Неверная. Костры Афганистана - Андреа Басфилд

Взрослые вели беседу на возвышении с телевизором, а я наблюдал за ними с одного из белых диванов в холле, разговаривая с Ахмадом, оказавшимся, к счастью, отнюдь не поклонником своего дяди.

– Из-за него-то отец и был не в духе, – объяснил он мне. – Его вчера почти весь день продержали в полиции.

– Почему? Что он такого сделал? – спросил я.

– Кто знает? Что бы он ни сделал, отцу моему, как я слышал, вызволить его оттуда стоило немалых денег.

Я покивал головой, услышав это, и ощутил, как по жилам моим растеклось тепло – из-за столь дружеского его ко мне отношения. Обычно о своих родственниках посторонним людям ничего такого не рассказывают, и я подумал, что Ахмад, наверное, дядю ненавидит, и это было вдвойне приятно, поскольку я возненавидел его тоже.

– По закону дядя должен был стать главой семьи, – продолжил Ахмад. – Он, видишь ли, старше. Только вот не сражался ни с русскими, ни с талибами, а сидел в тюрьме – за то, что убил человека. И вообще он очень много зла принес к семейному порогу, поэтому, когда дедушка умер, его место и занял мой отец. Хаджи Джавиду это страшно не нравится, по лицу видно, но сделать он ничего не может, потому что мой отец, в отличие от него, пользуется поддержкой семьи и уважением общества. Это моего отца обычно приглашают, когда требуется уладить какие-то разногласия, и это он, а не Хаджи Джавид, содержит родственников и помогает беднякам.

* * *

Пока взрослые беседовали между собою, какие-то мужчины с большими животами, выпиравшими из-под одежды, то входили в дом, то выходили из него, хлопали Хаджи Джавида по спине, смеялись, рассаживались по разным уголкам, заводя друг с другом разговоры. Но, хотя обстановка казалась самой непринужденной, чувство было такое, будто все чего-то – или кого-то – ждут. И когда снаружи донесся скрежет ворот и по двору с ревом затанцевали «лендкрузеры» Хаджи Хана, располагаясь в своем обычном порядке, стало понятно, что все ждали хозяина дома.

Он стремительно вошел в дом, все умолкли, словно сама комната затаила дыхание, и я увидел, что брат его поднялся на ноги. С лица Хаджи Джавида вмиг исчезла снисходительная улыбка, глаза забегали. Хаджи Хан тем временем здоровался с гостями, явившимися перекинуться словом с его братом.

Поприветствовав Джорджию – сдержанным рукопожатием, ибо на них смотрело сейчас множество людей, – Хаджи Хан повернулся к брату и кивком головы указал на комнату в другой стороне холла. Хаджи Джавид почтительно опустил глаза, оставил тех, с кем беседовал, и пошел за ним, и все уставились на закрывшуюся за братьями дверь.

Судя по выражению лица Хаджи Хана, нынче вечером его брату должно было стать не до шуток.

13

На следующий день после приезда Хаджи Джавида мы с Джорджией вернулись в Кабул.

Там уже валил огромными хлопьями снег, и на улицах было больше мужчин с лопатами, чем с оружием, поскольку нужно было непрерывно очищать плоские крыши, чтобы они не обрушились.

Это всегда меня удивляло – каким образом легкий пух, от которого, пока он падает, всего лишь пощипывает нос, становится тяжестью, угрожающей рухнуть тебе на голову и придавить?

Но зима мне все равно нравилась – особенно нынешняя, поскольку теперь у меня имелись носки, благодаря деньгам, заработанным матерью в доме Джорджии. Все вокруг было таким белым, чистым, обновленным, так отличалось от того, из чего я уезжал, что казалось, прошел миллион лет с тех пор, как маму поразила холера и вынудила ее переехать к Хомейре.

И когда я вошел в дверь нашего дома, сердце чуть не разорвалось от счастья – навстречу мне выбежала мать, подхватила меня на руки, и я утонул в ее безмерной любви.

– Я сказала твоей маме, что устрою тебе небольшие каникулы и возьму в Джелалабад, – сказала мне Джорджия, пока мы кружили по горам, возвращаясь в Кабул. – Наверное, ни к чему ей знать, по какой причине на самом деле мы туда поехали…

– Да, да, конечно, – ответил я.

Но сейчас, когда мама заключила меня в объятия, и я ощутил, как бьется ее сердце рядом с моим, и она спросила, как я жил без нее, я попросту обо всем забыл.

– Мы поехали в Джелалабад, потому что я пырнул француза в зад и мне нужно было отдохнуть, – сказал я ей.

На лице ее появилось потрясенное выражение, я опомнился и начал ее успокаивать:

– Ой, все в порядке, не волнуйся. Я подумал, что он напал на Мэй, но Джорджия сказала, они на самом деле очень хорошие друзья, и все произошло потому, что он просто слишком много выпил, вот и навалился на нее, и, хотя его пришлось зашивать, полицию он вызывать не стал.

