Одиночество Мередит - Клэр Александер

и нашими чувствами. Думаю, вам он подойдет, ведь это очень структурированный подход, а для вас крайне важно все структурировать.

— Ясно.

— Я дам вам домашнее задание на следующую неделю.

— Хорошо.

Я не удивилась. Диана любит домашние задания почти так же, как дыхание диафрагмой.

— Возьмите блокнот и ручку, сядьте в тихом удобном месте. Представьте, что вы выходите из дома, и опишите, что чувствуете. Запишите все, что придет в голову, даже если что-то покажется нелепым или бессмысленным. Захватите блокнот на наш следующий сеанс. Как вам такой план?

— По-моему, отличный.

День 1284

Среда, 23 января 2019

Если вбить в «Гугле»: «как подстричься самостоятельно», выпадает около 1 320 000 000 результатов. Но здесь, как и в большинстве случаев, работает принцип «чем проще, тем лучше».

Я разложила перед зеркалом в ванной расческу, резинку для волос и парикмахерские ножницы. С юных лет я знаю, что кухонные к голове лучше даже не подносить. Однажды я сказала маме, что хочу челку, но в парикмахерскую она меня не повела.

«Я сама могу сделать не хуже», — заявила она, роясь в ящике под раковиной, и вытащила наконец огромные ножницы с оранжевыми ручками. Я в ужасе посмотрела на них, потом на нее. Она улыбалась. Фиона стояла в другом конце комнаты, возле двери, готовая сбежать, если маме понадобится еще один подопытный кролик.

Я смотрела на себя в зеркало и зачесывала волосы назад. Не стриглась я уже несколько месяцев, и кончики доставали до середины спины. А в девять лет я почти могла на них сидеть. С тех пор как я пошла в школу, мама каждый день заплетала мне две длинных косы, такие тугие, что к обеду начинала болеть голова. Однажды утром, когда учительница ненадолго вышла из класса, я вдруг осмелела и, сорвав резинки, распустила волнистые пряди.

— Ты похожа на принцессу! — воскликнула одноклассница. — Мне бы такие волосы.

До конца уроков я летала в облаках. На землю меня вернула Фиона, когда мы ехали в автобусе домой.

— Тебе лучше причесаться. А то мама распсихуется.

— Тогда помоги. — Я вложила ей в руки резинки.

— Я не умею.

Мы долго возились и вместе кое-как заплели две неровных косы.

— Давай я пойду первой, — пробормотала Фиона, когда мы шли к двери по садовой дорожке. — Попробую ее отвлечь.

При желании она могла быть очень хорошей старшей сестрой.

Наши усилия оказались тщетны. Мама сразу поняла, что я разрушила плоды ее трудов.

— Тебе не нравятся косы? — спросила она.

Я могла бы легко отделаться, если бы держала рот на замке. Но, побыв принцессой, пусть и недолго, я не на шутку осмелела.

— Да. У меня от них болит голова. Я не могу сосредоточиться в школе.

— Что же ты мне раньше не сказала? — Она притянула меня к себе и крепко обняла.

Мои руки свободно свисали по бокам, я огляделась вокруг и поймала взгляд Фионы. Она пожала плечами, оторопевшая, как и я. Мама определенно была не из тех, кто любит обниматься.

Объятия разжались так же быстро, как и сомкнулись.

— Жди здесь, — велела она, направляясь на кухню.

Мы с Фионой обменялись взволнованными взглядами, полными надежды. В те времена мы еще на что-то надеялись.

Мама вернулась в коридор, но без шоколадного печенья или другого утешительного приза, полагающегося мне за два года ежедневных головных болей. Перед глазами мелькнуло что-то оранжевое: на указательном пальце она вертела большие ножницы.

— Думаю, пора подстричься, волосы уже слишком длинные. — Она взяла одну косу, провела пальцами по кончикам. Потом положила руки мне на плечи и медленно повернула меня лицом к висящему на стене зеркалу.

— Точно, твой салон всегда открыт. — Я поймала в зеркале ее взгляд и нервно улыбнулась.

Ответной улыбки не последовало. Такое выражение лица у мамы было, когда она занималась чем-то требующим максимальной сосредоточенности: пришивала пуговицу или выписывала чеки для оплаты счетов. Фи топталась позади, наблюдая за происходящим.

— Да, слишком длинные, — повторила мама. — Неудивительно, что у тебя болит голова, куколка. Таскать на себе такую тяжесть.

Я была в замешательстве — волосы не казались мне тяжелыми. Но маме лучше знать, поэтому спорить я не стала.

— Я как-то видела по телевизору, как это делал парикмахер. — Она приподняла одну косу и широко раскрыла ножницы. В зеркале отражались глаза и рот сестры — тоже широко раскрытые.

Коса упала на пол — суда по звуку, она и правда была тяжелой.

— Так, теперь другую! Не ходить же тебе однобокой. — Мама засмеялась.

Я не могла произнести ни слова: в горле что-то мешало, будто сердце превратилось в камень и пыталось выскочить изо рта, как огромный валун, застрявший в зеве пещеры.

Мама не замечала моих беззвучных слез, бежавших по щекам. Наморщив лоб, она сосредоточенно ровняла концы. Теперь волосы едва доходили мне до подбородка. Наконец она сделала шаг назад, чтобы оценить результат.

— Очень даже неплохо для непрофессионала.

— Так… коротко, — пролепетала я.

Она усмехнулась, поймав наконец мой взгляд в зеркале.

— Отрастут.

— Все не так ужасно. — Фиона стояла на коленях позади меня на полу нашей спальни и бережно расчесывала остатки моих волос. Я тихо плакала и не могла смотреть в зеркало. Мне было очевидно, что она говорит неправду.

— Я похожа на мальчишку, — всхлипнула я. — Как я пойду в школу в таком виде?

— Мы все исправим, — твердо сказала Фиона. Она достала из-под кровати журнал «Хиты» и начала его листать. — Смотри! Через несколько месяцев будет симпатичное каре. Как у Вайноны Райдер.

Я еще не знала, кто такая Вайнона Райдер, и потребовалось гораздо больше времени, прежде чем мои волосы стали напоминать хотя бы подобие симпатичного каре. Ободок, который я надела в школу на следующий день, ничем не помог. Моя новая прическа стала предметом обсуждений. На переменах и во время обеда Фиона постоянно была рядом, готовая наброситься на любого, кто посмеет надо мной подшутить. Никто не рискнул. Мальчишки хихикали. Девчонки таращились издалека и с опаской, будто я была каким-то диким животным.

Пока я думала о себе девятилетней и о своей смелости, я разделила длинные волосы на две части и перекинула каждую через плечо на грудь. Взяла ножницы. Они холодили мне ладони, и в голове вспыхнуло другое воспоминание, гораздо более свежее: кровь и вода смешиваются у моих ног и утекают в сливное отверстие, образуя воронку, тело сползает вниз по скользкой двери душевой кабинки. Когда я пришла в себя, по коже бежали мурашки, руки и ноги болели, а в маленьком прямоугольнике послеполуденного солнечного света,