Одиночество Мередит - Клэр Александер

мы из разных миров.

— Нисколько. Я так сильно чесалась во сне, что утром на простынях была кровь.

Он поморщился:

— Ох…

Зуд стал настолько невыносимым, что мнение мамы относительно моей силы воли уже не имело значения, и я стала умолять ее отвести меня к врачу.

— Как ты любишь все драматизировать, — услышала я в ответ. — Выкинь из головы, и само пройдет.

Но чем сильнее я чесалась, тем больше становилось пятно.

Через несколько недель оно покрыло всю тыльную сторону ладони и поползло вверх по запястью. Лежа в ванне, я боялась смотреть вниз, потому что представляла себе, как пятно расползается по рукам, спине, груди. Завладевает всем телом.

Дошло до того, что однажды утром я расплакалась и никак не могла успокоиться.

— Я с тобой скоро с ума сойду! — воскликнула мама, но все же принялась рассматривать мою руку.

— Кажется, это экзема, — неожиданно выдвинула версию Фиона. — Как у мальчишки из нашего класса. Он мажет ее вонючим кремом дважды в день и не может ходить в бассейн, потому что от воды становится хуже.

Тут я начала просто рыдать. Каждый четверг после школы я ходила учиться плавать с тетей Линдой, и для меня это было самым важным событием недели. Она ходила со мной в бассейн и плескалась в мелкой его части, потому что не хотела мочить волосы. Я тренировалась задерживать дыхание под водой, извивалась всем телом, как русалка. После она осторожно расчесывала мои спутанные волосы, пока я ела чипсы из автомата, а еще разрешала мне каждый раз забирать монету из шкафчика. У меня под кроватью стояла старая жестяная коробка из-под печенья, в которой я хранила монеты — это был мой тайник.

— Чепуха. — Мама с отвращением сморщилась и отбросила мою руку. — Никакая это не экзема.

— Не экзема? — У меня появилась слабая надежда, что я все-таки смогу продолжать плавать.

— Точно нет.

— А что тогда? — допытывалась Фиона. — У нее на что-нибудь аллергия?

— У нее дефективные гены, вот и все, — спокойно сказала мама.

Зубами вытащила сигарету из пачки и щелкнула тяжелой серебряной зажигалкой, на боку которой были выгравированы ее инициалы.

— Не понимаю. — За спиной я потирала зудящую ладонь большим пальцем другой руки.

— Ну конечно, не понимаешь.

Мама откинула голову назад и пустила высоко в воздух кольцо дыма. Я смотрела, как оно плывет, рассеивается и бесследно исчезает.

— Ты из плохой породы, Мередит, — произнесла она наконец. — С возрастом твоя кожа будет становиться все хуже, так что смирись с этим сейчас. Однажды ты проснешься покрытая коркой с головы до ног. К тебе никто не захочет подходить. Обидно, конечно, но тут уж кому как повезет.

Я уставилась на нее открыв рот.

— Что значит «из плохой породы»?

— У твоего отца, куколка, была ужасная кожа. Слезала кусками, как со змеи. Думаю, у тебя будет еще хуже. Нам придется купить тебе пылесос и держать его под твоей кроватью. — Она рассмеялась, и вокруг нее вновь образовалось облако дыма.

— А как же Фиона? Почему у нее такого нет?

— Потому что ей досталась моя отличная кожа. Я же сказала, куколка, кому как повезет.

Я бросилась в нашу с сестрой комнату, хлопнула дверью и нырнула под одеяло, затаив дыхание в ожидании, что она побежит за мной. Но она так и не появилась. Я, видимо, заснула, потому что, когда почувствовала, что кто-то сел на кровать, голова у меня горела, и я не сразу поняла, где нахожусь.

— Я запишу тебя к врачу, — прошептала Фиона. — Позвоню завтра, притворюсь, что я — это она. Постараемся попасть на прием сразу после школы и сделать все по-быстрому.

— Спасибо, — хрипло отозвалась я. Воспаленную руку пронзила пульсирующая боль.

— Про отца это неправда.

— Откуда ты знаешь?

— Ты помнишь, чтобы с него слезала кожа, как со змеи?

— Нет, — сказала я.

Но правда заключалась в том, что я ничего про него не помнила. Прошло несколько лет с тех пор, как он ушел, и черты его лица стерлись из моей памяти. Когда я пыталась представить его себе, я словно искала что-то на дне мутного пруда.

Были ли у него мои глаза — то голубые, то зеленые, то серые в зависимости от освещения и того, во что я одета? Был ли он блондином, как Фиона, или темноволосым, как я? Временами, когда у меня хватало сил вытащить его из пруда, его черты роились прямо у него над головой — мне никогда не удавалось их зафиксировать. Даже в моих снах он был безликим, я просто ощущала его присутствие, неуловимое и мимолетное. Но никакой покрытой коркой кожи точно не было. Я была уверена, что запомнила бы такое.

Я вздохнула и натянула одеяло на голову. Понятно, что мама просто пыталась обвести меня вокруг пальца. Это было соревнование, в котором она никогда не позволяла мне победить.

Фиона стащила с меня одеяло, и мы пристально смотрели друг другу в глаза, пока я не моргнула. Сестру я тоже никогда не обыгрывала.

— Ты его помнишь? — спросила я.

— Да.

— Расскажи.

— Я помню, как они ссорились незадолго до его ухода. Был теплый день. Они сидели на кухне… Когда я вошла, мама крикнула, чтобы я шла наверх.

— Как он выглядел? Какого цвета у него волосы?

— Светло-русые.

Мне стало не по себе, в груди что-то давило.

— Почему он не взял нас с собой?

Она пожала плечами:

— Наверное, мы ему не нужны.

Мне не хотелось ей верить. Я почесала ладонь.

— В любом случае главное, что он не покрыт коркой, Мередит. Я помню его кожу. Она гладкая. Гладкая, как у любого нормального человека.

От ее слов мне легче не стало.

— Ну значит, в нашей семье я одна такая дефективная.

Я снова легла, отвернувшись от сестры. Снова натянула одеяло на голову и стала мечтать о том времени, когда смогу куда-нибудь уехать.

— Я чесалась, пока под ногтями не появлялась кровь, — призналась я Тому.

Иногда я не выдерживаю его слишком доброго взгляда. Забираю наши тарелки, стряхиваю крошки в мусорное ведро, хожу по кухне и делаю то, что делать абсолютно не нужно. А он терпеливо ждет.

1999

Она помогала мне собирать вещи, даже не пытаясь делать вид, что рада за меня.

— Фи…

— Ты это берешь? — Она помахала щипцами для завивки. Никто из нас не пользовался ими уже много лет.

— Можешь оставить их себе. Я хочу уехать налегке. В той квартире не так много места.

Сестра закатила глаза, не