Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подойдя, Питтман увидел, что священнику далеко за пятьдесят и что его волевое лицо изборождено глубокими морщинами. Бросался в глаза зубчатый шрам на подбородке, а на левой руке следы давних, по-видимому, очень сильных ожогов.
После причастия Питтману показалось, что внутри у него разверзлась бесконечная пустота.
— Ступайте с миром.
«Нет, еще не время», — подумал Питтман.
Когда в церкви никого не осталось, он прошел через арку справа за алтарем и оказался в ризнице, где хранились предметы для отправления мессы.
7
Священник снял и складывал на полку свое облачение. Точные, уверенные движения мускулистых рук говорили о том, что он в прекрасной форме. И духовно и физически. Служитель церкви замер, увидев приближавшегося к нему Питтмана.
— Чем могу быть полезен?
— Отец Дэндридж?
— Да.
— Мне необходимо с вами поговорить.
— Прекрасно, — выжидательно произнес священник.
Почувствовав, что Питтман колеблется, отец Дэндридж пришел ему на помощь:
— Вы очень взволнованы. Есть личные проблемы? Желаете исповедаться?
— Нет. То есть да. Проблемы, конечно, личные, но... Мне надо поговорить с вами о... — Питтман помолчал, не зная, как среагирует священник, и наконец договорил: — О Джонатане Миллгейте.
Священник испытующе посмотрел на него своими карими глазами.
— Понимаю. Я обратил на вас внимание еще во время мессы. Ваше лицо, когда вы подошли к причастию, выражало страдание. Как будто в вас сосредоточилась вся мировая скорбь.
— Да, это именно так.
— Оно и понятно, если все то, что пишут о вас газеты, правда, мистер Питтман.
Питтмана охватила паника. Он не ожидал, что священник узнает его. Нервы сдали, и он бросился к двери.
— Не надо, — остановил его отец Дэндридж. — Не уходите, пожалуйста, успокойтесь.
Что-то в тоне священника заставило Питтмана заколебаться.
— Даю слово, — продолжал отец Дэндридж, — вам не следует опасаться меня.
У Питтмана от волнения свело живот.
— Как вы узнали?..
— Как узнал вас, вы хотите сказать? — Отец Дэндридж развел руками, и Питтман заметил ужасный шрам на его левом запястье. — У нас с Джонатаном Миллгейтом сложились особые отношения. Поэтому я читал все газетные статьи и не пропускал ни одной телепередачи, чтобы лучше понять происшедшее. Много раз рассматривал ваши фотографии и потому сразу узнал.
Питтман задохнулся и с трудом выдавил:
— Важно, чтобы вы мне поверили. Я его не убивал.
— Важно для вас или для меня?
— Я вовсе не хотел причинить ему вреда. Напротив, старался спасти. — Питтман вдруг услышал, как гулко звучит его голос в маленьком помещении, и встревоженно бросил взгляд в сторону арки, ведущей к алтарю.
Отец Дэндридж тоже посмотрел в ту сторону. Церковь была почти пуста. Лишь несколько пожилых людей — мужчин и женщин — стояли на коленях, склонив в молитве головы.
— Кажется, вас никто не слыхал, — сказал священник. — Но через полчаса начнется следующая месса. Церковь заполнится народом. — С этими словами он указал на двух мужчин, только что ступивших под крышу храма.
— Нет ли здесь места, где мы могли бы спокойно поговорить?
— Еще раз спрашиваю: вы желаете исповедаться?
— Нет. Хочу лишь уйти с миром в душе, как вы сказали, заканчивая мессу.
Отец Дэндридж еще раз пристально посмотрел на Питтмана и, кивнув, произнес:
— Пойдемте со мной.
8
Священник прошел в противоположный конец ризницы, открыл дверь и Питтман с изумлением увидел сад, очень ухоженный, не то что убогий фасад церкви. Прекрасно подстриженную лужайку обрамляли кусты цветущей сирени, и ее аромат проникал через открытую дверь. Прямоугольный по форме сад был обнесен высокой кирпичной стеной.
Отец Дэндридж жестом пригласил Питтмана пройти вперед.
Но Питтман не отреагировал, и священник не без удивления насмешливо спросил:
— Вы меня опасаетесь? Боитесь повернуться ко мне спиной? Каким же образом я могу навредить вам?
— Мало ли каким. — Не выпуская рукоятки кольта в кармане плаща, Питтман оглянулся — церковь быстро заполнялась прихожанами — и проследовал за священником в сад, не забыв прикрыть дверь.
В ярком свете теплого утреннего солнца шрам на подбородке священника был особенно заметен. Шум уличного движения огромного города доносился, казалось, издалека. Отец Дэндридж опустился на металлическую скамью.
— Итак, вы утверждаете, что не убивали Джонатана Миллгейта? Но почему я должен вам верить?
— Будь это так, я сразу сбежал бы. И уж, во всяком случае, не явился бы к вам.
— Может быть, вы безумец, как утверждают газеты, — пожал плечами отец Дэндридж. — Может быть, заявились, чтобы и меня прикончить.
— Нет. Я пришел за помощью.
— Чем же я могу вам помочь? И почему должен это делать?
