Разговоры о (не)серьезном - Юлия Поселеннова

пять женщин, не самые страшные и бедные, даже наоборот, а он ни на одной не женился или хотя бы не сделал ребенка. Это же все равно, что иметь достаточно денег, чтобы купить сочный, спелый, вкусный арбуз, но, вместо этого, погладить его упругий бок и каждый раз брать одну вишенку.

— А я смотрю, ты ежедневно арбузами питаешься. Только арбузы имеют диуретическое свойство, проще, мочегонное. Вот ты и бегаешь туда-сюда, ища, где отлить, пардон, спустить.

В один из вечеров я сидела за компьютером, обрабатывая очередные свадебные фотографии. Конечно, как любой уважающий себя свадебный фотограф, я никогда не сделаю готовым и не отдам клиенту плохой кадр. Но пересматривая гигабайты отснятого, я обнаружила, как выглядят на самом деле лица молодоженов — они растеряны, напуганы, а вовсе не счастливы. Они смотрят друг на друга каким-то новым взглядом, и этот взгляд полон отчаяния и боли. Они пытаются скрыть это за маской радости, они целуются по пять минут, пока гости орут «Горько», а сами в душе плачут. Не потому, что сделали неправильный выбор, а потому, что никто им не гарантирует, что этот выбор правильный. Что там, за чертой штампа в паспорте? Есть ли там жизнь: встречи с друзьямиподругами, гулюшки до поздней ночи, разрешения заворачиваться в одеяло трубочкой и спать по диагонали. Никто этого не расскажет, как партизан на допросе. Все делают счастливые мины.

Я решилась на очень некрасивый поступок, пока делала фотографии. Решилась и не жалею до сих пор, хотя это вряд ли что-нибудь изменило.

Семейные фото Максима я давно отдала и получила за них положенный гонорар. Но я делала тайком фотографии наших утех и записывала на диктофон его голос. Я это делала не со злым умыслом, а скорее, для себя.

Но теперь я распечатала их, скрыв свое лицо, перевела диктофонную запись в мр-3, положила в подарочный конверт и отправилась на работу Ольги.

Она узнала меня и холодно поздоровалась, как бы не понимая, что я здесь делаю. Я протянула ей конверт:

— Ольга! Это подарок от меня вашей семье. За эти фотографии вы мне ничего не должны. Всего доброго.

Я отправила телефон Максима а черный список и, наконец, уволилась из салона. Не знаю, пытался ли он меня найти, мне об этом ничего не известно. Я уехала из этого города, нашла неплохую работу, правда, на личном фронте без перемен. Но, какие мои годы. Программа, вложенная в женщин самой природой, хоть и не совершенна, но неистребима. Когда-нибудь я тоже выйду замуж и испорчу кому-то жизнь…

Словоформа

Я иду по летнему городу, вдыхая топленый жаркий воздух и чувствую себя шоколадкой в руках ребенка, растаявшей в теплых ладошках. Я растекаюсь, пачкаю нежные ручки, которые хочется облизать, потому что пахнут они детством и сладостью. Какой сегодня день, какое число — не знаю. Я просто иду и пытаюсь не думать, пытаюсь не впускать мысли в черепную коробку, пусть они лучше вьются, как мотыльки над моей головой, я лишь отмахнусь.

Город застыл, как на открытке. Здесь протянула за квасом руку женщина в льняном платье ниже колен, складка которого выгнулась на легком ветерке, словно потекший на горячем бутерброде сыр. На руке перстень с горящим сапфиром, синим, как ее глаза. Продавщица, грузная обмякшая от жары женщина, застыла с измученным работой и температурой воздуха лицом, застыла и струя кваса, наполняющая пластиковый стакан. Застыла маленькая собачка, принадлежащая женщине в льняном платье. Хвост собачки остановился на правой стороне, что явно говорит о вилянии и хорошем настроении, ведь, скорее всего, ее очень любят в семье женщины, поскольку из сумки торчит щенячья игрушка и большой пакет дорогого корма. А вот тут очередь на маршрутку. Женщины, дети, большие вспотевший мужчины в клетчатых и полосатых рубашках, вытирающие пот со лба платком. Водитель вышел и стоит возле своей машины с остановившимся дымом сигареты изо рта. Я моргаю и все снова приходит в движение.

Мысли — как дети, если им дать волю, они сядут тебе на шею и будут требовать все больше и больше. Не пускать в голову, не думать о том, что может или уже произошло. Только вперед, взять большой кофе в кофейне и идти с ним по городу, прихлебывая и пританцовывая свой странный танец под музыку улиц. Не думать. Жить настоящим моментом и почувствовать его вкус на губах, как растаявшей и потекшей по нежным пальцам шоколадки. Быть моментом.

Школьница

Надо сказать, что мы с мужем друг с другом не скучаем. То он орет, то я, то за дело, то просто так, для профилактики. Он, в основном, за то, что у меня руки из всем известного места, я — просто потому, что женщина. И доверяем мы друг другу тоже, все пароли и явки открыты.

Но вот заниматься, так скажем, любовью со мной — целая история. Я не люблю вот этих всех ролевых игр, фантазий, и прочей лабудени, без которой почти все мужики жить не могут. В общем, трудно со мной трахаться.

После ужина залезаю я в его телефон, чтобы одну фишку в гугле посмотреть (мой разрядился) и обнаруживаю заказанное платье школьницы в истории. Размер мой, и белые, мать его, носочки. Ну, думаю, попала я. Опять он за свое. Но, то ли ПМС уже прошел, то ли слишком хорошо на работе все было, никто кукушку не сношал, но я промолчала и не стала ничего Сереже говорить. Думаю, приедет, тогда и вынесу мозг, что деньги потратил зря и вообще, я стара для таких выкрутасов. А пока подожду.

Долго ждать не пришлось — сайт был московский, приехало за пару дней. Сережа, сияя, как медный таз, пришел с почты и спрятал пакет где-то в спальне. Если бы я не знала, что это, возможно, начала бы пытать, но я затаилась.

Вечер, мы поужинали, завтра выходной и любимый, как бы невзначай, начинает:

— Светуля, ты же хочешь новые сережки? — начал он издалека.

— Что я должна для этого сделать? — не подала я виду.

— Примерь, твой же размер? — и выносит из спальни уже распакованное платье с фартуком, такое, советское, из нашего детства. Жаль, ткань совсем не та, а то я бы понастальгировала о первом классе, и первой школьной любви.

— Зачем? — не унимаюсь я, продолжая изображать святую простоту.

— Давай в школу поиграем? Я буду