Эпоха Воюющих провинций - Алексей Вязовский

Сейчас правит император Го-Нара, тридцати двух лет отроду, пять лет как взошел на престол. И можете ли вы поверить, но микадо до сих пор не коронован. А знаете почему? Сёгун не дает денег. Вернее, не сам сёгун, а регенты, которые правят от имени малолетнего Асикаги Ёсихару. Императорский двор так нуждается в средствах, что рассылает всем дайме письма с просьбами пожертвовать средства на коронацию Томохито Го-Нары. Подобное послание хранится и в семейном архиве Сатоми. Насколько я понял, мой отец выделил две тысячи коку, которые, однако, не дошли до адресата и канули, попав в загребущие руки регентов.

Основных регентов семь человек. От северных кланов в совет входят — Такэда Сингэн, Уэсуги Кэнсин, Имагава Ёсимото и Ходзе Уджиятсу. От южных кланов — Мори Тэрумото, Тёсокабэ Мототика (остров Сикоку) и Симадзу Такахиса (остров Кюсю, христианин). Как ни странно, Центральная Япония не представлена никем — вокруг Киото живет много мелких дайме, имеющих во владении по одной провинции и постепенно попадающих под власть религиозного клана Икко-Икки, который в свою очередь соперничает практически со всеми существующими крупными родами. Регенты собираются в столице два раза в год — летом и зимой. Все решения принимаются простым большинством на тайном голосовании.

На это-то я и решил сделать ставку. Центральной власти в Японии практически нет, все временные правители на ножах друг с другом, их свары и войны разоряют страну, а народ не безмолвствует. То тут, то там происходят крестьянские восстания. Популярность набирают фанатичные Икко-Икки, которые обещают японцам народовластие под религиозным соусом и избавление от тирании дайме. Самое время предложить альтернативу. Мало избавить острова от беспредела князей — нужна внятная и понятная большинству вертикаль власти с социальными лифтами и обратным перераспределением богатств. Вот ее строительством я и собирался заняться.

Анонс «Революция Мэйдзи» прошел более чем удачно, мой вброс сразу стал новостью дня у приближенных, плюс я планировал разослать голубиной почтой свою речь всем, до кого дотянусь. Во-первых, двумстам пятидесяти дайме страны (ага, пусть готовятся), во-вторых, в сотню крупнейших буддийских и синтоистских монастырей и храмов. И, конечно, я собирался проинформировать сёгуна с императором отдельным письмом.

Ну а пока у меня были дела поважнее. Меня вызывали на переговоры. Огигаяцу выстрелили в нашу сторону стрелой с белой повязкой. Так тут принято приглашать парламентеров. Ну что ж. Языком болтать — не мешки ворочать. Отчего же не пообщаться. От вражеских отрядов отделяются две фигуры и скачут к нам. Навстречу им, пришпорив лошадей, галопом несемся по дороге мы с генералом. Встречаемся посредине. Приглядываемся друг к другу. Справа гарцует Нориката Огигаяцу. Я его никогда не видел, но судя по тому, что у его спутника нет глаза, — это Ходзе Цунанари. Фактический правитель Мусаси. Нориката мне сразу не нравится. Крысиная мордочка, бегающие глаза, на голове плешь. Сам весь какой-то скользкий, безликий. Зато второй парламентер — личность! Отсутствие глаза и черная повязка совершенно не портят мужественного облика Цунанари. Открытое лицо, взгляда не отводит — с таким можно иметь дело. Оба военачальника одеты в красные доспехи, на головах шлемы с рогами. У пояса мечи в дорогих ножнах.

— Коничива, — первым начинает разговор Цунанари. — Вы, наверное, Сатоми Ёшихиро, а вы — Симодзумо Хиро, тайсе клана.

— Дайме Сатоми Ёшихиро! — Я интонацией выделяю первое слово. — Кто вы будете и что вам нужно в наших землях?

— Пусть будет дайме, — согласно наклоняет голову одноглазый. — Я — Ходзе Цунанари, сын и наследник дайме Ходзе Уджиятсу. А это, — небрежный кивок в адрес хорька, — Нориката Огигаяцу. Сюго Мусаси.

Ага, Нориката-то всего лишь сюго, то есть управляющий. Типа главного менеджера. Генерал манагер. Как в том анекдоте. Когда СССР распался и наши безъязычные новые русские начали вести деловую переписку на английском, они долго удивлялись, почему разные деловые письма из Штатов и Англии приходят за подписью одного и того же Генерала Манагера (General Manager). Блин, лезет же в голову всякая ерунда. Это наверное, от нервов.

— …А нужны нам ваши земли, — прямо ответил на мой второй вопрос Цунанари.

— А по какому праву?

— По праву сильного!

— Где права сила, там бессильно право, — отвечаю японской пословицей.

— Ишь ты, какой образованный, — шипит мне в лицо Нориката. — Твой отец тоже был шибко грамотный. Где он теперь? Червей кормит!

Я хватаюсь за меч, но Хиро стискивает мою руку, не давая вынуть клинок. Огигаяцу пугается и подает лошадь назад. А вот Цунанари — наоборот, поднимает пустые руки вверх, демонстрируя свои мирные намерения.

