Ничего особенного (СИ) - Лыновская Людмила

— Да, слышал, — равнодушно сказал Леонид, с опаской поглядывая на проем двери, в котором исчезла Виолетта.

— Мы можем где-то уединиться и поговорить без твоей жены, — быстро спросила Вера, наклонившись к Леониду.

— У тебя что, дорогой, от меня секреты? — Виолетта, как привидение, появилась неожиданно с бутылкой шампанского на подносе. Ее лицо выражало крайнее негодование. Было странно, как в одно мгновение она из красивой приятной женщины превратилась в злобную фурию.

— Что ты, Виолетточка, у меня нет от тебя никаких секретов, — поспешил заверить жену Бирковский. Он подошел к ней, и, приняв поднос с шампанским, поцеловал в щеку.

— Тогда рассказывайте все при мне. Я слышала, что дело касается твоей бывшей любовницы Марии Каримовой. Я помню, как ты страдал по ней, и сколько сил мне понадобилось, чтобы вернуть тебя к жизни и освободить от этой губительной страсти.

— Успокойся, дорогая, — сказал Бирковский и протянул бокал жене. — Я не собираюсь ничего утаивать от тебя. Потом, повернувшись к Вере, подтвердил:

— Если, Верочка, у Вас есть, что сказать, говорите при моей жене. У меня нет от нее тайн.

Вера колебалась. Она до сих пор не могла окончательно решить, нужно ли говорить Бирковскому о сыне. Чем больше она находилась среди этих людей, тем хуже могла себе представить, что Леонид будет заботливым отцом, а Виолетта любящей матерью. «Да захотят ли они еще делать тест на отцовство и усыновлять Шурика? — размышляла Вера. — Тогда уж Шурика точно в Финляндию увезут. Нет, все же я должна сказать правду», — решилась женщина.

— Ну что ж. Этот разговор очень серьезный, потому что касается младенца, сына Каримовых, который сейчас остался сиротой и находится в детском доме.

— Да, я слышал, что уже прибыли потенциальные усыновители и опекуны. Мальчик — наследник большого богатства, не правда ли? — сказал Леонид, совершенно не понимая, к чему клонит Вера.

Виолетта, предчувствуя грандиозную новость, сидела, как ворона, приоткрыв клюв и не сводя глаз с Веры.

— Леонид! Каримов не был отцом ребенка, — сказала Вера.

— Вот это номер! А кто же отец? — сказал Ленчик и нижняя губа его слегка затряслась.

— Ты! Насколько я знаю со слов Маши, — выпалила Вера, глядя прямо в зрачки Бирковского.

— Я?! — закричал Ленчик, испуганно оглянувшись на Виолетту.

— Каримов был бесплоден, — твердо сказала Вера. — Узнав, что Мария беременна от тебя, он велел ей рожать, а всем сказать, что это его ребенок. Ему нужен был наследник его бизнеса. С меня Маша взяла слово, что я не скажу тебе об этом. Я очень мучилась: имею ли я право скрыть от тебя, что у тебя есть сын? Однажды, я приехала, чтобы сказать об этом, но увидела, что ты стал пить, опустился и не хочешь даже слушать о детях. Ты помнишь наш последний разговор?

— Нет, — тихо ответил Леонид, все еще следя за реакцией Виолетты, которая сидела с приоткрытым ртом, внимательно слушая Веру.

— Мальчика зовут Александр. Ему только один месяц. Он сейчас находится в детском доме. Если ты не поспешишь заявить о своем праве на сына, не сделаешь тест на отцовство, его увезут из страны. Скорее всего, в Финляндию заберет брат Каримова или в Германию, если отдадут матери и отцу Дмитрия Ивановича.

Вдруг Виолетта резко встала, подошла к бюро, выдвинула верхний ящик, достала сигареты и, жадно затянувшись, стала ходить по мастерской взад-вперед, неожиданно широкими шагами, как мужчина.

— Что тут думать? — громко заявила она, не глядя ни на кого, как будто разговаривала сама с собой. — Если это сын Леонида, то нужно его усыновлять. Мы же не можем отдать ребенка чужим людям, если у него жив родной отец? Правда, дорогой? — женщина резко остановилась напротив Ленчика и впилась в его лицо глазами.

Леонид на лету схватил, указанное направление мыслей, и продолжил слова Виолетты:

— Конечно, конечно, я очень рад, что у нас будет сын. Наследник, так сказать, моего таланта! Правда, Виолетточка?