За спиной раздался стон. Я обернулся и увидел Джеймса, который, сложившись пополам, держался обеими руками за голову.

* * *

После моего откровения мама, Джорджия, Джеймс и Мэй удалились в главный дом на «мирные переговоры», как назвал это впоследствии Джеймс.

А я, не зная, чем заняться, отправился в магазин к Пиру Хедери и нашел старика перед стойкой с сигаретами, рядом с бухари. Тут же была и Джамиля, прильнувшая к теплому боку Пса. В руках она держала мобильный телефон.

– А, с возвращением тебя! – воскликнул Пир, пока я пытался одновременно поздороваться с обоими и отогнать Пса, возжелавшего обнюхать мои нескромные места.

– Взгляни-ка на это, – сказал старик, беря со стола и разворачивая какой-то длинный бумажный лист. – Плакат на окно. Я заказал его в Шахр-и-Нау, для иностранцев.

Пир Хедери развернул бумагу, явив взору объявление, написанное по-английски большими синими буквами. Оно гласило: «Бесплатная Служба Даставки продуктов. Телефон [phone]. В продаже также имеются каксы».

– Что такое «каксы»? – спросил я.

– Сладости, печенья всякие. Праздник на носу. Думаю, хорошо пойдут.

– А, вы имеете в виду «кексы»…

– Кексы, каксы, какая разница? – спросил Пир Хедери.

– Никакой, наверное.

– Вот и хорошо. Давай-ка, помоги приклеить это на окно.

* * *

Несмотря на объявление, предлагавшее народу бесплатную доставку и каксы, новый бизнес-план стартовать почему-то отказывался, и мы с Джамилей целый день без толку глазели на мобильник, который упорно не звонил.

Кажется, я только теперь начал понимать, почему это так бесило Джорджию.

Закрыться пришлось рано, потому что снегопад заточил в домах даже наших постоянных клиентов, и мы успели сжечь в бухари все дрова.

– Нам нужна реклама, – заявил Пир Хедери.

Похоже, старик начал превращаться в настоящего бизнесмена – теперь, когда в магазине появился телефон.

– Реклама? Как в телевизоре? – спросил я, взволновавшись при мысли о телевизионщиках, которые приедут нас снимать.

– В каком еще телевизоре? Кто я, по-твоему, такой? Президент Хамид Карзаи? – спросил он. – Я денег не печатаю, знаешь ли.

– А какая же тогда?

– Не волнуйся, у меня есть идея, – сказал он и подмигнул, что выглядело прямо-таки устрашающе – при его бельмах.

Гениальная идея Пира Хедери, как выяснилось на следующий день, заключалась в том, что на плечи мне навесили два деревянных щита, скрепленных веревками. На переднем Пир Хедери написал краской «Бесплатная Даставка» и наш номер телефона. Задний гласил: «В продаже каксы».

– Вы смеетесь надо мной? – спросил я.

– Ты видишь, чтобы я смеялся? – спросил он и практически выкинул меня за дверь, на морозные улицы Вазир Акбар Хана.

Пробираясь с превеликим трудом по сугробам, я пришел к выводу, что ничего более унизительного в жизни своей не переживал. Щеки, кажется, горели еще сильнее, чем в тот раз, когда Джахид рассказал Джамиле, что я написал в штаны, – после нашего с ним соревнования, кто выпьет больше воды не бегая в туалет.

Через каждые десять шагов появлялся из очередной будки очередной охранник и отпускал очередную остроту – типа, неплохая у меня обновка, и нельзя ли взять меня напрокат в качестве стола; общего позорного положения нисколько не облегчил Джеймс, который возвращался невесть откуда домой и при виде меня начал хохотать так, что чуть не обмочил штаны.

– Ну, рекламных стандартов ты во всяком случае не нарушаешь! – крикнул он вслед, когда я хмуро прошел мимо.

Что это значило, я не понял. Но ответил:

– Да, да… – и отправился в противоположную сторону, в ту часть Вазира, где единственными иностранцами, шатавшимися по улицам, были те, кто искал китайских проституток.

* * *

К счастью, на следующий день от новой работы меня неожиданно освободили. Пир Хедери явился в магазин, ругаясь на приключившуюся у него «дьявольскую ночь».

– Уже и полночь миновала, а телефон все звонил, – пожаловался он. – И всякий раз, когда я брал трубку, там оказывался какой-то проклятый иностранец, который требовал каксы. В конце концов пришлось его просто выключить.

– Кажется, я знаю, в чем дело, – сказал я, садясь рядом с Джамилей, поближе к бухари. – Джеймс объяснил мне вчера вечером, что это слово похоже на английское слово «каки».

– И что это значит? – спросил Пир Хедери, утирая нос грязным платком.