На литературных перекрестках - Николай Иванович Анов

в Москве два писателя — сибиряки Всеволод Иванов и Феоктист Березовский.

Прошло не помню сколько времени после смерти Антона Сорокина. Директор Сибкрайиздата Михаил Михайлович Басов вызвал меня к себе и сказал:

— Я только что вернулся из Омска. Разбирал сорокинский архив. Целая груда рукописей! Я договорился с вдовой. Она кончает перепечатку и привезет книгу рассказов «Напевы ветра». Надо будет ее быстро издать. Покойник был очень интересным писателем, но, к сожалению, не шибко грамотным. Нужна хорошая редактура. Рассчитываю на Зазубрина, но Владимир Яковлевич сейчас вряд ли найдет время.

Валентина Михайловна прямо с вокзала приехала ко мне на дом.

— Я в издательство еще не ходила. Хочу с вами посоветоваться. Привезла Антошину книгу, но чувствую, в таком виде ее печатать не будут. Антоша ежедневно писал по рассказу. Напишет и сунет в папку. Таких рассказов у него тысячи. Он считал, что самое главное для писателя — точно выразить свою мысль. А о красоте фразы не заботился. Я плохо знаю сибирских писателей. Вот вы мне и скажите, кто из них смог бы быть хорошим редактором. Тогда я пойду к Михаилу Михайловичу и назову фамилию.

Она показала объемистую папку с рукописями Антона Сорокина. На глаз можно было определить объем будущей книги — примерно двадцать листов. Я пообещал ей подыскать редактора. Валентина Михайловна отправилась к Басову. Он принял ее очень сердечно, обещал все сделать. Папку с рукописями оставил у себя.

Обрадованная вдова Сорокина уехала домой. Я с ней переписывался, но приятного ничего сообщить не мог. Двадцать восьмой год в Сибири был очень трудный для литературы. Развертывалась яростная борьба двух группировок. Зазубрин уехал из Новосибирска, а на него, как на редактора рассчитывала Валентина Михайловна. Следом за Владимиром Яковлевичем по той же причине перебрался в Москву и Басов.

После его отъезда я завет разговор с Вяткиным.

— Георгий Андреевич, вы хорошо знали Антона Сорокина. Почему бы вам не отредактировать сборник «Напевы ветра». Надо сдвинуть застрявший воз с места.

— Что вы! — отмахнулся Вяткин. — Не видите, что творится? До Сорокина ли сейчас.

Антону Семеновичу не везло при жизни, не повезло и после смерти.

Перед отъездом в Москву я попросил издательского работника писателя Г. М. Пушкарева проследить за тем, чтобы сорокинский сборник не потерялся.

— Никуда не денется! — успокоил он. — Не беспокойтесь.

Когда в Сибкрайиздате затеряли рассказы Сорокина, трудно сказать. Через сорок лет это же издательство выпустило «Напевы ветра» («Дон-Кихот сибирской литературы»). Книжка была объемом около десяти печатных листов, из них на долю сорокинского текста приходилось не более восьми.

Горький в письме к Михаилу Никитину писал:

«Вам, сибирякам, следовало бы собрать все, что написано об Антоне Сорокине, и собрание очерков этих издать. После того, как будет издана такая книга, можно приняться за издание работ самого Сорокина».

Книжка Антона Сорокина «Напевы ветра», изданная в Новосибирске тиражом в 30 тысяч экземпляров, в Казахстан попала в незначительном количестве. Антона Сорокина у нас мало знают, творческое лицо писателя заслонилось анекдотами о его необычайных поступках, зачастую выдуманных. В итоге сохранилась за ним не очень лестная, но довольно прочная репутация графомана. «Делопроизводитель собственной славы» — метко определил сибирский литературовед Е. Беленький саморекламу Антона Сорокина.

Это он сам себя выдвинул на Нобелевскую премию и позаботился о том, чтобы войти в литературу «скандалистом». Он перещеголял футуристов и желтую кофту Маяковского. Наконец, он провозгласил себя «королем» сибирских писателей, поведав об этом миру в манифестах, собственноручно расклеенных на заборах.

Сознательно ли он выбрал этот путь к популярности или действительно был шизофреником?

Антон Сорокин утверждал:

— Сейчас все грамотные люди научились писать стихи, знают, что такое рифма и что такое размер, а для надежности подражают Фету или Надсону. Стихи получаются «гладкие». В редакциях они лежат сотнями. Попробуйте выбиться в признанные поэты. Наиболее находчивые начинают писать заумным языком. Явная бессмыслица, но печатают. И при умной организации дела появляется новый необыкновенный поэт. Давид Бурлюк сватал меня в футуристы, даже свидетельство выдал… Но я знаю цену этому «литературному движению…»

Антон Сорокин в статье «Заметки о литературе», напечатанной в 1920 году, определил футуризм как «производство литературного суррогата для дураков».

Антон Семенович сознательно вошел в дореволюционную литературу скандалистом, понимая, что это наиболее верный способ привлечь к себе внимание читателей, критики и вообще широкой публики.

Когда он добился признания, его стали печатать, в чудачествах и скандалах миновала необходимость.

Антон Сорокин всю свою творческую жизнь вел благородную борьбу против царской колонизаторской политики в Сибири. Он как писатель выступал в защиту тех, кого великодержавные шовинисты презрительно именовали общей кличкой инородцы — казахов, тунгусов, якутов, бурят. Казахской теме он посвятил лучшие страницы своих литературных трудов. Писатель сумел проникнуть в духовный мир казахского народа, оценить его поэзию и музыку, понять нравственный уклад жизни, его беды и радости.

Ненависть к язвам капитализма в творчестве Антона Сорокина неизменно сочеталась с ненавистью к городу, несущему гибель степным народам. Казахский народ вымирает! Это был лейтмотив его рассказов, посвященных казахской теме.

Писатель не видел и не хотел видеть прогрессивного процесса приобщения казахов к городской культуре. Но сама жизнь заставила его пересмотреть свои взгляды. Пришло время, и Антон Сорокин понял, к чему может привести идеализация степных просторов и патриархального быта кочевого хозяйства.

В рассказе «Арстанбек» писатель показывает кочевников, которым дороги старые, привычные формы жизни. Потерять степь — это значит потерять все. Так верит Арстанбек и так думают казахи, которых он ведет в Синьцзян. Покинув пределы России, они отправляются со скотом и всеми пожитками в Китай, чтобы продолжать привычный кочевой образ жизни. На границе беженцы массами гибнут, погибает и главарь отряда Арстанбек. Он лежит и видит своего любимого беркута. Степной орел ждет смерти хозяина, чтобы выклевать ему глаза.

Неизбежная драма кочевого образа жизни, способного привести к гибели, талантливо раскрыта Антоном Сорокиным в финале рассказа.

Имя Антона Сорокина нельзя вычеркнуть из сибирской литературы (он родился и работал в Сибири), нельзя вычеркнуть также из казахстанской. Он писал о казахах до революции и после нее. Почти половина его рассказов посвящена казахской тематике.

Теплую память сохранили о нем молодые поэты