Чужая в чужом море - Александр Розов

— А что я могу почувствовать от такой абстрактной информации?

— Как – абстрактной?! Это же твоя жена!

— Да. И что дальше?

— Герхард имеет в виду то, что в Европе называется «Adultere», — вмешалась Брют.

— Это что? — заинтересовалась Пума.

— Обычай про эксклюзивного мужчину, — ответил Рон, — Брют уже объясняла. Помнишь?

— Да. Если женшина make–love с мужчиной, который ее не купил, то ее убьют. Шариат. Я не знала, что в Европе так же. Герхард, ты не беспокойся. У нас нет такого говна. Люди make–love, если они хотят. Никто не может заставлять или запрещать. Защита Хартии.

Младший инструктор коснулась ладонью своей штурм–винтовки, став на секунду живой иллюстрацией к формуле Хартии: «любыми средствами без всякого исключения».

— Ты не отвлекайся, — продолжала она, — Я задала интересный вопрос про отель, да? Стало тебе плохо от того, что другим стало хорошо? Ты не торопись, подумай спокойно.

— Даже не знаю, — сказал он, — Если это девушка по вызову, то мне это, скорее всего, будет безразлично. Но если это моя жена то… Мне будет неприятно, что это происходит.

— Тогда все просто, — заключила Пума, — это нейролитическое программирование.

— Нейро–лингвистическое, — поправил Рон.

— Да. Слово длинное и угловатое. Всегда путаю. Герхард, ты не говори «моя жена», иначе программа будет тебя иметь. Говори, как у нас: «vahine–i–au». Тогда тебе будет хорошо.

— Но это просто перевод, — возразил Штаубе.

— Нет. Не просто перевод. Это другие слова, они значат другое. Они правильно значат. Те слова, к которым тебя приучили, значат неправильно. Они как ботинки, которые фигово сделаны и везде жмут и натирают. Тебе от этого плохо, вот от чего. Выбрось их на хрен. Возьми удобные ботинки и ходи в них. Попробуй подумать про то же самое удобными словами. Сделай это прямо сейчас. Ты увидишь: тебе в голове не жмет и не натирает.

Штаубе закурил еще одну сигарету, вытер ладонью вспотевший лоб и углубился в себя. Перед его мысленным взглядам, какая–то безликая «vahine–i–au» с фигурой фотомодели, скучно и лениво совершала механический половой акт со здоровенным негром, похожим на декуриона Таши Цамбва. Когда такие сцены шли по TV, Штаубе обычно, посмотрев минуту, и поняв, что это надолго, шел на кухню за чашечкой кофе. Наблюдать движения этого шатунно–кривошипного механизма ему было не интересно. Прикладную механику он и так отлично знал – как и положено авиа–эксперту высшего класса.

— Ты, наверное, права, Пума, — согласился он, — в таком варианте, мне это безразлично. Но это же подмена понятий, самообман, психологический трюк…

— Нет, Герхард! Это в неправильных словах был психологический трюк. Они тебя имели. А в этих, правильных словах, нет трюка. Трюк исчез, и тебе кажется, что это трюк. Я не очень толково сказала. Могу подумать и сказать лучше, если получилось непонятно.

— Почему же, ты очень понятно сказала… Но мне кажется, тут есть что–то неправильное…

— Это к тебе липнет плохое igbekela, — авторитетно сообщила она, — сделай вот так.

Младший инструктор сложила левую ладонь трубочкой и энергично дунула сквозь нее, как будто стреляла в невидимого врага из древнего духового ружья. Штаубе послушно повторил это действие, хотя понятия не имел, что такое «igbekela» и как оно «липнет».

— Вот. Теперь хорошо. Оно разрушилось, — констатировала Пума, укладываясь рядом с ноутбуком, — Теперь я сделаю тебе net–communication, ты познакомишься с семьей из Кирибати, поговоришь про флайки и про всякие планы по бизнесу. Ты мастер–пилот, ты это понимаешь, а я нет. Я просто посижу и послушаю. Буду учиться, да?

Штаубе заятянулся сигаретой и кивнул с отсутствующим видом. Пума поиграла минуту на клавиатуре, а потом радостно крикнула в микрофон ноутбука:

— Aloha, foa! Мы читали fare–invito. У нас тут классный toro–a–roa raatira pairati.

— Ia orana, glo, — ответил возникший на экране заспанный креол, — А у нас, по ходу ночь.

— А мы, по ходу, сейчас в Африке, — ни чуть не смутившись, ответила она, — Такие дела.

— А… — отозвался он, — А где сам супер–авиа–эксперт?

— А вот, — сказала Пума, дернув Штаубе за рукав, — Герхард, сядь сюда, мы on–line!

— Э… Hello, — сказал он, усаживаясь по–турецки, — В смысле, aloha.

— Y una polla! – выдохнул пораженный креол, — Ты – Герхард Штаубе?

— Ммм… Да. А мы где–то уже виделись?

— Ну, ты даешь, бро! Тебя второй день показывают по TV! – креол повернулся так, что web–камера показала его стриженый затылок, и крикнул, — Hei foa! Все сюда! Viti–viti! У нас Герхард Штаубе online, по нашему invito! Секунду, Герхард, сейчас все подползут. Дики, не тормози! Рали, Лаго, мне за ноги вас тащить? Меня зовут Томо…

— А меня Дики, — пискнула девушка–маори, вклиниваясь между ним и web–камерой.

