Искушение свободой - Рудольф Константинович Баландин

что, в отличие от Петрограда, Москва более живыми, а не формальными узами связана с народной жизнью. Недаром её называют самой большой деревней России.

Не менее важной причиной было назначенное на 14 августа Всероссийское демократическое совещание представителей всех государственных и общественных организаций. Пропустить такое событие журналист не имел права.

Если же воспользоваться полюбившимся Сергею принципом подсознания, можно предположить, что подобные причины, обоснованные рассудком, диктовались из глубин души желанием не разлучаться с Полиной.

Родственники Леонтьевых жили недалеко от Петроградского вокзала, у Красных ворот. Проводив их, он снял комнату в доме на Домниковке, совсем рядом. Публика здесь была пёстрой, попадались сомнительные субъекты и развесёлые дамочки, зато цены были низкими.

Сергей пришёл в Большой театр, где проходило совещание, загодя, надеясь встретить знакомых парижских журналистов. Но таковых не нашёл. Его место было в первом ярусе с левой стороны. Он решил, что это символично.

Председательствовал Керенский. Присутствовали банкиры, промышленники, купцы, генералы; известные писатели, деятели искусств, учёные из разных академий и высших учебных заведений. А ещё была почётная «группа истории революции». В неё вошли народники, побывавшие в тюрьмах, в сибирской ссылке. Трём из них – Кропоткину, Брешко-Брешковской и Плеханову – было разрешено выступить с индивидуальными речами. Остальные говорили от имени партий, организаций.

Казалось, объединились почти все активно действующие силы общества. Как говорится, цвет нации. Они олицетворяли разные виды власти: государственно-чиновничью, финансовую, военную, духовную, интеллектуальную, политическую, деловую… Что ещё требуется для общего дела – созидания новой демократической России?

Первые же выступления озадачили Сергея. Основной пафос был антимонархический. Словно все эти важные особы воспитывались, получали образование, достигли высокого положения в каком-то другом обществе, не в царской России.

Знаменитый банкир и меценат Павел Рябушинский патетически произнес: «Торгово-промышленный мир приветствовал свержение презренной царской власти, и никакого возврата к прошлому, конечно, быть не может».

Положим, прошлое, судя по всему, не вернёшь. Только почему для торговцев и промышленников царская власть презренна? Не они ли ещё недавно клялись в верности Николаю II и сколачивали огромные капиталы на военных заказах?

Такие высказывания, повторявшиеся на разные лады, шокировали Сергея. Он не испытывал тёплых чувств и уважения к царю. Вызывало презрение такое предательство. То прославляют как помазанника Божия; то втаптывают в грязь. Разве низкие люди смогут возвысить державу?

В корреспонденции он выразился деликатнее, но суть оставил. Вспомнились ему митинги и демонстрации, которые наблюдал в Петрограде. Там редко слышались проклятия в адрес прошлого. Была радость свободы и надежда на светлое будущее. Лишь карикатуристы и сатирики – представители интеллигенции – осмеивали царя.

Сергей записал: «Возможно, влиятельные господа, участвующие в совещании, действительно составляют некое единое целое. Об этом свидетельствует то, что они собрались все вместе. Они дружно клянут царский режим и призывают к войне до победного конца. Но составляют ли они единое целое со своим народом? Вот в чём вопрос».

Неожиданно и резко вскрылись разногласия. Керенский повернулся к Верховному главнокомандующему Лавру Корнилову, произнёс:

– Ваше слово, генерал!

Зал взорвался аплодисментами. Многие встали. В левом секторе продолжали сидеть. Справа почтенные господа завопили: «Хамы! Встаньте!» Им в ответ раздавалось: «Холопы! Сидеть!»

Во французском парламенте Сергею доводилось слышать и не такое. Но здесь собрались не для дебатов и партийных склок, а ради спасения России. Чем объяснить возникшую рознь? Пожалуй, многие из присутствующих надеются на военную диктатуру. Они боятся анархии, своеволия освобождённого народа.

Понять их можно. Так чувствуют себя пассажиры утлого судёнышка в бурю. Они надеются на умение и волю капитана, на безусловное исполнение его приказов командой.

Под ними океан народных масс, который пришёл в волнение. Что его может усмирить? Только сила. Недаром у эллинов морской бог Посейдон был воителем.

Невысокий, худой, жилистый, широкоскулый генерал сурово и чётко доложил о том, что армия готова защитить демократию. Ведётся беспощадная борьба с анархией и дезертирами. Необходимы решительные меры для установления порядка.

Упоминание о порядке вызвало энтузиазм в зале…

Свою первую корреспонденцию о Всероссийском демократическом совещании Сергей завершил так: «Выступающие уверяли: над Россией взошла заря новой жизни. Хотелось бы верить. На улицах, на демонстрациях господствует красный цвет.

Говорят, багровая заря предвещает ненастье. Так бывает в природе. А в обществе? Как тут не вспомнить: цвет крови и великих революций – красный».

2

Брешко-Брешковская, полная энергичная женщина, не сломленная многими годами ссылки, пламенная эсерка, призвала к вооружённому отпору германскому милитаризму, к защите демократических завоеваний.

По её словам, есть у русского народа внутренние враги: торговцы-спекулянты и капиталисты-эксплуататоры. Рубанула! Ведь такие господа присутствуют в зале немалым числом. Вот так единство всех слоёв общества!

В кулуарах совещания Сергей прислушивался к разговорам то одной, то другой группы. Делал записи. Услышал знакомый голос: Станислав Викторович! Постарался встать так, чтобы тот его заметил. Однако профессор его увидел, извинился перед собеседниками, подошёл к Сергею, обнял и едва не расцеловал, но сдержался:

– Дорогой Сергей… ах, запамятовал… Андреевич… да, Арсеньевич, прошу меня простить. Безмерно рад вас видеть. Заглядываете в священную синюю книгу? Или пишете в красной что-то подобное запискам р-р-революционера? Или у вас прошло очарование революцией? Если, естественно, оно было. Как вам наше совещание? Ноев ковчег, не так ли? Каждой твари по паре. А потопу конца не видно.

– Я тоже рад вас видеть… Признаюсь, мне интересно и полезно выслушивать ваши суждения о ситуации в России. Как вы полагаете, возможно ли объединение демократических сил?

– Задача парадоксальная: соединить несоединимое. Тут сидят купцы и промышленники, а Брешко-Брешковская, извините за выражение, призывает их бороться самих с собой. Ожидается выступление Кропоткина. И что изволите ожидать от него? Как Рюрикович, он должен глубоко презирать весь этот сброд. Как народник – презирать вдвойне. Как анархист – втройне. На его месте следовало бы выйти обвешанным бомбами и метать их в зал… – Станислав Викторович засмеялся своей удачной шутке. – Естественно, аллегорически. Не пригласить его нельзя: фигура! И он согласился. Очередной парадокс.

– Станислав Викторович, насколько мне известно, он сторонник войны до победного конца. Поэтому его и пригласили. Вообще, война с внешним врагом – могучая объединяющая сила. Не она ли сплотит и спасёт демократическую Россию?

– Возможно. Хотя… Великие империи гибли от внутренних причин. Помните, как у Гиббона о падении Римской империи? Почему бы Третьему Риму быть исключением? Впрочем, о нём, как о покойнике, лучше промолчать… Немцы нам угрожают извне. Положим. А кто их поддерживает, кто помогает им у нас, в России? Кто главные противники войны? Прежде всего большевики. Вот и решайте, против кого в первую голову должны объединиться все наши говоруны. Есть