добиваются своего, но они не могут перетягивать на себя ресурсы общества бесконечно. Когда возникает угроза перебить большую часть посуды, включаются механизмы, останавливающие аппетиты «малых групп». Завоеванные права и льготы обычно остаются у них, но дальше определенной границы им не удается продвинуться. Таким образом, как Me too, так и Black Lives Matter, скорее всего, добьются многого, однако Америку не разрушат. Лидеры движений станут богатыми, влиятельными людьми, однако мир не будет стоять перед ними на коленях, вечно вымаливая прощение за свои прегрешения.

На этом можно было бы закончить рассказ о «логике коллективных действий», но вспомним, что книга Олсона называется «Возвышение и упадок народов». Если теория Олсона верна, то получается, что

чем дольше демократические страны обладают свободой организации при отсутствии потрясений или вторжений, тем более они будут страдать от подавляющих их экономический рост организаций и сговоров. Это помогает объяснить, почему у Великобритании – великой страны с самым продолжительным иммунитетом к диктатуре, вторжениям и революциям – были в этом столетии (ХХ веке. – Д. Т.) более низкие темпы экономического роста, чем у других крупных развитых демократических стран [Там же: 108].

А вот в таких малых и относительно однородных обществах, как скандинавские, больше вероятность возникновения всеохватывающих организаций. Например, в послевоенное время там существовали профсоюзы, включавшие практически всех работников физического труда. Такие организации, по мнению Олсона, чаще поддерживают меры, способствующие экономическому развитию, чем конкурирующие между собой за ресурсы малые группы, характерные для США и Великобритании [Там же: 124–125].

Еще один важный вывод, следующий из «логики коллективных действий», состоит в объяснении экономического успеха европейских стран в начале Нового времени. Создание больших централизованных государств позволило устранить влияние цеховых распределительных коалиций, формировавшихся в средневековых городах. Бизнес вышел за пределы этих городов и расположился в тех регионах, которые раньше были отсталыми. В Средние века сильные города часто устраняли конкурентов, возникших в «деревенской» промышленности, но в централизованных государствах возможность такого силового давления исчезла, поскольку контролирующие всю государственную территорию монархи были заинтересованы не в защите отдельных городских привилегий, а в максимизации налоговых поступлений и, соответственно, в общем экономическом развитии [Там же: 161–168].

По всей видимости, теория верна и много дает нам как для понимания истории европейского развития, так и для осмысления проблем современного мира. Но все же нам следует учитывать, что в реальности на возвышение и упадок различных народов действуют многие факторы. Скажем, в России не сформировалось сильных профсоюзов, способных бороться за высокую зарплату, однако лоббистские возможности «олигархов» весьма велики. Некоторые субъекты федерации слабы и потому бедны, а в некоторые другие – из Москвы перекачиваются значительные ресурсы, поскольку так проще поддерживать в них порядок. Дело здесь, по всей видимости, не только в силе малых групп и распределительных коалиций.

Почему процветает Китай, а не Россия

Неочевидный ответ Мансура Олсона

Мансур Олсон известен в исторической социологии двумя ключевыми тезисами: о стационарном бандите, приходящем на место бандита кочующего для учреждения государства, и о логике коллективных действий, с помощью которых разнообразные группы интересов это самое государство подрывают. Но в его книге «Власть и процветание. Перерастая коммунистические и капиталистические диктатуры» (М.: Новое издательство, Библиотека Фонда «Либеральная миссия», 2012) не это главное. Тем не менее скажем сначала пару слов о бандитах. Не только потому, что это интересно, но и потому, что важно для понимания принципиальных выводов.

Кочующий и стационарный бандит

Во времена далекие, теперь почти былинные (как сказал бы, наверное, Владимир Высоцкий), существовали всякие дикие народы, кормившиеся за счет набегов на города народов оседлых. Эти кочующие бандиты грабили население до последнего гроша, дома поджигали, мужчин убивали, женщин насиловали, детей уводили в рабство. Так и жили. Кормились с большой территории. Поскольку на малой могло просто не хватить городов для разбоя. И вот в какой-то момент стало ясно, что кочующему бандиту проще превратиться в стационарного. Сесть на трон, жить на одном месте, города сохранять, мужчин и детей не трогать, женщин… (ну, здесь сложнее, конечно)… Но главное для такого стационарного бандита – это облагать податью покоренное население с тем, чтобы оно могло работать и кормить захватчиков постоянно. Проще говоря, оказалось, что забирать себе всё имущество тружеников или даже бо`льшую его часть прагматичному бандиту невыгодно. Выгодно забирать часть разумную: и себе хорошо, и народу – терпимо.

