Было записано (СИ) - Greko

— Янис, Эльбида, Варвара, Ваня?

— Все в полном порядке. Только Умут…

— Что?

— Он, конечно, отрицает. Но, думаю, специально это сделал! — Тамара улыбнулась с видом знатока подобных операций.

— Что сделал? — я был несколько напуган.

— Познакомил Яниса с девочкой-татаркой из соседнего аула.

— И?

— И у Яниса — первая любовь! Рано, конечно, говорить. Может, и пройдет с годами. Но пока он за ней, как на привязи.

— Что наши сказали?

— Ну, Мария вряд ли могла что-нибудь сказать…

— Ну, да! У самой — рыльце в пушку! — я рассмеялся.

— Ага! Эльбида, ты же знаешь…

— Янис для неё — бог!

— Да! Поэтому говорит, что, если ему хорошо с ней, то так тому и быть.

— Умут долго был в Тифлисе?

— Полдня, к сожалению! Отдал деньги, быстро переговорили, поделились новостями.

— Ты все рассказала, что случилось?

— Ну, конечно! — Тома удивилась. — Семья же! Как же можно скрывать?

— Испугался?

— Нет. Я подала все так, что он уехал уверенный, что мы со всем справимся и нам ничего не грозит!

— Нет тебе равных в подлунном мире, жена моя! — я крепко обнял Тамару.

— В мире? — Тома подпустила грозные нотки в голос.

— Во Вселенной! — поспешил исправиться.

— Теперь ты спокоен?

— Тома, пойми, все равно до конца спокойным я не могу быть.

— Почему?

— Потому что я пока не вижу выхода из этой ситуации.

— Почему?

— Потому что Чернышев обложил меня флажками. Сделал так, что я не могу опять выбиться в офицеры. И что теперь? 25 лет в солдатах? Или если куда пошлют, то мне придется отчаянно рисковать, чтобы вернуть былое. А тут, кто его знает, или верну, или останешься вдовой. Вот почему я тебе говорил про развод.

— Больше не говори никогда. С этим мы решили. А с твоими флажками как-нибудь разберемся, — Тома задумалась. — Может, Цесаревичу написать?

— Нет! К таким людям можно кинуться в ноги лишь один раз. Или просто ждать, пока сами предложат.

«Что-то думается мне, что не предложат. Неправ Булгаков, ой, неправ. Не ждите милостей от царей — вот это точнее».

Тамара приняла мою логику. Спросила о другом:

— Мне Рукевич сказал, что этот флигель наш. Это так?

— В смысле? Ты о чем?

— О том, что я перееду сюда. Буду рядом…

— Нет! — на моей памяти я второй раз стукнул кулаком по столу. Вернее, по стене, поскольку лежали в кровати.

— Но, Коста!

— Тамара! Не обсуждается! Я не говорю про развод, ты не говоришь про совместное житье здесь. Не позволю! Поняла?

— Да! — тихо произнесла жена.

— Не слышу!

— Да, муж мой, поняла!

— Так-то лучше!

Тамара перевернулась на живот.

— Ты чего?

— Подумала, может, хочешь отшлепать! — хохотнула.

Я начал гладить её, радуясь, что так удачно завершил разговор, проявил характер… И опять попался.

— Ты должен стараться, Коста! Ты должен найти выход из этой ситуации.

— Знаю, любимая.

— Нет, любимый. Ты не все знаешь, — Тома с улыбкой закрыла глаза.

— Чего я еще не знаю, — моя рука застыла, перестав гладить её спинку.

— Ты не знаешь того, что я беременна!

Глава 10

Коста. Манглис-Дарьяльское ущелье-Малая Чечня, январь-апрель 1841 года.

Проводы получились скомканными и суетливыми. Из-за меня, конечно. Новость о том, что скоро я стану отцом выбила почву из-под ног, заставив забыть обо всем на свете. Думая об этом все время, я не знал, за что хвататься и, в общем, только мешал Тамаре и Бахадуру. Путался между ног. Взявшись за что-то, зависал. Тамару это изрядно веселило. Да и Бахадур не скрывал усмешки. Наконец, Тома просто схватила меня за руки, усадила на стул и приказала с него не вставать, пока она прибиралась во флигеле.

Когда я подхватил её, чтобы усадить на коня, завис опять. Тома болтала ножками по воздуху, терпеливо ожидая, когда же я уже посажу её на седло. А я заволновался.

— Что еще? — спросила жена.

— Как же ты столько времени проводишь на лошади? — спросил я, уже начиная дрожать.

— А что такого?

— Так ты растрясешь все там! — я глазами указал на её живот.

— Милый! Успокойся уже! — Тамара похлопала меня по плечу, призывая все-таки перестать держать её в подвешенном состоянии.

