Отец Александр Мень: «Люди ждут Слова...» - Ив Аман

Глава 10

Время испытаний

Отец Александр старался не совершать неосторожных поступков, которые могли бы скомпрометировать его духовных детей и поставить под вопрос его пастырскую деятельность. «Главное у нас, — писал он в одном письме, — это терпеливая и неустанная работа, направленная вглубь»[215]. Среди его друзей и духовных детей были диссиденты, но сам он держался в стороне от политической борьбы.

«Разумеется, я уважаю честность и смелость. Но считаю, что мне лично хватает моего непосредственного дела. Кроме того, я убежден, что свобода должна вырастать из духовной глубины человека»[216].

По его мнению, христиане должны начинать с перестройки собственной жизни. Церковь еще не созрела для свободы, она не готова свидетельствовать. Следовательно, она должна делать акцент на внутренних проблемах прежде, нежели на проблемах отношений с государством.

Какие бы меры предосторожности он ни предпринимал, это не могло избавить его от внимания полицейского аппарата. В 1964 году он едва избежал тюрьмы. Власти не могли не знать про его влияние на молодежь и интеллигенцию. Он всегда был под наблюдением. Через определенные промежутки времени КГБ находил предлог ограничивать его активность, хотя, вероятно, там не знали истинного ее размаха.

В церковной среде на него тоже поглядывали косо. Его талант вполне мог вызвать зависть. Более того, для советского общества был в высшей степени характерен конформизм: если вы действуете не как все, если проявляете независимость, то ваше отличие от коллектива, покорного системе, становится явным. Настоятели храмов, где он был вторым священником, вели себя по–разному. Тот, кто пригласил его в Новую Деревню, был к нему расположен дружески. Другой ограничивался тем, что просто ему не мешал. Третий, напротив, всячески старался помешать его общению с новообращенными. Кое‑кто, как, например, настоятель из Тарасовки, дошел до того, что писал на него доносы. Тогда духовным детям отца Александра давалась инструкция — ее передавали из уст в уста — реже навещать Новую Деревню и временно не приходить к нему в кабинет.

Вероятно, ему следовало остерегаться членов приходского совета (знаменитая «двадцатка») — обычно они были наемными, а нанимала их администрация. Равно следовало проявлять осмотрительность даже в сторожке, поскольку не все участники хора и церковные прислужницы были верными людьми. Иногда из КГБ присылали агентов послушать проповеди отца Александра, чтобы обнаружить в них что‑нибудь антисоветское. Но это было смехотворно — отец Александр засекал их с первого взгляда.

На протяжении всего своего служения отец Александр получал анонимные письма с угрозами. На него регулярно писали доносы. Не чурались и нападок, связанных с его еврейским происхождением.

В 1975 году небольшой самиздатский машинописный журнал «Евреи в СССР» напечатал интервью с отцом Александром об отношениях между евреями и христианами. Оно было перепечатано в «Вестнике русского христианского движения»[217], русском православном журнале, выходящем в Париже. По правде говоря, это был экспромт, отец Александр ограничился тем, что в общих чертах ответил на некоторые вопросы, заданные ему у входа в храм после службы. Публикация эта вызвала бурный поток критики, хотя о. Александр утверждал в интервью, что лично никогда не сталкивался с проявлением антисемитизма внутри Церкви. Однако впоследствии, уже накануне смерти, он, подтверждая свои слова, уточнил, что так было до конца семидесятых годов, но затем картина полностью изменилась[218].

Вскоре после публикации против него развернулась новая кампания. В ход был пущен длинный анонимный пасквиль: «Вы меня не знаете, отец Александр, но я давно наблюдаю за вашей деятельностью… Придется объясниться с вами по–настоящему… Дело не столько в вас, сколько в тех видимых и невидимых силах, которые управляют вами… Условное собирательное имя этим силам — сионизм… Иудаизм тщательно скрывает от еврейского народа, что в глубине этой религии совершается поклонение диаволу… Вы являетесь «постовым» сионизма в православии. Между сионизмом и властями Католической Церкви возник самый тесный союз… Заразить православных католическими настроениями…» И т. д. и т. п.

Еще один текст, подготовленный более тщательно, также обличал его за его позицию в отношении католицизма и иудаизма. Текст этот неоднократно направлялся гражданским властям и церковному руководству; автор, как всегда аноним, явно имел доступ к источнику информации, куда простому смертному входа нет…

В Пушкине, в соседней церкви, настоятель в проповедях публично предостерегал прихожан против своего собрата. Вскоре наверх пошли петиции против отца Александра.