Поэтому превращение в стационарного бандита вполне осмысленно для любого предводителя кочующих бандитов, да и для каждого, кто достаточно силен для того, чтобы взять на себя эту роль. Вот почему на протяжении всей человеческой истории большинством крупных человеческих популяций управляли автократы [Олсон 2012: 112].

Так возникло государство. Если выразиться по-научному, а не «по-бандитски», произошло это в результате осуществления важнейших институциональных изменений. Наш бандит ввел новые «правила игры», превратившись тем самым из кочующего в стационарного, а затем заставил играть по этим правилам все население, находящееся на подконтрольной территории [Там же: 33–36].

Понятно, что эта краткая схема представляет собой чрезвычайно сильное упрощение, но общую логику действий господствующего племени (народа, класса, социальной группы) она передает. В рамках этой логики под воздействием разных конкретно-исторических обстоятельств могло возникать множество вариантов государственного строительства, вплоть до призвания бандитов (варягов) самим населением с целью наведения порядка на Руси. При этом, как справедливо отметил Олсон,

предприниматели на ниве насилия не называли себя бандитами, а, напротив, давали себе и своим потомкам самые благородные титулы. Порой они даже утверждали, что правят на основании божественного права [Там же: 38].

Однако чем сложнее становилось государственное устройство, тем больше у несчастных стационарных бандитов (князей, царей, королей, императоров, президентов, премьер-министров, генеральных секретарей, дуче, каудильо и фюреров) становилось проблем. Не имея достаточной информации о жизни и доходах вверенного их заботам населения, они недобирали налогов, а при введении государственного регулирования экономики и систем социального страхования сильно переплачивали из бюджета разного рода лоббистским группам. Эти сплоченные коллективы могли, используя разные методы убеждения (вплоть до подкупа чиновников или воздействия на сознание избирателей с помощью массмедиа), выторговывать всякие льготы, а бремя издержек содержания себя любимых перекладывать на госбюджет и честного налогоплательщика. В общем, действовали эти группы почти по-бандитски, не давая высокопоставленному стационарному бандиту цивилизованно управлять своим государством.

Левая невидимая рука

В книге «Власть и процветание» Олсон сформулировал два тезиса, объясняющих при каких условиях стационарный бандит, превратившийся в цивилизованное правовое государство, может минимизировать указанные выше проблемы. Ему вновь необходимо осуществить институциональные преобразования, то есть скорректировать старые «правила игры». Во-первых, он должен защищать индивидуальные права своих граждан (в том числе право собственности), не наезжая на них и соблюдая требования закона. Во-вторых, он должен пресекать действия всяких прочих (помимо себя) хищников, которые хотели бы ради поживы наезжать на обывателей, – слабых, но эффективно трудящихся и создающих благодаря этому разнообразные блага. В том числе он должен пресекать и действия сильных лоббистских групп, грабящих население не напрямую, а через посредство госбюджета.

Получается, что этот стационарный бандит, действуя в собственных интересах, действует и в интересах общества тоже. Возникает механизм, напоминающий действие невидимой руки Адама Смита, и Олсон задается вопросом, не следует ли нам назвать эту своеобразную руку левой невидимой рукой? [Там же: 40]. При действии «правой» невидимой руки люди организуют эффективное рыночное хозяйство, ни о чем не договариваясь между собой. При действии «левой» невидимой руки возникает эффективное государственное управление, и опять же без всякой договоренности между разными группами интересов.

В принципе, выводы эти для нас сейчас более-менее очевидны. Но Олсон получает из них любопытные практические следствия, далеко не столь очевидные и весьма актуальные для сегодняшней России. Во-первых, он объясняет, почему у Китая получились такие хорошие реформы во времена Дэн Сяопина, тогда как в СССР при Горбачеве все пошло из рук вон плохо. Во-вторых, он объясняет, какие неприятные последствия получаются в том случае, когда нелиберальное государство слишком много власти и собственности подгребает под себя.

Обычно приходится слышать, что Китай процветает, поскольку проводил, мол, не шокотерапию, а постепенные преобразования, сохранил Коммунистическую