Он ей только пригрезился - Питер Чейни

Полчаса спустя Алонзо покинул отель «Континенталь» и направился к себе на Рю Руайаль.

– Клянусь Юпитером, – пробормотал он. – Ну и работка. Бесплатно украсть картину дворецкого. Ну, не совсем бесплатно. Просто симпатичная девушка будет счастлива. Интересно, что бы об этом сказал Лон Феррерз?

Ночью следующего понедельника Алонзо стоял в тени деревьев, окружавших лужайку с тыльной стороны имения Даррингтонов. План дома он выучил наизусть и знал, что как только он через широкие окна проникнет в дом, на всю работу по изъятию картины и переноске ее в поджидавший неподалеку двухместный автомобиль уйдет не более двух минут.

Он осторожно стал огибать лужайку, держась в тени деревьев, и успешно добрался до окон, не вызвав ни малейшей тревоги. Покопавшись пару минут небольшим металлическим инструментом, Алонзо открыл окно. Тихо прошел через затемненную библиотеку, включил фонарь, нашел дверь и по ступенькам попал в картинную галерею Даррингтонов.

Со стен на Алонзо, на цыпочках пробиравшегося в дальний конец зала, где, как он знал, находился пейзаж, глядели портреты далеких предков Даррингтонов. Остановившись перед пейзажем, он внимательно изучил его и понял, что это была просто женская прихоть заставить его украсть такую ничего не стоящую картину. Просто мазня, очевидно, выполненная каким-нибудь любителем. Она резко выделялась среди окружавших ее произведений искусства.

Алонзо взял стул и, стоя на нем, попытался приподнять картину, но рама была крепко прикреплена к стене. Алонзо понял, что ему придется вырезать из нее полотно.

Он достал из кармана небольшую бритву, вставил лезвие в верхнюю часть картины и начал резать полотно. Но от неосторожного движения руки он потерял равновесие и чуть не свалился со стула на пол. Восстановив равновесие, он с беспокойством обнаружил, что сильно поцарапал бритвой поверхность картины. Он вновь включил фонарь, чтобы осмотреть повреждение, и с его губ сорвалось восклицание. Одновременно в галерее вспыхнул свет, и обернувшийся Алонзо увидел разъяренного лорда Даррингтона, который с револьвером в руке стоял в дальнем конце галереи.

Алонзо спрыгнул со стула и направился в сторону озлобленного пэра.

– Доброе утро, милорд, – улыбаясь произнес он. – Извините, что нарушил ваш сон, но я выполнял одно небольшое поручение вашей дочери Алисии. Она попросила меня достать ей ее картину и я подумал, что лучше проникнуть в дом через окно, чтобы не стучать в дверь и не будить всех жильцов.

– Послушайте, сэр, – заорал Даррингтон. – У меня есть очень хорошая идея сдать вас полиции. И у меня нет сомнения, что за всем этим стоит моя безмозглая дочь. Я дам вам пять минут, чтобы вы убрались отсюда.

Алонзо спросил с улыбкой:

– Вы действительно хотите этого, лорд Даррингтон? Я думаю, это очень любезно с вашей стороны. Большинство на вашем месте позвонило бы в полицию.

– Что я непременно и сделаю, – пригрозил Даррингтон, – если вы не уберетесь отсюда. Пойдите прочь, сэр. Когда я увижу мою дочь в следующий раз, я скажу ей все, что о ней думаю.

Алонзо взял шляпу и направился к дверям.

– Я действительно очень извиняюсь, лорд Даррингтон, – начал он.

Затем прыгнул в сторону, схватил несчастного Даррингтона железными объятиями, закрыл ему рот рукой и, несмотря на сопротивление пэра, связал его, забил ему в рот кляп и в таком виде усадил на стул. Затем вернулся к картине и после некоторых осложнений смог вырезать ее из рамы.

Он аккуратно упаковал ее в кусок бязевой материи, которую для этой цели принес с собой, надел шляпу и грациозно поклонился застывшему лорду Даррингтону, глядящему на него, как тигр.

– Оревуар, милорд, – произнес Алонзо. – Я говорю «оревуар», так как чувствую, что скоро снова увижусь с вами. Пусть это будет вам уроком и не будьте таким жестокосердным родителем в будущем. Прощайте.

Лорд Даррингтон ничего не ответил, но если взглядом можно было бы убить, Алонзо погиб бы на месте.

Три дня спустя лорд Даррингтон получил от мистера Алонзо Мактавиша письмо, в котором было написано:

«Лондон.