А позже явилась на свет еще и лукавая клевета. Ах, ах! Вы заметили: сколько лет отец Александр издает свои книги за границей, и с ним ничего не случается. Вы думаете, это было бы возможно, если бы не… Отец Александр — генерал КГБ!

Эти товарищи любили подобные сюрпризы: пускать слух, будто их противники на самом деле их сотрудники. То же самое, кстати, они сделали с Солженицыным.

Отец Александр не позволял себе вступать в полемику, он почти не говорил об этих нападках, чтобы не тревожить своих друзей и духовных детей. Однажды его спросили: «Если ты оказываешься в таком положении, когда люди, от которых невозможно уйти, тебя изводят, как погасить в себе неприязнь, желание отомстить, как не попасть в ловушку «обиды»? Он ответил так: «Нужно думать не об обидчике, а… об Иисусе Христе. Как только мысль об обидчике прокралась в голову, гнать ее. Чаще смотреть на облака, на звезды, устанавливать в себе такую тишину, как там, в вышине. А на обстоятельства смотреть как бы издали и сверху, словно вы умерли и просматриваете свою жизнь из другого мира… Нельзя погружаться в конфликты»[219].

Отец Александр умел приспособиться к обстоятельствам, он интуитивно ощущал качание политического маятника. Когда чувствовал угрозу, маячащую на горизонте, сразу предпринимал дополнительные меры. В частности, чтобы обезопасить группы, просил их реже встречаться или вообще отложить встречи до поры, пока не пронесется шквал.

Так, в 1979 — 1980 годах, когда запахло арестами, он сразу оценил, откуда дует ветер. В апреле 1979 года Центральный Комитет КПСС принял постановление «О дальнейшем улучшении идеологической, политико–воспитательной работы». Никто не обратил особого внимания на очередное постановление, но он мгновенно понял, что верующим оно не несет ничего хорошего…

И действительно, ему пришлось пройти через ряд допросов, но его не взяли.

К атакам извне добавлялись разочарования в некоторых духовных детях, причем порою в тех, кому он особенно доверял и кому много давал. Одни порвали с ним под предлогом, что он не шел дальше, другие — что зашел слишком далеко… Может быть, их подталкивала воля к самоутверждению, желание, согласно Фрейду, «убить отца»? А возможно, он возложил много надежд на натуры слишком хрупкие, слишком уязвимые?

Несмотря на ответственность перед столькими жизнями, несмотря на трудности, на угрозы КГБ, висевшие над ним как дамоклов меч, на подстерегавшие его неприятности, отец Александр всегда оставался невозмутимо радостным.

Один из его друзей вспоминал размышления Ницше, который находил, что сам вид христиан неубедителен и, когда глядишь на них, трудно поверить, что Христос действительно искупил и освободил их. «Ну что ж! — продолжал друг. — Сказать это об отце Александре он бы не смог!»[220] И впрямь, его христианство не было унылым. Он даже хотел написать этюд о юморе Христа[221]. Своей веселостью он был обязан не только характеру, — к тому же в детстве он, говорят, был подвержен приступам меланхолии[222]. Его веселость являлась результатом работы над собой, она питалась глубокой верой, личными отношениями с Иисусом Христом; она помогала ему забывать, в каких условиях он несет свое служение. Казалось, он наделен необычайной способностью к восстановлению внутренних сил. Случалось, что он приходил к друзьям утомленным и мрачным, но достаточно было короткого мгновения, чтобы на его устах вновь засияла улыбка, и он вновь заражал присутствующих своей энергией.

«Казалось, в могучей музыке его жизни нет никакого самоусилия, никакого преодоления, — рассказывает один врач, с которым он подружился. — Но так не было… Мало кто знал, что физическое его здоровье было далеко не идеальным. При врачебном осмотре непонятно было, на чем он держится. Неистощимость его только казалась телесной, земной. Это был иноприродный заряд»[223].

Годы, последовавшие за смертью Брежнева, начались с повсеместного «закручивания гаек». Сменивший его Андропов в течение пятнадцати лет руководил КГБ и был в этих вопросах крупным специалистом. Он решил урегулировать проблемы страны крутыми мерами. Был пополнен репрессивный арсенал и изменен Уголовный кодекс: теперь судьи могли найти дополнительные мотивы для вынесения приговоров диссидентам и произвольно добавлять сроки тем, кто уже отбывал наказание. Любые контакты с иностранцами могли теперь считаться криминальными. На политических заключенных давили все сильнее и сильнее, чтобы заставить их отказаться от прежней активной деятельности.