Но Виолетта уже была занята другим вопросом. Она докурила сигарету, затушила прямо в подставку для красок, села напротив Веры и, снова превратившись в милую гостеприимную хозяйку, ласково спросила:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Вера Ильинична, значит мальчик наследник компании Каримовых, не правда ли?

Вера, все больше разочаровываясь в своем поступке, сказала, стараясь быть спокойней:

— Если Леонид сделает тест и действительно окажется отцом, то мальчик лишается наследства, как сын Каримова.

— Но ведь Мария Каримова имела треть акций компании мужа, не так ли? Кроме сына и престарелых родителей у нее никого нет. Значит, сын унаследует треть компании Каримовых? Я верно мыслю?

— Вы хорошо осведомлены, — сказала Вера и резко встала. — Глеб, я думаю нам больше нечего здесь делать.

Глеб подошел к Вере и взял ее под руку, видя, что она с трудом сдерживает себя.

Они попрощались и вышли за дверь. В машине Вера не выдержала и заплакала.

— Бедный мальчик, — говорила она сквозь слезы. — Что же нам сделать для него? Мне кажется, это не та семья, которая будет любить и заботиться о нем.

Потом немного успокоившись, достала салфетку и вытерла слезы, повернула к Глебу свое заплаканное лицо:

— Глебушка, поедем в детский дом. Шурика поместили туда же, где была наша Катюшка. С директором я хорошо знакома. Может быть, разрешит нам посмотреть на мальчика.

— Поедем, — сказал Глеб. — Только ты успокойся, иначе нас не пустят.

Директор детского дома Людмила Тимофеевна Скворцова встретила Веру с распростертыми объятьями. Вера много помогала детдому, когда шел процесс усыновления Катюшки. Но, услышав просьбу — увидеть Шурика Каримова, Людмила Тимофеевна сначала заартачилась.

— Видите ли, Верочка, на посещение ребенка нужно разрешение опеки. Тем более сейчас. Сразу три заявителя подали заявление на усыновление или опеку сына Каримовых. Могут быть неприятности, если узнают, что я пускаю к младенцу чужих людей.

— Я Вас умоляю. Это сын моей близкой подруги. На одну минуту. Я только посмотрю на него и сразу же уйду.

— Ну, хорошо, — сдалась Людмила Тимофеевна. — Только пойдете со мной. Пять минут не больше. Вот, — открыла она дверцу шкафа, — возьмите халаты, бахилы и маски.

Вера обняла Людмилу Тимофеевну:

— Спасибо Вам, спасибо. Я никогда не забуду Вашу доброту.

— Ладно, ладно, — отбивалась директор. — Идемте за мной, только тихо.

Вера и Глеб шли следом за директором детского дома по мягкому коридору, устланному толстой ковровой дорожкой. В детдоме был тихий час. Палата грудничков находилась в самом конце. По мере приближения к ней все отчетливей слышался надрывный плач младенца. Вера схватила за руку Глеба:

— Это Шурик! — сказала она тихо, в отчаянии глядя на него.

Первой зашла в палату Людмила Тимофеевна и спросила нянечку, тщетно пытавшуюся успокоить малыша:

— Что опять плачет?

— Да, два часа уже орет, не переставая, — ответила та, тряся кроватку. — Вон, какой красный. Чего доброго грыжу себе накричит. Прямо не знаю, что с ним делать? Ест плохо, укропную воду плюет. Может живот пучит, может по мамке страдает?

— Ну, вот Ваш герой, — сказала директор, обернувшись к Вере и Глебу, заглядывающим в дверь.

Вера, едва сдерживая слезы, подошла к нянечке.

— Можно я посмотрю на ребенка?

Нянечка вопросительно уставилась на директора.

— Пускай, — сказала директор. — Иди, передохни пять минут.

Вера подошла к кроватке с младенцем, который беспрерывно кричал, напрягаясь всем крохотным тельцем, дергая ручками и ножками. Лицо от крика стало бордового цвета, а глаза распухли от слез и походили на щелочки. Неожиданно мальчик замолчал и, открыв глазки шире, сосредоточил взгляд на лице Веры. Несколько минут женщина и ребенок смотрели друг на друга. Вдруг на лице малыша появилась мимолетная улыбка. Вера залилась слезами от счастья. Глеб подошел к ней и обнял за плечи.

— Пора, — сказала Людмила Тимофеевна. — Выходим. Успокоился. Может, теперь заснет.