- - Бояринов Максим

В общем, как издавна повелось, и вряд ли когда поменяется. В столицах жизнь и власть своя, в глубинках - своя. Рынок услуг тут держали общим котлом бандиты и все окрестные силовики, кроме разве что, рыбинспекции. Естественно, никто не мог точно сказать, где кончается Беня и начинается полиция. Да и не надо было никому. Деньги есть? Сработаемся! Деньги еще были. Поэтому, не прошло и часа, как мы на тентованном армейском ЗИЛе, изо всех сил держась за деревянную лавку, пересекли мелкую пограничную речушку.

Прямые расспросы в этих патриархальных местах - чистой воды суицид. Пока договаривались, я осторожно выяснил, куда мог уйти длинномер. Панелевоз - не УАЗка, по лесному проселку не пойдет, ему бетонку или асфальт подавай. Оказалось приличных дорог здесь всего одна. До Новозыбкова и дальше на Брянск. Да и то, если от дождей не раскиснет. Дождей не было давно, так что маршрут гадов вряд ли оборвался где-нибудь в грязи...

На той стороне я первым делом обзавелся новыми документами. Всего за пятьсот евро умудренный жизнью бандит со сломанным боксерским носом, лбом шириной в полтора пальца и философским взглядом выдал мне права и паспорт на имя Сергея Алексеевича Бурцева, уроженца города Зареченск. Сергей Алексеевич был прямо вылитый я - если с недельной щетиной, и с бодуна.

Жужику, несмотря на то, что в толстой разноцветной колоде паспортов мелькнул и британский лёва, нихера мы не подобрали. Чебурашечьи уши и лупоглазость Алана были уникальны, но даже если бы и нашлось хоть немного его напоминающее фото, то американский акцент с головой выдавал засланного казачка. Так что пришлось Берковичу стать человеком без документов. Все лучше, чем доставать из широких штанин для предъявления по требованию представителей правоохранительных органов американский паспорт без российского въездного штампа …

Вот мы и у очередной промежуточной цели. И что очень важно, уже не в пограничной полосе, где кто только не пасется, а в относительно спокойной глубинке.

Закидываю на плечо рюкзак и, не оглядываясь на Алана, двигаю в сторону вокзала. За спиной слышно, как чихает движком “Газель”, готовясь продолжать движение к финалу своей незавидной судьбы: быть разобранной на запчасти, или же застыть посреди подворья ржавым монументом.

Героически сопя, сзади плетется Жужик. После нескольких суток, проведенных в российско-украинской глубинке, он явно ничего уже не соображает. Впрочем, неудивительно. Пограничная суета и долгая тряска по разбитой дороге способны доконать кого угодно. Не говоря уже о моем малахольном подопечном. Бреду не спеша, заодно прокручивая в голове варианты дальнейших действий. Время, как ни крути, потеряно и теперь нам предстоит искать бомбу на пространстве от Брянска до Сахалина …

- Виктор, но зачем нам вокзал? - скрипит сзади Беркович, - Мы куда-то снова поедем? Только уже на поезде? А как мы узнаем, куда они едут?

Эк, оживился! А прикидывался полудохлым. Бойскаут недобитый! Это тебе не чужих девок трахать. Еще и пристегивается, сволочь!

- Вокзал нам с тобой нужен чтобы квартиру снять. Без жилья, мы тут и суток не протянем.

- Мы будем арендовать квартиру на вокзале?

- Епть! У нас на вокзалах приезжих ожидают домовладельцы! А если спросишь, почему приезжие и домовладельцы не идут в риэлторские агенства, я тебя на месте урою! Въехал?

Беркович явно въехал. Даже не спрашивает меня, что значит “урою”.

У входа в вокзал сидят две пожилые женщины со строгими лицами. Старухами или бабками их назвать - язык не поворачивается. Боярыни, блин, Морозовы с картины Сурикова.

Покупаю “порцайку”семечек, и, стараясь больше напирать на мягкое “г”, произнося его почти как “х”, интересуюсь:

- Титоньки, а хде бы тут у вас денька на три, на четыре, житло зняты?

Бабушки строги и неприступны только на вид. И говор у них далековат от языка дикторов центральных каналов..

- Што, робяты, домой возвращаетесь с заробОтков, а разрешения просрочены?

- Та отож … выдавливаю я универсальный и ни к чему не обязывающий ответ, радуясь в душе, что в этих местах не нужно сочинять прикрытие. И так все всё знают.

