Том 5. Стихотворения - Андрей Белый

1906

Серебряный Колодезь

Похороны

Толпы рабочих в волнах золотого заката.Яркие стяги свиваются, плещутся, пляшут.На фонарях, над железной решеткой,С крыш над домамиПлаткамиМашут.

Смеркается.Месяц серебряный, юныйПоднимается.

Темною лентой толпа извивается.Скачут драгуны.

Вдоль оград, тротуаров, — вдоль скверов,Над железной решеткой, —Частый, короткийТрескРевольверов.

Свищут пули, кося…Ясный блескТам по взвизгнувшим саблям взвился.

Глуше напев похорон.Пули и плачут, и косят.Новые тучи кровавых знамен —Там, в отдаленье — проносят.

1906

Москва

Пока над мертвыми людьми

Пока над мертвыми людьмиОдин ты не уснул, дотолеЦепями ржавыми гремиИз башни каменной о воле.

Да покрывается чело, —Твое чело, кровавым потом.Глаза сквозь мутное стекло —Глаза — воздетые к высотам.

Нальется в окна бирюза,Воздушное нальется злато.День — жемчуг матовый — слеза —Течет с восхода до заката.

То серый сеется там дождь,То — небо голубеет степью.Но здесь ты, заключенный вождь,Греми заржавленною цепью.

Пусть утро, вечер, день и ночь —Сойдут — лучи в окно протянут:Сойдут — глядят: несутся прочь.Прильнут к окну — и в вечность канут.

Июнь 1907

Петровское

В летнем саду

Над рестораном сноп ракетВзвивается струею тонкой.Старик в отдельный кабинетВон тащит за собой ребенка.

Над лошадиною спинойОголена, в кисейной пене, —Проносится — ко мне, за мной!Проносится по летней сцене.

Прощелкает над ней жокей —Прощелкает бичом свистящим.Смотрю… Осанистый лакейС шампанским пробежал пьянящим.

И пенистый бокал поднес…Вдруг крылья ярко-красной тогиТак кто-то над толпой вознес —Бежать бы: неподвижны ноги.

Тяжелый камень стекла бьет —Позором купленные стекла.И кто-то в маске восстаетНад мертвенною жизнью, блеклой.

Волнуются: смятенье, крик.Огни погасли в кабинете; —Оттуда пробежал старикВ полузастегнутом жилете, —

И падает, — и пал в тоскеС бокалом пенистым рейнвейнаВ протянутой, сухой рукеУ тиховейного бассейна; —

Хрипит, проколотый насквозьСверкающим, стальным кинжалом:Над ним склонилось, пролилосьАтласами в сиянье алом —

Немое домино: и вновь,Плеща крылом атласной маски,С кинжала отирая кровь,По саду закружилось в пляске.

1906

Серебряный Колодезь

На площади

Он в черной маске, в легкой красной тоге.И тога щелком плещущим взлетела.Он возглашает: «Будете как боги».Пришел. Стоит. Но площадь опустела.

А нежный ветер, ветер тиховейный,К его ногам роняет лист каштана.Свеваясь пылью в зеркало бассейнаКипит, клокочет кружево фонтана.

Вознес лампаду он над мостовою,Как золотой, как тяжковесный камень.И тучей искр взлетел над головоюЕе палящий, бледный, чадный пламень.

Над головой дрожит венок его из елки.Лампаду бросил. Пламя в ней угасло.О мостовую звякнули осколки.И пролилось струёй горящей масло.

За ним следят две женщины в тревогеС перил чугунных, каменных балконов.Шурша, упали складки красной тогиНа гриву черных, мраморных драконов.

Открыл лицо. Горит в закатной ласкеОно пятном мертвеющим и мрачным.В точеных пальцах крылья полумаскиПод ветром плещут кружевом прозрачным.

Холодными прощальными огнямиРастворены небес хрустальных склоны.Из пастей золотыми хрусталямиВ бассейн плюют застывшие драконы.

1906

Мюнхен

Прохождение

Я фонарьОтдаю изнемогшему брату.

Улыбаюсь в закатный янтарь,Собираю душистую мяту.

Золотым огонькомСкорбный путь озаряю.

За убогим столомС бедняком вечеряю.

Вы мечиНа меня обнажали.

Палачи,Вы меня затерзали.

Кровь чернела, как смоль,Запекаясь на язве.

Но старинная больЗабывается разве?

Чадный блеск, смоляной,Пробежал по карнизам.

Вы идете за мной,Прикасаясь к разодранным ризам.

— «Исцели, исцелиНаши темные души…»

Ветер листья с землиВзвеет шелестом в уши…

Край пустынен и нем.Нерассветная твердь.

О, зачемНе берет меня смерть!

1906

Мюнхен

Безумие

В полях («Я забыл. Я бежал. Я на воле…»)

Я забыл. Я бежал. Я на воле.Бледным ливнем туманится даль.Одинокое, бедное поле,Сиротливо простертое вдаль.

Не страшна ни печаль, ни тоска мне:Как терзали — я падал в крови:Многодробные, тяжкие камниРазбивали о кости мои.

Восхожу в непогоде недобройЯ лицом, просиявшим как день.Пусть дробят приовражные ребраМою черную, легкую тень!

Пусть в колючих, бичующих прутьяхИзодрались одежды мои.Почивают на жалких лоскутьяхПоцелуи холодной зари.

Над простором плету, неподвижен,Из колючей крапивы венок.От далеких поникнувших хижинПодымается тусклый дымок.

Ветер, плачущий брат мой, — здесь тихо.Ты пролей на меня свою сонь.Исступленно сухая гречихаМечет под ноги яркий огонь.

1907

Париж

Матери

Я вышел из бедной могилы.Никто меня не встречал —Никто: только кустик хилыйОблетевшей веткой кивал.

Я сел на могильный камень…Куда мне теперь идти?Куда свой потухший пламень —Потухший пламень… — нести.

Собрала их ко мне — могила.Забыли все с того дня.И та, что — быть может — любила,Не узнает теперь меня.

Испугаю их темью впадин;Постучусь — они дверь замкнут.А здесь — от дождя и градинНе укроет истлевший лоскут.

Нет. — Спрячусь под душные плиты…Могила, родная мать,Ты одна венком разбитымНе устанешь над сыном вздыхать.

Январь 1907

Париж

Полевой пророк

В.В. Владимирову

Средь каменьев меня затерзали:Затерзали пророка полей.Я на кость — полевые скрижали —Проливаю цветочный елей.

Облечен в лошадиную кожу,Песью челюсть воздев на чело,Ликованьем окрестность встревожу, —Как прошло: всё прошло — отошло.

Разразитесь, призывные трубы,Над раздольем осенних полей!В хмурый сумрак оскалены зубыВеличавой короны моей.

Поле — дом мой. Песок — мое ложе.Полог — дым росянистых полян.Загорбатится с палкой прохожий —Приседаю покорно в бурьян.

Ныне, странники, с вами я: скоро жДымным дымом от вас пронесусь —Я — просторов рыдающих сторож,Исходивший великую Русь.

Январь 1907