Дорогой лорд Даррингтон, я пишу Вам, так как чувствую, что у меня есть предложение, которое могло бы заинтересовать Вас с деловой точки зрения. Как Вы, несомненно, помните, на днях Вы застали меня за похищением картины, которая принадлежала Вашей дочери, попросившей меня достать эту картину. При попытке вырезать ее из рамы я поцарапал поверхность полотна и с удивлением обнаружил, что под слоем краски находится другая картина. И эта картина – не что иное, как украденный у Вас несколько месяцев назад Рембрандт.

Очевидно, Ваш предприимчивый дворецкий украл эту картину, и, обладая большим количеством ума, чем это бывает обычно у дворецких, нарисовал на ней другую картину, поместил ее в другую раму и подарил вашей дочери, очень хорошо зная, что никто и не подумает искать исчезнувшего Рембрандта под этой ужасной мазней. Предполагаю, что он собирался, когда все успокоится, нарисовать другую, похожую на эту картину, и заменить ее как-нибудь ночью на ту, что висела ранее.

Я попросил, чтобы поцарапанную часть картины снова аккуратно закрасили, и отправил картину леди Алисии, которая, конечно, думает, что это – ее картина и не знает, что под ней находится Рембрандт. Она собирается подарить картину своему мужу, который, будучи художником, непременно выбросит ее в камин. А это будет несчастье.

Полагаю, что эта картина стоит двадцать тысяч фунтов. Поэтому, если Вы соизволите ответить мне по адресу почтового отделения в Хэттон Гардене, что готовы заплатить Вашей дочери суму в пятнадцать тысяч фунтов, то я проинформирую ее о том, что картина, находящаяся под верхним слоем краски, является Вашей собственностью, и она, вероятно, вернет ее Вам. Не теряйте времени.

Искренне Ваш, Алонзо Мактавиш».

То, что произнес лорд Даррингтон, могло составить честь любому десантнику. Но здравый смысл взял верх, и в этот же день он послал Алонзо телеграмму, соглашаясь на его условия.

Алонзо немедленно протелеграфировал леди Алисии в Париж:

«Ваш отец предлагает за картину пятнадцать тысяч фунтов. Под ней находится Рембрандт. Вы согласны?

Мактавиш.»

Через три часа он получил ответ:

«Да. Вы изумительны. Приезжайте и получите ваши пять тысяч. Алисия Даррингтон.»

Мистер Алонзо Мактавиш изучил расписание поездов и судов до Парижа. Затем он обернулся к Лону Феррерзу.

– Лон, собирай мои вещи. Я еду в Париж. Мне причитается немного денег. Между прочим, не ты ли предупреждал меня не помогать хорошеньким женщинам? Думаю, ты стал очень старомодным. Ходи чаще в кино!

У СЕМИ НЯНЕК…

Одной из главных причин, по которым мистер Алонзо Мактавиш никогда не был обитателем тюрем Его Величества, было то, что он обладал природным инстинктом, который безошибочно подсказывал ему, что какой-нибудь предприимчивый служащий криминального управления начинал слишком интересоваться его действиями. И этот инстинкт был известен не только полиции.

Как только Алонзо увидел Марни и Клаузена вместе, онпонял, что те что-то замыслили. Прогуливаясь после обеда по Корк-стрит, он обратил внимание, как из ресторана «Бристоль» вывалился разодетый Марни, жуя свою обычную большую сигару. Сам по себе этот факт ничего не значил. Но когда из гаража напротив «Бристоля» появился Клаузен, пошел по улице и присоединился к Марни, он понял, что они затеяли нечто такое, от чего кому-то не сдобровать.

Марни и Клаузен были заклятыми врагами, и Алонзо предположил, что заклятые враги объединяются только для того, чтобы выступить против общего врага. А что касается этой парочки, так самым большим из их живущих врагов был не кто иной, как Алонзо Мактавиш.

Он с дюжину раз расстраивал их планы. Марни просидел три года во французской тюрьме за кражу рубинов, которые в действительности были «изъяты» предприимчивым Мактавишем. Клаузен провернул одну из самых крупных операций криминального мира, подменив на картонный муляж меч магараджи государства Тайнун.

А впоследствии узнал, что мистер Мактавиш, в свою очередь, произвел аналогичную подмену и увел настоящий меч из квартиры мистера Клаузена на Сент-Джеймс-стрит. Где-то в глубине сознания Алонзо очень удивился, что с этими двумя не было Вокелля, ибо тот ненавидел Мактавиша больше, чем эти двое вместе взятые.

Мактавиш улыбнулся, потому что как только он об этом подумал в конце Бурлингтон-авеню появился Вокелль и, быстро оглядев улицу, присоединился к Марни и Клаузену.

Алонзо понял, что теперь его предположение было правильным. Они начали охоту за ним. Вопрос заключался лишь в том, каким образом охотиться.

В конце Корк-стрит Марни остановил такси, и все трое уселись в него. Алонзо сделал знак проезжавшему мимо такси.