Том 5. Стихотворения - Андрей Белый

1905

Москва

Укор

Кротко крадешься креповым трэном,Растянувшись, как дым, вдоль паркета;Снеговым, неживым манекеном,Вся в муар серебристый одета.

Там народ мой — без крова; суровыйМой народ в униженье и плене.Тяжелит тебя взор мой свинцовый.Тонешь ты в дорогом валансьене.

Я в полях надышался свинцами.Ты — кисейным, заоблачным мифом.Пропылишь мне на грудь кружевами,Изгибаясь стеклярусным лифом.

Или душу убил этот грохот?Ты молчишь, легкий локон свиваяКак фонтан, прорыдает твой хохот,Жемчуговую грудь изрывая.

Ручек матовый мрамор муаромЗадымишь, запылишь. Ты не слышишь?Мне в лицо ароматным угаромВетер бледнопуховый всколышешь

1909?

Серебряный Колодезь

Поджог

Заснувший дом. Один, во мглеПрошел с зажженною лучиною.На бледном, мертвенном четаГлухая скорбь легла морщиною.

Поджег бумаги. ОгонекЗаползал синей, жгучей пчелкою.Он запер двери на замок,Объятый тьмой студеной, колкою.

Команда в полночь пролетитНад мостовой сырой и тряскою —И факел странно зачадитНад золотой, сверкнувшей каскою.

Вот затянуло серп луны.Хрустальные стрекочут градины.Из белоструйной сединыГлядят чернеющие впадины.

Седины бьются на челе.Проходит улицей пустынною…На каланче в туманной мглеВзвивается звезда рубинная.

1905

Петербург

На улице

Сквозь пыльные, желтые клубыБегу, распустивши свой зонт.И дымом фабричные трубыПлюют в огневой горизонт.

Вам отдал свои я напевы —Грохочущий рокот машин,Печей раскаленные зевы!Всё отдал; и вот — я один.

Пронзительный хохот пролеткиНа мерзлой гремит мостовой.Прижался к железной решетке —Прижался: поник головой…

А вихри в нахмуренной твердиВолокна ненастные вьют; —И клены в чугунные жердиБагряными листьями бьют.

Сгибаются, пляшут, закрылиОкрестности с воплем мольбы,Холодной отравленной пыли —Взлетают сухие столбы.

1904

Москва

Вакханалия

И огненный хитон принес,И маску черную в кардонке.За столиками гроздья розСвой стебель изогнули тонкий.

Бокалы осушал, молчал,Камелию в петлицу фракаВоткнул и в окна хохоталИз душного, ночного мрака —

Туда, — где каменный карнизСветился предрассветной лаской, —И в рдяность шелковистых ризОбвился и закрылся маской,

Прикидываясь мертвецом…И пенились — шипели вина.Возясь, перетащили в домКровавый гроб два арлекина.

Над восковым его челомКрестились, наклонились оба —И полумаску молоткомПриколотили к крышке гроба.

Один — заголосил, завылНад мертвым на своей свирели;Другой — цветами перевилЕго мечтательных камелий.

В подставленный сосуд виномСтруились огненные росы,Как прободал ему жезломГрудь жезлоносец длинноносый.

1906

Мюнхен

Арлекинада

Посвящается современным арлекинам

Мы шли его похоронитьВатагою беспутно сонной.И в бубен похоронный битьКакой-то танец похоронный

Вдруг начали. Мы в колпакахЗа гробом огненным вопилиИ фимиам в сквозных лучахКадильницами воскурили.

Мы колыхали красный гроб;Мы траурные гнали дроги,Надвинув колпаки на лоб…Какой-то арлекин убогий —

Седой, полуслепой старик —Язвительным, немым вопросомМорщинистый воскинул ликС наклеенным картонным носом.

Горбатился в сухой пыли.Там в одеянии убогомНадменно выступал вдалиС трескучим, с вытянутым рогом —

Герольд, предвозвещавший смерть;Там лентою вилась дорога;Рыдало и гремело в твердьОтверстие глухого рога.

Так улиц полумертвых стройПроцессия пересекала;Рисуясь роковой игрой,Паяц коснулся бледно-алой —

Камелии: и встал мертвец,В туман протягивая длани;Цветов пылающий венецНадевши, отошел в тумане —

Показывался здесь и там;Заглядывал — стучался в окна;Заглядывал — врывался в храм,Сквозь ладанные шел волокна.

Предвозвещая рогом смерть,О мщении молил он бога:Гремело и рыдало в твердьОтверстие глухого рота.

«Вы думали, что умер я —Вы думали? Я снова с вами.Иду на вас, кляня, грозяМоими мертвыми руками.

Вы думали — я был шутом?..Молю, да облак семиглавыйТяжелый опрокинет громНа. род кощунственный, лукавый!»

Ноябрь 1906

Мюнхен

Преследование

Опять над нею залучилсяСияньем свадебный венец.За нею в дрогах я тащился,Неуспокоенный мертвец.

Сияла грешным метеоромЕе святая красота.Из впадин ей зияла взоромМоя немая пустота.

Ее венчальные вуалиПроколебались мне в ответ.Ее глаза запеленалиВоспоминанья прежних лет.

На череп шляпу я надвинул.На костяные плечи — плед.Жених бледнел и брови сдвинул,Как в дом за ними шел я вслед.

И понял он, что обвенчаласьОна не с ним, а с мертвецом.И молча ярость занималасьНад бледно бешеным лицом.

Над ней склоняюсь с прежней лаской;И ей опять видны, слышны:Кровавый саван, полумаска,Роптанья страстные струны,

Когда из шелестящих складокНад ней клонюсь я, прежний друг.И ей невыразимо гадокС ней почивающий супруг.

1906

Серебряный Колодезь

Похороны

Толпы рабочих в волнах золотого заката.Яркие стяги свиваются, плещутся, пляшут.На фонарях, над железной решеткой,С крыш над домамиПлаткамиМашут.

Смеркается.Месяц серебряный, юныйПоднимается.

Темною лентой толпа извивается.Скачут драгуны.

Вдоль оград, тротуаров, — вдоль скверов,Над железной решеткой, —Частый, короткийТрескРевольверов.

Свищут пули, кося…Ясный блескТам по взвизгнувшим саблям взвился.

Глуше напев похорон.Пули и плачут, и косят.Новые тучи кровавых знамен —Там, в отдаленье — проносят.

1906

Москва

Пока над мертвыми людьми

Пока над мертвыми людьмиОдин ты не уснул, дотолеЦепями ржавыми гремиИз башни каменной о воле.

Да покрывается чело, —Твое чело, кровавым потом.Глаза сквозь мутное стекло —Глаза — воздетые к высотам.

Нальется в окна бирюза,Воздушное нальется злато.День — жемчуг матовый — слеза —Течет с восхода до заката.

То серый сеется там дождь,То — небо голубеет степью.Но здесь ты, заключенный вождь,Греми заржавленною цепью.

Пусть утро, вечер, день и ночь —Сойдут — лучи в окно протянут:Сойдут — глядят: несутся прочь.Прильнут к окну — и в вечность канут.

Июнь 1907