Истории, написанные при свече - Людмила Вячеславовна Федорова

величество Хлодвик-Карл Ротенбургский будет ревновать…

Ульрика тяжело вздохнула, лёгким жестом аристократичной руки убрала за плечи свои длинные пепельные блондинисто-жемчужные воздушные кудри и тихо изрекла:

– Во-первых, я не даю ему повода для ревности, как и положено благочестивой христианке-католичке, с Франсуа мы только друзья, не больше. Во-вторых, мне кажется, что он меня настолько не любит, что если бы я дала явный повод или ревновать или как-то даже усомниться в моей верности, ему было бы совершенно безразлично. Расскажи, сестрёнка, лучше, что у тебя в жизни происходит…

– А что рассказывать-то? – ответила звонко Герда – Всё как обычно. Мама наша болеет тяжело, поэтому всё хозяйство, и в доме убраться, и наварить на всю семью хоть самое простое, и на рынок сходить, и двор подмести, скотину покормить – всё теперь на мне. Я, конечно, не всё успеваю, отец лупит меня розгами частенько за это, больно, конечно, кричу, но уже смирилась, не обижаюсь даже…

Ульрика слушала сестру и молчала, мысли юной королевы были где-то далеко в её мечтах, а не в простых суровых рассказах Герды…

… Спустя два дня был бал в честь приезда почётных послов из Флоренции и Рима.

Высокомерная капризная спесивая кронпринцесса Фредерика-Берта надеялась произвести фурор на балу своим роскошным образом в платье, что сшил для неё кутюрье Франсуа и получить желанный титул первой красавицы этого бала. С раннего утра Фредерика-Берта кичливо и грубо гоняла служанок, чтобы те потуже затянули корсет, облачили её в то самое шикарное пышное платье из алого атласа с белоснежными жерновами, многочисленными вставками из кипенного шёлка, предварительно заставив служанок выбелить до блеска жернова и белоснежные шёлковые вставки. Она и пригласила цирюльника сделать невероятно высокую причёску с бриллиантовой тиарой, одела большие длинные бриллиантовые серьги, рубиновый перстень, бальные бархатные туфельки с вышитым золотом шёлковым веером, и думала, что будет лучше всех.

Но она не видела нового аквамаринового платья Ульрики, которое ей сшил Франсуа, и какое же глубокое разочарование испытала надменная принцесса, когда её мечты разбились на мелкие осколки! Увидев, как Ульрика величественно идёт по коридору, шурша атласом неземной красоты аквамаринового цвета пышной юбкой и длинным, в два метра, царственным шлейфом , как красиво сверкают россыпи аквамариновых и сапфировых камней на украшенном кружевами лифе, стоячем воротником у изящной шеи и этом сказочно красивом шлейфе! Ульрика выглядела так, что без сомнений, затмила бы на балу всех, а тем более грубую с крючковатым носом и простеньким тёмно-русыми волосами Фредерику-Берту. Кронпринцесса так разозлилась на молоденькую мачеху, что не сдержалась, подскочила к Ульрике и стала резко рвать платье. Полетел на клочки и великолепный шлейф, испортились подол и кружева на лифе, пока стража услышали крики Ульрики о помощи и прибежали вместе со старым королём Хлодвиком-Карлом.

… Принцесса тут же остановилась, а отец стал с суровым видом кричать на дочь:

– Дочка, ты что себе позволяешь?!! Это просто возмутительно!!! Ты должна уважать и оказывать почёт Ульрике, как королеве, а ты так низко повела себя, опозорила мои седины и память о твоей благочестивой добродетельной матери, всеми любимой Августы-Генриетты!!! Это безобразный поступок! Всё, на этот бал, дочь, я тебя не пущу, ты будешь сидеть в своих комнатах всю неделю, и думать над своим поведением, а сейчас попроси прощения у Ульрики!

Фредерика-Берта от досады скривила лицо, но процедила сквозь зубы:

– Прости, Ульрика…

… А Ульрике было сейчас совершенно всё равно, наказ отец надменную капризную принцессу или нет, извинилась она и как, девушка никак не могла смириться с жуткой душевной болью, будто бы Фредерика-Берта не платье ей порвала, а душу на клочья и лоскутки разорвала. Ульрика так хотела просто повеселиться на балу в этом чудесном аквамариновом платье, что сшил для неё друг Франсуа…

Не хотела ничьего восхищения или титула первой красавицы, просто хотела повеселиться на балу и нравиться самой себе, а сейчас эту чудесную сказку эгоистичная принцесса порвала так же легко, как и ткань самого платья…

И сейчас несчастная юная королева сидела обессилено на полу и, не стесняясь никого, рыдала.

Хлодвик-Карл вежливо помог поднять жене и прошамкал:

– Мне, правда, неловко перед тобой, что я допустил такой инцидент, милая, с дочерью я ещё поговорю об этом отвратительном поведении, а ты, может, перестанешь так плакать и страдать из-за платья, путь даже идеального, переоденешься в другое, и пойдёшь на бал?

«Что бы ты понимал! Не в платье дело, а в отношении ко мне, как человеку!» – с обидой подумала Ульрика, но пошла, переоделась в пышное парчовое платье, собрала из длинных разлохмаченных пепельных блондинисто-жемчужных волос высокую причёску золотой сеточкой и, бледная, как поганка, заплаканная пошла на бал.

И только уже в разгаре бала ей стало хоть чуточку, хоть временно, но легче.

После этого Ульрика несколько дней плохо спала, ходила без настроения, как тень. Постоянное ощущение хандры, уныния, униженности и беспросветного одиночества с новой силой непрерывно мучили юную Ульрику…

И тут ей пришла в голову мысль: «Завтра Франсуа придёт к Фредерике-Берте, так как она заказывала ему тогда какое-то необыкновенное богатое и красивое платье с золотого атласа с бриллиантами, надо будет позвать его к себе, пообщаться. Мы же всё-таки стали друзьями, он – мой лучший друг, кому я расскажу свои беды и чаяния, с кем я просто пообщаюсь обо всём, поделюсь своими мыслями, как не с таким добрым другом, как Франсуа? Конечно, только с ним, только он разгонит тучи одиночества…».

… Тем чудесным утром Франсуа, как и во все другие дни, быстро соскочил с кровати в семь утра вместе с рассветом, распахнул тяжёлые бархатные занавески на окне и с милой широкой обаятельной улыбкой застыл, прищурив свои ясные светло-табачные глаза. Он наслаждался ярким солнечным светом, что так сказочно красиво сверкал на витражном окне из разноцветного стекла, и мысленно благодарил Христа за новый день, за то, что он живёт, и что сегодня такая чудесная солнечная погода.

После этого Франсуа умылся, оделся в простой наряд с красивым белоснежным кружевным воротником, расчесал каштановые спускавшиеся по плечи, кудри и с ребячливым добрым озорством взял со стола большое перо страуса и стал им щекотать Киту пятки, чтобы тот проснулся. Весёлый мальчишка-подмастерье звонко смеялся над шуткой старшего друга и поварчивал:

– Ну, Франсуа, братик, ну, милый, почему тебя каждое утро так и надирает встать в несусветную рань и меня при этом зачем-то будить? Я не пойду на утреннюю прогулку сегодня, я хочу отоспаться хоть раз!

Но Франсуа лишь по-доброму, ласково улыбнулся и хихикнул, потому что он знал, что Кит точно так же любит их традицию гулять утром, и высыпается, просто ленится вставать, и молодой