— В телевизионных новостях сообщили, что это из-за меня Миллгейта увезли, чтобы я не убил его. Ложь! Просто они испугались нашествия репортеров после того, как стало известно о его возможных связях с бывшим Советским Союзом с целью закупки ядерного оружия.
— Даже если у вас есть доказательства...
— Есть.
— И все же, почему именно вас подозревают в убийстве?
— Потому что я следил за машиной, которая его увезла. Но не для того, чтобы убить его. Я хотел знать, зачем его увезли. В Скарсдейле доктор и медсестра оставили его одного, с отсоединенной системой жизнеобеспечения. Я же сумел проникнуть в помещение и помочь ему.
— Но свидетель утверждает, что все происходило совсем наоборот, что именно вы отключили подачу кислорода, спровоцировав таким образом роковой инфаркт.
— Медсестра вошла в тот момент, когда я прилаживал кислородный шланг, а Миллгейт что-то говорил мне. В этом-то все и дело. Они боялись репортеров. А я как раз репортер. Вот они и пытались задержать меня, предполагая, что Миллгейт выдал какую-то тайну. Но мне удалось бежать...
— Итак, — прервал его отец Дэндридж, — они отключили систему жизнеобеспечения и позволили ему умереть, чтобы предотвратить разглашение тайны. А теперь пытаются переложить вину на вас, понимая, что вам как убийце все равно никто не поверит.
— Абсолютно точно, — изумленно сказал Питтман. — Это именно то, что пытаюсь доказать я. Но как вы?..
— Исповеди делают священников весьма проницательными.
— Но это не исповедь!
— Что же сказал вам Миллгейт?
Питтман скис и, почесав в затылке, ответил:
— В этом-то и проблема. Он нес какую-то бессмыслицу. Из-за которой, кстати, меня потом чуть не убили в собственном доме.
— Что же все-таки он вам сказал?
— Назвал какое-то имя. — Питтман в замешательстве покачал головой. — Потом что-то о снеге.
— Имя?
— Данкан Гроллье.
Отец Дэндридж задумался, пристально глядя на Питтмана, и затем сказал:
— Джонатан Миллгейт, пожалуй, самый презренный тип из всех, кого я знал.
— Что? Но вы, как я понял, были друзьями.
Отец Дэндридж горько усмехнулся:
— Нет. Просто у нас сложились особые отношения. О дружбе не могло быть и речи. Я жалел этого человека так же сильно, как ненавидел за его поступки. Я был исповедником Миллгейта и пытался спасти его душу.
Питтман выпрямился. Во взгляде появилось изумление.
— Вы не могли не заметить моих шрамов, — продолжал священник, — когда были в ризнице.
— Простите, я не хотел...
— Не беспокойтесь. Все в порядке. Это не принесло мне боли. Я горжусь своими шрамами, потому что получил их в бою. Во время вьетнамской войны. Я служил капелланом в Первом корпусе. База, к которой меня приписали, неподалеку от демилитаризованной зоны, попала в осаду. Отвратительная погода мешала переброске подкрепления. Мы находились под постоянным минометным огнем. Я не участвовал в военных действиях, не имел права носить оружия, но мог ухаживать за ранеными. Ползком доставлять питание, воду, боеприпасы. Мог дать умирающим последнее утешение. Шрам на подбородке — удар осколка. Следы ожогов на руке — результат пожара, который я помогал тушить. Я горжусь этими шрамами, они напоминают о выпавшей мне чести находиться рядом с храбрецами. К тому времени, когда прибыло подкрепление, из двухсот человек в живых оставалось не более пятидесяти. Погибли самые молодые, не старше двадцати с лишним лет. И я обвиняю в их смерти Джонатана Миллгейта, так же, как в гибели всех сорока семи тысяч человек. Полтораста тысяч получили ранения в той же войне. У десятков тысяч была травмирована психика. И все потому, что Миллгейт со своими четырьмя коллегами, — священник презрительно скривил губы, — так называемыми «Большими советниками», сумел внушить президенту и всей стране, что теория «домино» стоит того, чтобы идти ради нее на смерть. Иначе Вьетнам попадет в руки коммунистов, а вслед за ним и вся Юго-Восточная Азия. Сейчас, четверть века спустя, коммунизм как мировоззрение потерпел крах, Юго-Восточная Азия все больше и больше капитализируется, а Вьетнам попал в лапы коммунистов. Война не играла никакой роли. Но Джонатан Миллгейт и остальные «Большие советники» чудовищно разбогатели, используя свои связи с военно-промышленным комплексом. Именно поэтому «Большим советникам» и была нужна война.
- Братство Розы - Дэвид Моррелл - Триллер
- Найди меня - Эшли Н. Ростек - Боевик / Остросюжетные любовные романы / Современные любовные романы / Триллер
- Во сне и наяву - Полина Чернова - Триллер
- Бар - Дмитрий Сергиенко - Триллер
- День похищения - Чон Хэён - Детектив / Триллер
- Грани пустоты (Kara no Kyoukai) 01 — Вид с высоты - Насу Киноко - Триллер
- Солги ей - Ли Мелинда - Триллер
- Часы пробили смерть - Джейн Андервуд - Триллер
- Левиафан - Дэвид Линн Гоулмон - Триллер
- Пускающие слюни - Мэтт Шоу - Триллер