Три пятнадцать - Джослин Джексон

Глава девятая

Лиза

Лиза так устала, что «сейчас» превращается в огромное серое болото. «Сейчас» – это Лиза в ходунках наедине с клятой инсультной ногой и ополовиненным лицом. Лиза в своей комнате, она вылавливает картинки из бескрайнего моря памяти, которое плещется внутри нее. Такое ощущение, что инсульт пощадил лишь память. Вот девушки из рождественской телепрограммы. Вот танцовщицы из «Радио-сити», они выстроились в ряд и машут длинными мускулистыми ножками, как ножницами щелкают. Вот Чарли Браун[13] из мультиков на День благодарения; он изо всех сил бьет по мячу, который Люси уже отвела в сторону. Вот Малыш-каратист[14]; он болтает сломанной ногой, потом вытягивается в струнку – совсем как большая птица! – и другой ногой выбивает врагу зубы.

Нужно затолкнуть эти картинки в инсультную ногу: сила, смелость и грация явно не помешают.

Правая нога ползет вперед, мелко дрожа, а левая точно дразнит ее – скользит легко и непринужденно. Лиза устала и измучена тренировкой в бассейне, но сдаваться не желает. Она снова воскрешает в памяти танцовщиц из шоу-группы «Рокеттс», вскидывающих ножки в канкане, упорного Чарли Брауна, непобедимого Малыша-каратиста и мощным движением вталкивает в свое слабое тело. Но их сила тает на глазах: поток превращается в ручей, ручей – в струйку, и инсультную ногу они заряжают лишь до болезненного стариковского шарканья.

Лиза признает поражение. Делает вдох. Пробует снова – шаг, еще шаг.

Босс смыла с нее хлорку, и теперь тяжелые влажные волосы мочат пижаму. Последний шаг привел к кровати, Лизе страшно хочется лечь и отдохнуть. Она же показала стакан, прямо Боссу в руки сунула, разве нельзя хоть немного отдышаться? Ответ отрицательный, Лиза чувствует его в соленом запахе пота на своем уставшем теле. Соленый воздух. Пляж. Ребенок. Мелисса. В памяти воскресает день второй из списка самых ужасных в ее личной истории. Прошлое ожило и явилось, чтобы сожрать Мози.

Одного стакана не хватит. Босс не догадается. Лиза начинает все с начала: нужно осторожно развернуть ходунки и снова пересечь комнату. Танцовщицы из «Рокеттс». Чарли Браун. Малыш-каратист. Лиза ползет вперед, растворившись в своем прошлом. Рядом с ней малыши. Все, которых она не украла.

Первый малыш попадается в продуктовом Алабамы через два дня после того, как «смерть в колыбели» отняла дочку, а Лиза закопала памятный свой сундучок рядом с ивой. Она хочет украсть фрукты или крекеры, а не ребенка, но в соседнем отделе кричит малыш. Из Лизиной груди тут же начинает бить молоко. Ребенок кричит и кричит, мамаше пора его успокоить. Лиза успокоила бы, но ведь малыш не ее. Нужно взять его, поднести к ноющей груди, убаюкать и скрыться с ним во мраке ночи.

Лиза убегает из продуктового, из города, в который она попала, из штата. Можно же спрятаться от ивы, можно же найти уединенное место, не такое, как дом. Ей нужно туда, где сухой воздух быстро высосет молоко, вытрет слезы, высушит липкий пот. Она отправляется на запад, надеясь, что невадское солнце превратит ее в сухой лист, летящий по дороге.

Лиза прибивается к бродячей цирковой труппе. Там курят отличную травку. Днем Лиза спит без сновидений, а по ночам врет, глядя в хрустальный шар. Лиза чудо как хороша в цыганской одежде, особенно когда предсказывает будущее, которого не видит.

К труппе прибивается бородатая. У нее малыш с толстыми ножками и копной темных волос. К концу первой ночи после отъезда из парка развлечений шпагоглотатель заваливает бородатую. Ребенок спит в гостиной трейлера, его уложили в пустой комод. Лиза смотрит на него в окошко. «О-о-о!» – сквозь бороду стонет бородатая. Она не услышит скрип двери, если Лиза скользнет в гостиную и утащит посапывающий сверток.

Бородатая кончает, а Лиза отворачивается и идет пешком до въезда на главную дорогу. Она влезает в первую же фуру, которая перед ней останавливается.

Дальнобойщики Лизе нравятся. У кого-то есть травка, у каждого – мет. Днем Лиза спит, а ночами плетет байки и отгоняет дальнобойщикам сон. Фары ярко освещают темное шоссе, и, если наглотаться двойных экстази, кажется, что взлетаешь к потолку кабины. Дальнобойщики – парни простые, вернее, не извращенцы. С нее секс и байки, с них дурь и быстрая езда, такой обмен – единственный вид любви, который выносит Лиза.

Времена года сменяют друг друга, Лиза колесит по стране. Все очень просто: на стоянки грузовиков малышей не приносят, поэтому она никого не крадет.