— Э… Очень приятно, — сказал Штаубе.

На заднем плане возникли парень–метис и девушка–melano. Поcыпались вопросы.

— Ia orana, Герхард! Как ты там? Тебе чего сначала показать? Motu, fare, или фабрику? А можем показать пару флаек. По ходу, они готовые. Стоп, ты скажи сам, что показать. А может, покажем все подряд? Герхард, тебе видно? Ага, ну, значит, это второй этаж. Тут всякое барахло, не обращай внимания. Тут, типа кухня. Это лестница. Томо, смотри не грохнись. А ты не говори под руку. Рали, включи свет, не видно ни хера. И прожектор включи. Так, это терраса первого этажа, вон там — ангар. Это — пирс, лодки, все такое…

Штаубе кивал в камеру и говорил что–то вроде «ну, ясно…» или «спасибо, мне видно». Как выражаются в таких случаях эксперты–политологи: «процесс пошел».

…

=======================================

79. КАМИКАДЗЕ в процессе реинкарнации.

Дата/Время: 22 — 23 сентября 22 года Хартии.

Место: Транс–Экваториальная Африка и Кирибати.

Шонаока, озеро Удеди, лагерь экспедиции.

=======================================

Первое знакомство продолжалось часа три. Еще часа два Штаубе и оба Батчера что–то увлеченно рисовали на ноутбуке, а потом был объявлен перерыв до завтра, и Штаубе, в полной прострации, отправился в президентский лагерь (его ребята уже несколько раз заглядывали, поинтересоваться, как себя чувствует министр, и не слишком ли он много работает – время–то уже к ночи). Рон вызвался организовать чай (якобы, по секретному танзанийскому методу заваривания). Пума занялась подаренной стреляющей игрушкой «Mobitir». Брют распечатала данные рентгено–флюоресцентного анализа, и посмотрела, что получается. По всему выходило, что добывать титановую руду со дна озера Удеди не менее выгодно, чем высокочистый кварц. Впрочем, на таком количестве образцов точно не скажешь. Вот завтра прилетит команда с тяжелой техникой, и можно будет заняться этой темой по–настоящему… Брют сунула листы в папку и невзначай спросила:

— Пума, ты понимаешь, что ты грубо изнасиловала того парня?

— Я изнасиловала? – возмутилась младший инструктор, — Это ты мне говоришь, да?

— Тут другое дело, — пояснила геолог, — Я проводила психологический эксперимент.

— И нарушила VI международную биомедицинскую конвенцию, — вставил Рон.

— Ты–то откуда знаешь про эту конвенцию? – поинтересовалась она.

— Мы про нее учили в сержантской школе, а у меня хорошая память.

— На кой черт, если верховный суд даже запретил за нее агитировать?

— Потому и учили, — пояснил экс–коммандос, — Поиск и задержание агитаторов.

— А… Ну, да. Логично. А что я нарушила?

— Ты оскорбила интимные чувства и причинила неоправданные психические страдания. Дословно по тексту VI конвенции. Оцени, какая память! А по протоколу UN мы сейчас находимся на территории Конго, которое присоединилось к этой конвенции. Прикинь?

— Ого! – игриво воскликнула Брют, — Власти Конго имеют право меня арестовать?

— Пусть они придут и попробуют, — флегматично отозвалась Пума, разбирая механизм ультракомпактного пулеметика, — пуля в лоб и мясо в воду.

— Ты с ума сошла! Нам в этом озере еще неделю работать!

— ОК. Не учла. Оставим на берегу. И еще. Ты, Брют, просто баловалась, а я для дела.

— Ты про что?

— Про Штаубе, конечно.

Брют понимающе–выразительно кивнула головой.

— Ах, про Штаубе. И для какого дела ты запихнула его в групповую семью?

— Ты меня сама просила найти такое объявление. Не зря же я искала.

— В смысле, все, что выловлено, должно быть сожрано, невзирая на вкус?

— Мы друзья и партнеры, да? – уточнила Пума и нарисовала пальцем в воздухе кружочек, перечеркнутый сверху вниз вертикальной линией – знак пиратской клятвы молчания.

— Без сомнений, — подтвердила геолог и нарисовала «небо и море»: прямую линию сверху и волнистую — снизу (думая, как странно обернулась детская игра в пиратов Дрейка).

Тут же, Пума молча что–то нажала на клавиатуре ноутбука и развернула экран к ней. На экране был эскизный чертеж несколько необычной авиетки длиной 4,5 метра с размахом крыльев 5, и H–образным хвостом, похожим на чуть укороченную вторую пару крыльев. Бросались в глаза предельно–простые геометрические формы и то, что крылья сдвинуты вплотную к тупому носу, как бы обрубленного, цилиндрического фюзеляжа. Надпись гласила: «Concept–flyka «Vitiare» designed by «Retiair» fare–fabric. Basic configuration». После базовой конфигурации, были представлены еще несколько эскизов. На одном из них, к обрубленному носу флайки был приделан контейнер обтекаемой формы, метра полтора в длину. Надпись сообщала, что это «reserve fuel tank1000 litres, or cargo–module 1200 kg». В этой конфигурации флайка «Vitiare» гротескно напоминала торпеду.