Повеса и наследница - Маргерит Кэй

— Что ж, как вы уже догадались, папа зарабатывал деньги, играя в карты. В игровых залах, но, уверяю вас, он не был ни шулером, ни мошенником. — Рисуя картину их жизни, она видела, что Николас следит за ней, но его лицо оставалось бесстрастным. — Мы бывали там, где шли войны, ибо там, где вдет война, много офицеров, любителей поживиться за чужой счет, и достаточно денег, — продолжила она. — Относительно недавно мы поселились в Париже.

— А вы чем занимались? Сидели во главе ломберного столика?

Несмотря на сложившуюся ситуацию, подобная мысль невольно вызвала у нее улыбку.

— Отнюдь нет. Я уже говорила вам несколько раз, что отец всячески оберегал меня. Он запретил мне входить в игорные помещения, когда те открывались. Я играла роль хозяйки на частных встречах, когда он играл ради удовольствия с близкими друзьями. Тогда собирались пожилые респектабельные люди. Я тоже иногда играла, набиралась опыта вместе с ним.

— Вы получили отличное образование! — Николас без всякой причины злился на нее. — А как же опасности, подстерегавшие вас, зрелища, которые вам доводилось видеть, мужчины, окружавшие вас в подобных местах?

— Я была не такой. Вам этого не понять.

— Нет, куда мне! К чему же вас готовил ваш отец, ведший праведную жизнь? Вам что-то около двадцати двух — двадцати трех лет? Разве он не собирался устроить вашу жизнь?

— Мне почти двадцать пять лет. Разумеется, ему хотелось устроить мою жизнь. Именно поэтому я прибыла сюда. Он бы сам привез меня, если бы не война.

— Это полная чушь, он мог бы вернуться в любое время, если бы захотел. Мне кажется, ваш отец был настоящим подонком.

Серена молчала. Отец все объяснил, но даже тогда Серене, с горестью сознававшей, что ему осталось жить всего несколько часов, его оправдания показались неубедительными. Но ведь это случилось с ним более тридцати лет назад.

— Вы правы, он почти не изменял своим привычкам. Думаю, истина заключалась в том, что он привык к такой жизни и не хотел связывать себя никакими обязательствами. А такое случилось бы, если бы он приехал в Англию.

— Он связал бы себя обязательствами графа Веспиана.

— Да, мой отец был лордом Веспианом.

— Следовательно, вы леди Серена, если только брак между вашими родителями имел место. Такой брак был заключен?

Она с обидой взглянула на него:

— Разумеется.

Николас, не унимался:

— Я говорю то, что любой сказал бы. Вот Чарльзу показалось забавным, что приходится доказывать, кто вы такая.

— Вы обо всем рассказали Чарльзу? Вы не имели права.

— Чарлз никому ничего не скажет — вы ему понравились.

— Что ж, мне приятно слышать, что я кому-то нравлюсь. — Серена достала из ридикюля небольшой мешочек и протянула ему. — Я думала, что мой отец чрезмерно осторожен, но он настоял на том, чтобы вместе с юридическими документами я также предъявила вот это.

Николас развязал мешочек. Внутри лежало замысловатой работы кольцо из золота в необычной старинной оправе, посреди которой была большая черная жемчужина. Хмурясь, он провел пальцем по узору.

— Полагаю, это фамильная вещь, — сказал Николас, опустил кольцо в мешочек и вернул его Серене.

— Еще один подарок, который он вручил мне, лежа на смертном одре, — заметила она с намеренной иронией. — Я должна передать это кольцо моему дяде. Похоже, его должен носить наследник графского титула.

Николас подошел к окну. За краткое время, которое они провели вмести, нарциссы начали увядать, цветы вишневого дерева — опадать. Вдали он увидел лошадь и плуг — скоро начнется посев. Его провели, даже Чарльз заметил это. Устранившись от мира, Николас стал проявлять равнодушие ко всему, кроме взаимного влечения, поглотившего все, кроме радости, силы, притягивавшей их тела друг к другу. Он испытал счастье. Но что бы она ни говорила, его одурачили.

Николаса охватил порыв гнева.

— Скажите мне, леди Серена, — начал он и обернулся к прекрасной обманщице, сидевшей у камина, — почему же вы решили, что надо всячески скрывать, кем вы являетесь на самом деле.

— Вы это знаете.

— Мне хотелось бы услышать ответ от вас.

Костяшки ее пальцев побелели — так крепко она сжала кулаки.

— Пусть будет так, если нет иного выхода. Я не говорила вам об этом, ибо знала, что вы будете держаться на расстоянии мили от леди Стамп, но не откажетесь от заигрываний с мадемуазель Каше без рода и имени. Мне надо было найти бумаги отца. И вы мне помогли только потому, что изнывали от скуки и считали меня законной добычей. О леди Стамп вы так бы не подумали. Я правильно говорю, Николас? И тогда бы у меня не было завещания отца. Не знаю, почему вы заставляете меня говорить об этом. Конечно, вам хочется унизить меня. Несомненно, я заслуживаю этого, только не воображайте, будто вы были святым во время того неприглядного эпизода.

— Я не считал вас законной добычей, как вам было угодно выразиться. Как вы посмели?

— Вы вряд ли обращались со мной так, как отнеслись бы к респектабельной женщине.

— Вы отнюдь не давали мне повода для такого поведения. Увидев меня впервые, вы целовались со мной, когда я полуголый стоял перед толпой зрителей.

— Это вы целовали меня! — Она вскочила на ноги. — Затем вы снова целовали меня здесь, в этой самой комнате.

— Вы не очень-то сопротивлялись.

— Как вы смеете! Как только вы смеете! Вы все поворачиваете к своей выгоде. Я пришла сюда без сопровождения, потому что осталась одна. Родственники, какие у меня могут найтись, даже не подозревают о моем существовании. Я подумала, что встречу мужчину возраста моего отца. Вы с самого начала дали ясно понять, что считаете, будто этих бумаг нет, а если они и существовали, то давно утеряны. Я снова и снова твердила вам, что вела жизнь без тревог и забот, но вы предпочли и этому не поверить. Вы заговорили о правилах игры и о том, что вы не играете, если вам нечем платить, что вы не связываете себя обязательствами. Вы говорили это при любом удобном случае, чтобы я знала — как мне было не знать, — что пошлете меня куда подальше, если обнаружится, что я из тех женщин, кого можно скомпрометировать.

— Теперь ясно, почему вы врали, но непонятно, почему вы позволили мне любить вас. Недавно в амбаре я предоставил вам не одну возможность сказать «нет». Черт побери, Серена, вы это прекрасно знали!

— Да, вы правы, — прошептала она. — А я не воспользовалась такой возможностью. Мне следовало, но я не воспользовалась. Не понимаю, что на меня нашло. Я потеряла рассудок. Я подумала, что можно играть по вашим правилам, что можно позволить себе весеннюю идиллию, как вы это назвали, но поняла, что я из тех, кто не способен беспечно отнестись к таким романам. Для вас это ничего не значило, но я догадалась, что для меня это не пройдет бесследно.