Минут через десять я, жалуясь что «цены в Москве жуткие, москвичи озверели, работа тяжелая, а хозяева при расчете все норовят обдурить», сжимаю в руках обрывок бумаги с адресом, где, по словам “боярынь”, охотно пускают постояльцев.

Идем, глазея по сторонам. Городок небольшой, но чистый и аккуратный. Улица заворачивает к небольшому базарчику, где на входе сразу обнаруживается “пищеблок-джихад”.

Наблюдая за тем, как Беркович вгрызается в шаурму, невольно помогая исламским экстремистам своей, то есть моей трудовой копейкой, вспоминаю, что будто вчера сидел с Милой в Киеве у рынка…

Завершаем перекус растворимым кофе, к великому ужасу Берковича, не только с сахаром, но и с кофеином. Уточняем маршрут у тетки, торгующей сигаретами и вскоре стучимся в свежевыкрашенную калитку.

Хозяева - бывшие отселенцы. После 1986-го, когда Новозыбков получил изрядную долю радиоактивных осадков и был объявлен «русским Чернобылем», они, тогда еще молодожены, сбежали от греха подальше за Урал, и лет семь мыкались на заработках. Вернувшись, купили дом всего за три сотни долларов - в начале девяностых щедрый бюджетный поток, направляемый «на ликвидацию последствий…» иссяк, и весь город был заполнен сплошными недостроями. Однако, зная, что получили дозу радиации, детей заводить не решились. Устроились работать: он - на станкостроительный, она - на швейную фабрику. Дыры в семейном бюджете латали огородом и сдачей внаем половины дома, слишком большого для двоих, поэтому появление постояльцев, пусть даже и не имеющих регистрации, было ими воспринято даром судьбы.

Всё это узнаю, общаясь с хозяином, пока хозяйка хлопочет на кухне. Беркович, едва добравшись до кровати, падает как подкошенный. Приходится его расталкивать чуть ли не пинками, чтобы хоть ботинки снял.

Не сумев отбиться от приглашения на обед, отдаю должное варенной картошке с тушеным мясом.

Оставшись наконец-то один, первым делом произвожу финансовую ревизию. Это в книгах и фильмах, где герои спасают мир, почему-то не бывает ни малейших проблем с материальным обеспечением. В жизни же основным противником хороших парней являются не бородатые дядьки с пистолетами-пулеметами и не коварные мафиози, а хроническое безденежье…

Мостовая ферма - не иголка в стоге сена, да и не увезут ее за сутки слишком уж далеко. Купим новую машину - догоним. А вот насчет “купим” - пока проблемы. Денег, взятых с собой из Киева, осталось девятьсот тридцать евро. Тех, что я оставил у Милы, хватит, чтобы гоняться за панелевозом хоть месяц, хоть два. Вопрос, как их сюда доставить.

Первую же пришедшую в голову мысль - денежный перевод, отметаю почти что сразу. Сумма больше десяти тысяч долларов, банк или почта потребуют документы, а Милка - хоть и женщина, епть, но пока еще несовершеннолетняя. Можно, конечно, попробовать по частям, но тогда ей придется обойти пять-десять точек. И хотя бы в одной из них ее засечет ворье. По уголовной статистике Киева, наводки на квартирные кражи и грабежи чаще всего делаются именно в небольших банковских отделениях. Да и я тут в Новозыбкове, когда приду получать одновременно кучу переводов, окажусь у всех на виду, словно голый посреди площади …

Так что, судя по всему, придется нашей русинской Лолите поиграть в игру “Красные дипкурьеры”. Но и тут все та же проблема. По закону Украины до шестнадцати лет выезд из страны разрешен только в сопровождении одного из родителей, либо с нотариально заверенным разрешением. Можно, конечно, как и мы, через Щорс, но для девчонки с пачкой купюр такое путешествие может закончиться до предела плачевно.

Еще такой вариант. У нее на руках паспорт отца. Если найти нотариуса, который согласится оформить по нему левый “дозвил” … Нет, в телефонном режиме я вопрос по Киеву не решу, а для провинциальной школьницы провернуть самостоятельно подобный гешефт в принципе нереально. Так что единственный вариант - возвращаться мне в Украину. Но это и риск, и потеря времени. Хотя стоп! Кажется какую-то нотариальную бумагу я видел, когда перебирал ее документы …