Я последовал её просьбе. Тамара уселась в седле. Взяла поводья в руки.

— Во-первых, срок совсем небольшой. Во-вторых, не я первая, не я последняя.

— Да мне плевать на остальных… — пришлось тут же осечься, поскольку Тамара грозно посмотрела на меня. — В том смысле, что…

— Да, любимый, я понимаю. Ты волнуешься. И ты опять сделал меня счастливой. Даже зная тебя, я не ожидала такой реакции. Но, прошу тебя, успокойся, возьми себя в руки. Сейчас — это самое важное. У тебя впереди всего восемь месяцев, чтобы решить свои проблемы и выбраться отсюда! Вот что тебе должно сейчас больше всего волновать. И не просто выбраться, а выбраться живым и здоровым. А обо мне не беспокойся. Со мной рядом столько людей, которые позаботятся обо мне, что у тебя не может быть никаких поводов для страхов. Разве не так?

— Да, любимая, так! — я, как школьник, стал загибать пальцы, перечисляя всех этих людей. — Бахадур, Микри, Миша…

— Коста! — Тамара рассмеялась. — Я жду ребенка. И не хочу, чтобы мой муж перестал быть сильным и храбрым мужчиной и тоже превратился в ребенка. За двумя сразу я не услежу. Все! Соберись и возьми себя в руки!

Я кивнул. Подошел Бахадур. Обнялись.

— Она права! — доложил он мне. — Будь мужчиной. За неё не волнуйся. Обещаю, что глаз с неё не спущу.

— Спасибо, друг!

…Долго махал им вслед. Пытался унять дрожь. Пока не получалось.

«Легко сказать — возьми себя в руки! Даже в тот день, когда я разлепил глаза на грязной земле под аркой в Стамбуле, я не чувствовал себя таким растерянным и испуганным, как сейчас. Правда, тогда, кроме страха, недоумения, растерянности, ничего другого не испытывал больше. А теперь я, хоть и дрожу напуганный, а только при этом думаю, что нет человека счастливее меня в эту минуту! Хоть и положение — аховое! И все равно!»

— Коста! — раздался насмешливый голос Рукевича позади.

— А? — я обернулся.

— Кому ты машешь? — спрашивал уже Малыхин.

И он, и Рукевич широко улыбались. Я посмотрел на дорогу. Тамары и Бахадура уже не было видно.

— И давно я так? — спросил.

— Да уже минуты две!

— Задумался. Спасибо, друзья, что уступили флигель.

— Мы же говорили тебе: он — твой, если тебе и Тамаре так будет угодно.

— Спасибо! Пока нет надобности, — я кивнул. — Пойду!

Шел, продолжая размышлять.

«Тамара права! О ней не стоит так волноваться. Круглосуточный присмотр за ней обеспечен. А вот мне пора взяться за ум! Тут все просто: игры закончились. Тут другой уровень ответственности. Отец — это теперь моя главная должность и мой главный чин. Любишь кататься, как говорится. Не испугался. Зажил полной жизнью в этом времени, будь любезен — отвечай. Сыну не нужны будут твои объяснения про сложную политическую ситуацию, подковерные игры, плохих генералов. Ему нужно будет, чтобы ты его кормил, поил, одевал, воспитывал. Стоп! Как — сын⁈»

У меня опять подкосились ноги. Я присел возле казармы.

«Никак не может быть сын. Лазарь не может сейчас родиться. Рано. Как бы я не крутил. Я же точно высчитал. Да, точно. Лазарь должен будет стать моим прадедом. Отцом моего деда Спиридона, в честь которого меня и назвали. Да, так. Точно так! Тогда, кого несет под сердцем Тамара? Что за идиотский вопрос⁈ Или мальчик, или девочка. Вариантов всего два. „Родила царица в ночь…“ Типун мне на язык! Значит, или сын, или дочь. Голова кругом. Так. По порядку. Сам себе накаркал, когда вспомнил про то, что жизнь закончил хорунжим. Не успел подумать, как разжаловали. То есть, все идет по плану высших сил. Значит, стоит надеяться… Да нет! Стоит верить и не сомневаться, что так и будет. Я выберусь из этого положения, стану хорунжим. Не штабс-капитан, конечно, но и не рядовой. Уже хорошо, поскольку выполню просьбу Томы. А если так, то, скорее всего, Тамара родит мне дочь! Дочку! Дочурку! Назовем её — Софья! Да! Соня, Сонечка! А уж Лазарь будет следующий! Вот Бахадур обомлеет! Он-то был уверен, что Тамара будет рожать только сыновей. И только потом одну дочь. А тут Софья будет первой!»