Семья убийц - Владимир Григорьевич Колычев

лейтенант Грибов.

— А там, где я покажу!

Кауров кивнул, соглашаясь с Масленниковым. Следователь совсем еще молодой, лет двадцать пять, не больше. Не совсем, правда, спортивного вида, брюшком уже успел обзавестись, да и задница тяжеловата, но ему полезно будет растрясти жирок. А извлечение фрагментов дерева для последующего их исследования вполне себе оправданная процедура. Тем более что Масленников не мог лезть на дерево из уважения к своему возрасту.

— Я могу слазить! — Участковый потер руки и стал расстегивать куртку.

— Вы мне лучше про покойного расскажите, — взяв Ежова под локоток, Кауров повел его к трупу. — Как он так, двадцать восемь лет — и уже заместитель директора такого огромного комбината?

— Заместитель по производству.

— Неважно.

— Как это неважно? Комбинат огромный, а Игнат Федосеев там каждый винтик знает. Новую технологическую линию в Германии закупили, специалисты должны были подъехать, подъехали, но не сразу. Подъехали, а Игнат сам все уже установил! Ну, почти все… Золотая голова!.. Была… — глянув на труп, вздохнул участковый.

— Я так понимаю, вы Игната Федосеева лично знали?

— Так в одной школе учились, я, правда, постарше…

— Живет он здесь неподалеку?

Кауров смотрел на крыши ближайших к реке домов. Городская окраина, частный сектор — в окрестностях металлургического завода.

— Недалеко. По утрам бегает… Спортивная пробежка.

— Я понял.

— Бегает… Бегал, прыгал, плавал, такое вот троеборье. Было.

— Каждый день бегал?

— Не знаю, я же не следил за ним. Знаю, что старался бегать каждый день. У жены надо спросить… У его жены.

— А где жена?

— «Скорая» увезла.

— Жена труп обнаружила?

— Нет, люди заметили, позвонили, я подъехал. И Антонина неладное почуяла, я звоню, она подходит. Я не вижу, слышу только: «Бух!». Смотрю, она уже лежит. Обморок. Пока «Скорую» вызывал, она в себя пришла, смотрю, совсем никакая. «Скорая» подъехала, послушали, а у нее сердце еле бьется… Обкололи, сказали, домой отвезут.

— Домой?

— Ну не в больницу же… А может, и в больницу, — пожал плечами мужчина. — Сколько времени прошло, до сих пор нет.

Кауров уже заканчивал осмотр места происшествия, когда появилась гражданка Федосеева, подошла к дереву на склоне обрыва, остановилась, рукой оперлась о ствол. И закрыла глаза, подготавливая себя к последнему рывку на пути к мужу. Осталось только спуститься вниз, а у нее от волнения и переживаний подкашивались ноги. Невысокая, худенькая, в лице ни кровинки. Волосы взлохмачены, футболка в спортивные брюки заправлена кое-как, на правой ноге резиновая тапочка, на левой кожаная.

Кауров направился к ней, она не замечала его до тех пор, пока он не остановился.

— Антонина… Извините, не знаю вашего отчества.

— Просто Антонина, — выдавила она.

— Может, вам лучше домой, к детям?

— У соседки ребенок…

— Ваш ребенок у соседки?

— Мой! А что? — нахохлилась Федосеева, клюнув его взглядом.

И тут же закрыла глаза, ее повело в сторону, рука соскользнула с дерева, Кауров не растерялся, подхватил женщину, не позволив ей упасть. И этим разозлил ее.

— Не троньте меня! — кошкой зашипела она, оттолкнулась от Каурова, отскочила, твердо встав на ноги. — Все, все! — Она выставил перед собой ладони, отгораживаясь от него. И это как будто привело ее в чувство. — Извините!

— Да нет, все в порядке…

— Сама не знаю, что на меня нашло.

— Вам, наверное, лучше домой.

— Да, наверное… Как будто ничего и не было.

— Если не возражаете, я вас провожу. Обещаю, трогать не буду. Даже если вы будете падать.

— Не упаду. Я сильная… — сказала Федосеева и задумалась над собственными словами. — Да, я сильная. Я должна быть сильной.

На глаза навернулись слезы, но усилием воли она не позволила себе расплакаться. И повернула к дому, на всякий случай махнув рукой, чтобы Кауров не приближался к ней.

— Сколько вам лет? — спросил он, подстраиваясь под ее шаг.

— Двадцать шесть… Только не говорите, что жизнь еще только начинается.

— Но она и не заканчивается.

— Не знаю!

— Ваш муж каждый день совершал по утрам пробежку?

— Летом каждый день… Я как чувствовала, что это добром не кончится!

— Скажите, Игнат не опасался за свою жизнь?

— Да нет, не опасался… А что? — Федосеева заметно замедлила свой и без того небыстрый шаг.

— Есть подозрение, что вашему мужу помогли упасть. Подрезали веревку.

— Да нет… — Женщина совсем остановилась, но поворачиваться к Каурову не спешила.

— Может, вы видели что-то подозрительное? Может, за вашим мужем кто-то следил? Может, возле вашего дома останавливались неизвестные машины с затемненными окнами?

— Машины?.. Да нет.

— Может, во время пробежки за вашим мужем кто-то следовал. Игнат не выражал никаких опасений?

— Да нет.

— Ему в последнее время никто не угрожал?

— В последнее время… В последнее время много чего произошло.

— Например.

— Например, его признал родной отец! — с гордостью за мужа сказала Антонина и, вскинув голову, повернулась к Каурову.

— Боюсь предположить, но мне кажется, что это известный человек.

— Очень известный. Натаров Борис Алексеевич!

Федосеева повернулась, направляясь к своему дому, но Кауров не пошел за ней. Ноги вдруг налились тяжестью, в ушах зашумело, он неподвижно, в тупом оцепенении смотрел Антонине вслед, пока она не остановилась, с удивлением глянув на него.

Знал Родион, кто такой Натаров Борис Алексеевич, очень хорошо знал. Это его вину в убийстве любовницы он пытался доказать. И даже практически смог это сделать. За что и поплатился…

— Вы идете? — спросила Антонина.

Казалось, она понимала причину его замешательства, даже наслаждалась эффектом, который произвела, несмотря на свое горе.

— Да, конечно!

Кауров заставил себя встряхнуться и, все так же чувствуя тяжесть в ногах, шагнул к женщине.

Тяжесть в ногах не давала ему ходить, когда он, не в силах держать удар судьбы, напивался в рюмочной. Тяжесть в ногах появлялась от мысли, что любимая женщина спит в чужих объятиях. С тяжестью в ногах он шел по скользкой наклонной, опускаясь все ниже и ниже. Тяжесть в ногах он чувствовал, когда узнавал, что придется защищать в суде законченного подлеца, когда приходилось отказывать негодяям в своих услугах, раз за разом понижая и без того незавидный статус адвоката. Тяжесть в ногах появлялась всякий раз, когда он слышал о Натарове. Как же хотелось набить морду этому бессовестному убийце, а порой и застрелить его как бешеную собаку, но сейчас Кауров даже боялся так думать. Карьера его вверх не идет, но и под горочку не катится, Евграфов прав, он почувствовал себя человеком. Более того, Марина увидела в нем того самого мужчину, в которого когда-то влюбилась. Жизнь налаживается, и нет никакого желания снова пускать ее под откос.

И все же Родион пошел за Федосеевой, чтобы побольше узнать о Натарове, хотя должен был бежать от нее, услышав это имя, со всех ног.

— Насколько