Против часовой - Николай Климонтович

— А Солвейг к тому же осталась добра. Так вот, нечто похожее на ваш случай было у Солвейг в молодости.

— На мой случай?

— Ну, в некотором роде. Наверное, она тоже хотела бы увидеть своего первого мужа.

— И что же ей мешает?

— Он умер молодым много лет назад. На ее руках. Точнее, положил голову ей на грудь, обнял ее за шею, вздохнул — и умер.

— Ужасно, — сказала Наташа, притворно хлопая глазами. Но и подозревая, что ее, как выразился бы Валерка, парят.

— Они ходили в одну и ту же школу. На Чистых прудах. Вы москвичка?

— Нет, — ответила Наташа с запинкой. — Но живу в Москве последние двадцать пять лет.

— Москва — красивый город, — дежурно заметил Виктор. — Что будете есть? Может быть, для начала что-нибудь рыбное?

— Да… что-нибудь легкое… на ваше усмотрение…

Виктор повернулся к официанту, который так и стоял у них за спиной. Тот позвал метрдотеля… Красива ли Москва? Наташа не любила этот город. Как хорошо встать спиной, наконец, к кондитерским храму Василия Блаженного и павильонам ВДНХ, к чудовищным византийским сталинским высоткам, к мелкому дурно одетому люду, вечно ждущему троллейбуса по всему грязному Садовому кольцу, к пирогам с капустой, ко всей этой никакой не социалистической и не капиталистической, а торгашеской и мещанской Москве, о чем говорит и ее новая архитектура… А лицом повернуться на юг, к чарующей и пышной, пылающей Мексике, барочной, а никакой не готической, как отчего-то пишут в Советсмком энциклопедическом словаре. Мексика — родина мира, так, кажется, говорила Солвейг Наташе в самолете…

Перед их столиком стоял метрдотель. В каждой руке у него было по чудовищу. Кажется, это были огромные лангусты. Чтобы продемонстрировать, что они еще живые, метрдотель ловко нажимал им на глаза — и твари поднимали и опускали плоские зазубренные хвосты.

— Который глядит на синьору? — спросил Виктор.

— Этот вот… Нет, тот.

— Гриль? Или духовка?

— Г-гриль, — ответила, запнувшись, Наташа, — но я же такого не съем.

— Как это говорят русские — запросто. — И Виктор что-то сказал метрдотелю. Тот повернулся и понес прочь этих еще живых морских гадов, раскрашенных природой в серо-зеленые с красным тона. И тут Наташа вспомнила, что утром вдоль пляжа, где она нежилась в шезлонге, длинной вереницей проплыли рыбацкие лодки. Может быть, именно они и поймали Наташе на обед лангуста?

— Синьора будет запивать лагнустов шампанским? Или спросить белого вина? Советую попробовать нашего калифорнийского…

— Валяйте, попробуем. И, знаете что, Виктор, перестаньте надо мной подтрунивать. И зовите просто — Наташа.

— С удовольствием. И вы еще не знаете — с каким.

Глава 25. С НОВЫМ ГОДОМ

Им подали большую деревянную подставку с соусами в изящных розетках, уксусом и оливковым маслом, им принесли две дюжины запеченных устриц и белого калифорнийского вина — на закуску. Устрицы были восхитительны, соусы очень остры, а холодное калифорнийское отдавало на вкус Наташи крымским мускатом.

Потом дошла очередь до лангустов, и Наташа удивилась, как скоро они были приготовлены. Тут за столом состоялся хирургический семинар — так показалось Наташе: Виктор учил ее есть лангустов. Собственно, с панцырем и клешнями Наташа справилась самостоятельно: отец с детства брал ее на Шарташ ставить верши на раков. Но на отдельном блюде им подали гору мелких конечностей, а также груду милых и сверкающих инструментов, на вкус Наташи похожих на гинекологические: щипцы, ланцеты, иглы разных размеров, совочки и миниатюрные ложечки, как для варенья.

— Это искусство, но доступное искусство. Никак не сложнее, чем есть палочками рис, — говорил Виктор, показательно манипулируя инструментами.

Наташа вынуждена была признать, что, хоть и бывала в китайских ресторанах, но всегда просила подать нож и вилку. Тогда Виктор попросил ее взять в руки щипцы и повторять за ним его движения. У Наташи получалось неважно…

Потом они ели барашка на вертеле. Потом еще что-то, Наташа уже не помнила, поскольку объелась. На десерт они решили перейти в бар. Расслабленная вкуснейшим обедом Наташа тут же согласилась на маргариту, и ей подали коктейль в огромном бокале, напоминающем вазочку для мороженого. Из бокала торчал неведомый бумажный цветок — на самом деле это была коктейльная трубочка…. Подобревшая и размякшая Наташа, естественно, стала говорить о своих детях. Но прежде осведомилась:

— А у вас дети есть?

— Я уже дед, — улыбнулся Виктор.

— А я еще нет.

— У вас это называется бабушка. Да, бабушка.

— Кто ваша жена?

— Моя жена умерла. Я вдовец…

Наташа было прикусила язычок, не зная, говорить ли слова сочувствия. Лишь подумала: вот отчего он так носится со мною, просто он — одинок, он очень одинок…

Она было заколебалась, проводить ли мучительный для любого мужчины показ детских фотографий, но Виктор перенес этот сеанс стоически, вежливо восхищаясь красотой Наташиных дочек. Как факир-шарлатан Наташа пропускала все снимки с Володей — сама не зная отчего. Виктор, конечно, заметил ее манипуляции, но не подал вида.

— Они у меня умные. Много умнее своей матери, куда мне до них, — несла Наташа хмельную ахинею, но Виктора, казалось, это даже трогало. Он лишь скромно заметил, что новые поколение неизменно теснят старшие, и с этим уж ничего не поделать.

— Младшая, представляете, с детства была настроена… как бы это сказать… на лингвистику.

— Быть может, она станет писательницей, — поддакивал Виктор.

— Однажды, ей было лет пять или шесть, она спрашивает меня: зачем папе перочинный ножик, если у него нет перьев? — И Наташа сама рассмеялась — как ей казалось, обворожительно. — Или вот: она услышала по телевизору, как вертолеты назвали винтокрылыми машинами. И спросила: почему они крылые, если крыльев у них нет?

Тут Виктор озаботился, чтобы маргарита была повторена, поскольку Наташа, не заметив, высосала предыдущую до дна..

— А старшая так и вовсе говорит на каком-то неведомом мне языке. Вы вот можете мне сказать, что такое супер-пупер? Ну, супер она употребляет через слово по любому поводу. Но что такое пупер?

— Наверное, это лишь для рифмы, — предположил Виктор…

Они еще поболтали — как раз под вторую Наташину маргариту, — а потом Виктор, взглянув на часы, предложил:

— Давайте поднимемся в ваш номер.

— Зачем, — насторожилась Наташа, несколько даже протрезвев.

— Вам надо принять душ и приготовиться к празднику. Потому что сегодня я приглашаю вас на новогоднюю фиеста мексикано.