Всё переплетено. Как искусство и философия делают нас такими, какие мы есть - Альва Ноэ

Мы эстетический феномен.

Я возвращаюсь к этим темам постоянно[112], но сейчас важно – чтобы осветить лежащий перед нами путь и чтобы мы знали, на что обращать внимание, – сказать об этом подробнее.

От восприятия до слепоты

Вы смотрите в микроскоп. Вы видите яркое размытое пятно. Вы настраиваете окуляр. Постепенно что-то оказывается в фокусе. Примем этот образ за модель или метафору того, как понимать основную проблему перцептивного сознания. Восприятие – это деятельность по наведению фокуса на мир. Многие производимые нами корректировки находятся ниже порога сознания или внимания; большинство из них основаны на навыках и привычках, но при этом и на стиле.

Я считаю само собой разумеющимся – впрочем, очевидным образом, об этом можно спорить, – что настоящее зрение, или восприятие, есть не просто вопрос паттернов достигающей глаз и мозга оптической информации. Видение, как я предполагаю, – это вид знания и оценки не только того, как что-то выглядит, но и того, что это такое. (Я не сомневаюсь, что видение зависит от оптической информации, поступающей в глаза и мозг, но зависит оно не только от нее.)

Среди навыков и установок, на которые мы полагаемся при выполнении действий и корректировок, из которых состоит наше восприятие, есть сенсомоторные навыки (то есть общее понимание того, как наши движения производят и модулируют восприятия)[113]; концептуальные техники (практические знания о том, как задействовать вещи, равно как и интеллектуальные знания о том, что есть вещи)[114]; и наконец, общие факты о, как я буду ее называть, нашей аффективной ориентации[115]. Мы не нейтральные наблюдатели. Мы аффективно ориентированы по отношению к ситуациям и вещам. Некоторые вещи нас привлекают, поглощают, вызывают любопытство и желание, другие же отталкивают и провоцируют сопротивление. Любое различение, любая чувствительность – это реакция на что-то, что имеет значение. Любое распознавание требует неравнодушного отношения.

Одна из ошибок, формирующих унаследованные нами способы мышления о восприятии, – это идея о том, что восприятие, по сути, является вопросом суждения. Мы полагаем, что, когда мы видим, сначала мы просто что-то замечаем, а потом уже подводим это что-то под понятия, категории и ценности (привлекательное, отвратительное и т. д.)[116].

Здесь я работаю с другой идеей. Все это – концепции и навыки, установки и оценки – лучше рассматривать как средства, с помощью которых мы получаем прямой доступ к окружающему нас миру. Они представляют собой те корректировки, из которых состоит восприятие. Именно наши соответствующие согласования и корректировки по этим измерениям, а возможно, и по другим, как в случае с микроскопом, позволяют нам что-либо видеть. Они являются средством, с помощью которого мы наводим фокус. Дело не обстоит так, что сначала мы видим вещь или ситуацию, а затем классифицируем ее; наше владение категориями – условие того, что вещь или ситуация сначала проявляется как то, чем она является. Восприятие может быть в некоторых отношениях концептуальным, но это не значит, что оно является суждением; оно не является предикативным актом. О нашем понимании следует думать как о технике, с помощью которой мы «подбираем» то, что есть, а не как о правилах категоризации того, что мы обнаруживаем ранее[117].

Итак, все эти корректировки, эти перцептивные операции нашего живого сознания относятся к уровню привычки. Или, выражаясь языком предыдущих глав, это первый порядок. Мы спонтанно и без усилий применяем эти навыки, техники и оценки, чтобы познавать мир, то есть пребывать в отношениях с окружающим нас миром.

Но иногда привычка нас подводит. Порой нам не хватает категорий, навыков, фоновых способностей и эффективных ориентаций, чтобы понять смысл или даже различить, выделить или уделить внимание тому, с чем мы сталкиваемся. Иногда мир сопротивляется навешиванию ярлыков и осмыслению. Хорошим примером может служить опыт незнакомой речи или странного письма. В этих случаях мы не встречаем никаких аффордансов. В какой-то мере мы испытываем этот опыт, когда приезжаем в новое место или попадаем в нестандартную ситуацию. Когда это случается, нас отбрасывает назад, к самим себе, и нам необходимо сделать усилие, чтобы понять, где мы находимся, что происходит, что имеет значение. Мы должны прилагать усилия, чтобы навести фокус на мир.

Это и есть эстетические трудности или эстетическая слепота. Эстетическая работа на самом базовом уровне, ее задача и содержание – это сложная переориентация самого себя, если заимствовать метафору Гуссерля[118], чтобы мочь знать и видеть. Или же можно сказать словами Витгенштейна – достижение ясной репрезентации[119]. (Я вернусь к Гуссерлю и Витгенштейну в главе 10.) Эстетика дает имя трудному движению от видения к видению иначе, или от не-видения – к видению, или от отсутствия смысла – к смыслу.

Если рассуждать таким образом, то эстетическая слепота – это не столько поломка или нарушение обычных перцептивных корректировок и знаний первого порядка, сколько их модальность или момент. К этой теме мы еще вернемся (в главе 11). Призыв трудиться, чтобы навести фокус на мир, – это постоянно присутствующая живая возможность, которая сама по себе не является странной. Обычные, спонтанные перцептивные корректировки, в которых заключается владение миром, и более сложные задачи их эстетического аналога оказываются переплетены.

Искусство и инсценировка неясности мира

Теперь давайте зададимся вопросом, какова связь между эстетическим – понимаемым как неизменная возможность, но также и шанс, или аффорданс, нашей обычной, привычной перцептивной жизни – и искусством, или художественной практикой[120].

Искусство, или художественная практика, а также философия, или философская практика, – это способы более непосредственного взаимодействия с эстетическим и его исследования. В искусстве и философии мы даем себе возможность поразиться, выйти из строя, столкнуться с неинтеллигибельностью ситуации. Арт-объект в чистом виде – это то, что мы не узнаем. Мы не знаем, что это такое. Так же и в философии мы организуем ситуации, в которых обнаруживаем, что не знаем, что думать или говорить[121].

Рассмотрим такой случай: вы идете в галерею. Картины на стенах вам незнакомы. Вы не знаете ни художника, ни стиля. Часто такое знакомство обескураживает. Работы не бросаются в глаза; ничто не привлекает ваше внимание и не завораживает вас; все картины выглядят одинаково. Вы можете обнаружить, что вам скучно. Вы заняты своей жизнью, погружены в нее и можете обнаружить, что хотите пройти дальше, в следующую галерею; или обратить внимание на людей рядом с вами. Это состояние пустоты и разъединения, незнания или нежелания видеть то, что вы можете увидеть, является одним из величайших богатств