— Если это что-то поменяет, то я был против вылазки гвардейцев Бокудена, — пожимает плечами Одноглазый. — Но обезглавить ваш клан перед началом войны…

— …Которую вы даже не потрудились объявить, — вставляю свои пять копеек.

— Но обезглавить ваш клан перед началом войны… — гнет свое Цунанари, — …показалось моему отцу правильным ходом.

— Передайте своему отцу, что, посеяв подлость, пожнешь предательство. Остальное скажут наши мечи.

Я разворачиваю лошадь и слышу в спину удивленный возглас Одноглазого:

— А как же условия вашей капитуляции?! Вы действительно собираетесь сражаться с нами? Эй! Постойте. У нас одной тяжелой конницы больше, чем все ваши войска, вместе взятые…

Но мы не слушаем возгласов Цунанари, а скачем в ставку. Теперь все решит хладное железо. И люди, конечно. По пути меня пытается перехватить Бэнкэй, что-то кричит, но мне некогда: огигаяцу уже выдвигают вперед лучников, и стрелы начинают втыкаться в землю. В ставке я первым делом даю команду на ответный огонь. Рявкают пушки, выплевывая в противников первые ядра. Натягивая тетиву на луки, вперед выбегают люди Касахары Мотосуги. Как же их мало! И как хорошо, что два дня назад я приказал сколотить большие щиты. Теперь за ними прячутся и сохеи, и самураи от смертельного дождя из стрел.

Я вижу, что на левом фланге под прикрытием лучников скапливается конница огигаяцу. Судя по флагам, три-четыре тысячи. Каких только сасимоно нет — тут и шесты с навершием в виде солнца и луны. Плоды, сделанные из дерева или папье-маше. Медные диски, бунчуки с приколотыми иероглифами. Каждый отряд хочет выделиться и показать символикой, какой он крутой. Ядра пока не достают до кавалерии, зато несколько удачных выстрелов попадают в лучников, и в ставке врага тут же гудят трубы.

— Это Чешуя рыбы? Или Кольцо дракона? — гадает вслух о перестроениях огигаяцу генерал. — Нет, это, должно быть, Крылья журавля. Посмотрите, господин, конница на левом фланге, пехота на правом, лучники уходят во вторую линию… Надо ответить Головой тигра! Нет, лучше Крутящееся колесо.

Ага, щаз! Я не буду играть с Цунанари в эти огромные шахматы. Садиться за стол с гроссмейстером можно только в одном случае — если ты под конец можешь взять доску и отхреначить ею зарвавшегося «мастера». Лошадью ходи, лошадью! Вспоминаем фильм «Джентльмены удачи». Цунанари и Ко заведомо лучше меня двигают фигурки отрядов по этой доске. Умеют отдавать в нужное время правильные сигналы, имеют опытных генералов и полковников. А у меня людей с гулькин нос.

— Стоим, как я приказал. Никаких перестроений.

Генералу это не нравится, но он проглатывает.

Конница начинает свой разбег, а я подзываю к себе Хосе Ксавьера:

— Весь огонь — на кавалерию! Выбивайте военачальников. Они рядом со знаменосцами.

Эффективность стрельбы постепенно увеличивается. Я вижу, как ядра начинают прокладывать целые просеки в плотном строю конницы. И вот кавалерия Огигаяцу влетает на чесночное поле. Слышится дикое ржание, лошади встают на дыбы, падают, задние ряды врезаются в эту куча-малу. Образуется громадная давка, в которую раз за разом влетают артиллерийские снаряды. Ядра устраивают настоящее опустошение, каждое убивая десятки вражеских солдат, отрывая конечности и головы. Небольшой отряд конных самураев все-таки прорывается через поле с ежами и пытается с ходу ударить по копейщикам. Но те не лыком шиты и уже выставили стену из пик. Лошади отказываются идти на эту фалангу, а лучники начинают последовательно расстреливать остатки кавалерии огигаяцу. Довершает дело артиллерия. Весь левый фланг усеян трупами людей и коней. Очень много раненых с ампутированными руками и ногами. Даже здесь, на холме, я чую солоноватый запах крови и слышу крики о помощи.

Бледный генерал подходит ко мне и пытается что-то сказать, но только машет рукой и качает головой. Спасибо, что не устраивает мне проповеди а-ля айн про честь самураев и плохое оружие гайдзинов. Видимо, понимает, что убивают не пушки и не мечи, а люди.

Однако сражение еще далеко не законченно. Раздается бой барабанов, и пешие тысячи огигаяцу разворачиваются для фронтальной атаки. Три или четыре тайдана направляются прямиком на холм. Впереди идут аркебузиры. За сто шагов от сохеев они останавливаются и дают залп. Не очень точный и весьма жидкий. Теппо у Норикаты всего человек пятьсот, но даже их огонь причиняет ущерб сохеям. Щитов не хватает, и я вижу, как на землю падают десятки монахов в первых рядах. Если бы Цунанари и Нориката придерживались этой тактики и дальше, а не бросили своих мечников в рукопашную, — я не знаю, как бы дальше сложилось сражение. Однако над вражескими военачальниками продолжала довлеть идея численного превосходства. Пусть кавалерия потеряна, но воинов же больше! И в ход пошла элита элит — самураи ходзе с нодати. Тысяча отборных бойцов в красных доспехах и с огромными мечами сломя голову бросаются в атаку на сохеев.