Потом Лиза встречает Бака. Возрастом он ближе к пятидесяти, чем к сорока, и Лиза зовет его Папиком. Бак очень милый, любит держать ее за руку и дважды возит ее через всю страну – из Калифорнии в Вермонт, из Вермонта в Калифорнию. Лиза живет с ним шесть месяцев. Все гладко, пока Бак не вбивает себе с голову, что влюбился. Прямо посреди страны он решает угостить Лизу жирным бифштексом в беконе, и они оказываются в придорожном кафе. За соседним столиком большая семья – мама, папа, Сюзи, Томми и малыш. Лизу так и подмывает вонзить нож в мамашино горло и схватить малыша – ужасно хочется взять его на руки.

Лиза улыбается, говорит, что ей нужно в туалет, а сама, едва убедившись, что Бак не видит, выскальзывает из кафе. Ее красный рюкзак в кабине грузовика, кабина закрыта, и Лиза сбегает без него.

Она несется к шоссе и поднимает вверх большой палец. У Лизы топ с бретелькой через шею, длинные золотисто-каштановые кудри (правда, давно не мытые), а багажа нет – почему бы не остановить и не подвезти ее? Второй же грузовик останавливается. Водитель – лысый белый тип под сорок с усталыми добрыми глазами. Усталый, добрый, но отца из себя не корчит.

– Привет! – улыбается Лиза. – Есть какое добро? Ну, чтобы не уснуть? Кстати, со мной не заскучаешь!

Добро у лысого есть, и грузовик вместе с Лизой растворяется в ночном мраке.

Через два месяца Лиза возвращается в Алабаму – самое близкое к дому место за черт знает сколько месяцев бродяжничества. В одном грязном сарафане она сидит в прачечной, остальные вещи стираются. Входит дерганая мамашка в трико и толстовке. На плече слинг, в нем громко плачет малыш в кофточке и ползунках. Грязного белья у нее целая корзина, под глазами темные круги. Загружая белье в машину, девчонка хлюпает носом и чешется. Малыш хнычет, вот-вот заревет снова, но девчонка не замечает. Может, она его и не любит.

Юную маму зовут Джанелль, она чуть старше Лизы. Пока белье стирается, девушки болтают. Обе любят Бьорк, мотоциклы «Мустанг» и леденцы «Пикси стикс».

– Слушай, не посмотришь за ребенком буквально минутку? Ну и чтобы белье не стащили… У меня срочное дело.

Наконец-то у Лизы на руках ребенок, девочка! Лиза смотрит на малышку, малышка серьезно смотрит на Лизу. Кроха пахнет сигаретами и несвежим молоком, но за этими запахами есть другой – настоящий, детский.

– Хочешь со мной? – спрашивает Лиза. Малышка не возражает. Только Лиза с места не срывается. На ней даже трусов нет, все в стирке. Разве матери сидят в прачечной в одном грязном сарафане? Будь трусы сухими, Лиза давно сбежала бы с малышкой.

Лиза смотрит на ребенка, ребенок смотрит на нее.

– Спасибо! – благодарит вернувшаяся Джанелль. Она больше не дергается: наверняка дорожку занюхала. Чертова наркоша! Лиза жалеет, что не сбежала с ребенком.

Лиза перекладывает белье в сушилку, идет в уборную, склоняется над раковиной и запрещает себе реветь. Вернуть малышку оказалось не легче, чем вырвать себе легкое и отдать. Кому отдать – безмозглой наркоше, которая любит Бьорк, мотоциклы «Мустанг» и леденцы «Пикси стикс».

Нужно вернуться в зал, когда трусы высохнут, снова предложить Джанелль помощь и на этот раз украсть малыша. Лиза смотрит в глаза своему отражению. У нее нет колыбели, пеленок, пинеток из «Кидворкс». Лиза вдруг понимает, что есть препятствия серьезнее отсутствия трусов – из зеркала на нее смотрит другая безмозглая наркоша, которая любит Бьорк, мотоциклы «Мустанг» и леденцы «Пикси стикс».

Любому ребенку нужна Босс, а Лиза – та самая Кроха, новорожденная дочь которой среди ночи перестала дышать, беззвучно посинела и умерла, по двум причинам: чертова карма и чертова Мелисса. Из-за того, что Лиза это заслужила.

Тогда в прачечной Джанелль угостила ее парой «Джолли ранчерс». Лизе досталась вишневая, самая любимая и у нее, и у Джанелль.

– Лиза! – испуганно восклицает Босс. – Разве так можно?! Надо отдыхать!

Лиза смаргивает. Танцовщицы из «Рокеттс». Нога ползет вперед.

Босс делает то, что должно Боссу. Она делает то, что нужно детям. Она укладывает Лизу в постель.

Глава десятая

Мози

Дождь лил как из ведра, а Роджер, когда заехал за мной в Супер-Свинарник, остановился на обычном месте, нет чтобы к самому входу подкатить. У него черный легковой универсал, которому в обед десять лет. Его мама целую неделю проторчала в Гугле, пока не выяснила, что за всю мировую историю за рулем «вольво» – именно в сборке того года – не погиб ни один человек. Ясен день, безопасность превыше всего, только в салоне не было даже порта для айпода, и Роджеру пришлось скинуть свой плейлист на сидишку. Я издалека услышала, как надрываются «Кейдж зе элефант»[15]. Роджер сидел с обалдевшим видом и не замечал, что я бегу через всю стоянку и мокну. Наконец я распахнула дверцу, но на пассажирском сиденье было столько хлама, что для меня места почти не осталось.