Собственность Шерхана - Ирина Шайлина

на пол, кукла выпала, закатившись под кровать и сказала:

— Ма-ма.

А я заорала, закрывая глаза, ладонями уши зажала. И орала так, от страха совсем перестав соображать. Глаз открыть боялась, вдруг там, на месте этой грязной куклы — Иман моя? Голая, беспомощная, вся в грязи и крови?

От этой мысли так жутко было, словами не передать, и оставалось только кричать.

Не помню, как меня из палаты вывели, в себя я пришла в незнакомом кабинете, после укола успокоительного. На вопросы отвечать не могла, просто сидела молча, в полной апатии.

А потом услышала знакомые шаги, оказывается, я помнила его походку на слух. Подняла заплаканное лицо, встречаясь взглядом с Шерханом.

Он был зол.

Брови нахмурены, и выражение это. Точно растерзает сейчас любого, кто под руку попадет.

— Там внизу, — начала я, и не договорила.

— Знаю, — ответил он. Шагнул ко мне, разом заполняя небольшое пространство кабинета собою. На широких плечах халат белый, щетина синевой отливает, мешки под глазами.

Уставший, мы оба устали. Сел рядом, я носом шмыгнула, упираясь лицом в его грудь, вдохнула глубоко знакомый запах.

— Это дядя Игнат.

Других вариантов не было. Только он мог прислать куклу эту жуткую, с запиской — "Шерхановскому выблядку".

— Я его убью, — четко сказал Имран, а я вздрогнула. Никаких убийств я не хотела. Просто, чтобы дядя исчез навсегда из нашей жизни. Мне те дни, что я в его плену провела, до конца дней будут сниться в самых страшных кошмарах.

— Не надо, — закрутила головой, ощущая, как короткие пряди хлещут по моему лицу. — Пообещай просто, что с ней все будет хорошо. Действительно пообещай, не как в тот раз.

Он все понял. Желваки на лице заходили, словно сдерживал едва себя сейчас.

— Я обещаю, что с Иман ничего не случится, — сказал, наконец, Шерхан. — Жизнью своей клянусь.

И я ответила ему просто:

— Хорошо.

Имран уехал, пообещав, что снова заедет завтра. Я знала, что здесь отцов не пускают, но разве такие мелочи для него когда-то были проблемами?

Меня перевели в новую палату. Тоже одиночную, но на этаж выше. Теперь я ещё ближе к дочке стала, чтобы молока ей отнести, нужно было всего лишь коридор пройти.

А вечером меня пустили к ней на свидание. Я стояла возле прозрачного кювеза и снова как дышать забывала.

Дочка спала, во сне чмокала губами, высовывала маленький розовый язычок. Такая крохотная.

Мне разрешили взять ее на руки, и она словно почувствовала, что это я. Глаза открыла, глянула строго. А я ей шепнула:

— Все хорошо будет, Иман. Твой папа пообещал.

Глава 21

Шерхан

Куклу я не выбросил. Домой нести её кощунство, теперь она лежит на моем столе в кабинете ресторана и смотрит на меня одним единственным оставшимся глазом. И смотрит так, словно знает до хрена, а говорить не хочет.

— Сучка, — сказал я кукле. — Всё равно доберусь до правды, я все равно всех накажу…

В голове муторно и мутно. Во мне несколько бокалов виски. Нет, я не отмечаю рождение ребёнка, не заливаю алкоголем свои проблемы. Просто смотрю на куклу и пью. Домой идти не хочется, там Белоснежки нет. Нет маленькой Иман. И мои мысли мечутся между ними и долбанной куклой, туда, сюда и обратно.

Вяземского нужно поймать. Уничтожить. Чтобы следа его не осталось, как и от его рода. Иман его фамилию носить не будет, увидел на карточке, что привязана к кроватке, написано Вяземская, даже передернуло. Моя дочь будет Шархановой, даже если Белоснежка того не хочет. Это факт.

В дверь постучали. Я на часы глянул — ресторан уже скоро закрываться будет, большая часть посетителей разошлась, кого черти принесли?

— Да! — бросил я.

Дверь открывалась торжественно, сразу было понятно — что-то эдакое готовится и назревает. Назревала Лика. В красном атласном платье, длинном, но таком проститутском, что искренне надеюсь, она в нем не выступала. У меня все же ресторан, а не публичный дом. Лика улыбнулась, а я поморщился — и думать забыл о её существовании вообще, Иман собой весь мир загородила, хоть и весит всего два килограмма.

— Милый, — проворковала она.

— Пошла вон, — ответил и ещё глоток из бокала сделал.

Лёд в виски уже почти растаял, алкоголь приятно холодил разгоряченное нутро. Лика плечами пожала, но не ушла. Шагнула ближе, одно движение, и блядское её платье с шелестом упало на пол. Под ним ничего, даже чулков и то нет. Только дареное мною колье в ложбинке груди и все. Голой задницей на стол уселась, одну ногу закинула на спинку моего кресла. Я на неё смотрю — хороша, чертовка. И в постели неуемна, за это и держал. Тонкие щиколотки, точеные бедра, на лобке аккуратная полоска вниз ведет.

— Когда у тебя последний раз был секс? — улыбнулась Лика. — Проблемы проблемами, но зачем отказывать себе в удовольствиях?

Соскользнула вниз, на колени встала, потянулась к пряжке моего ремня. У меня непроизвольная эрекция, она почувствовала её, потеревшись щекой о ширинку. В глазах мелькнуло самодовольство, а мне гадко стало.

Вдруг вспомнил Белоснежку в нашу первую ночь. Она девственницей была. Сама боится, больно ей, на глазах слезы блестят, а сама мою голову к груди своей прижимает, и так тихо вздыхает, что мурашки по коже, ни с какими показными стонами и не сравнится.

— Пошла вон, — повторил я, впрочем, беззлобно.

Я не умел злиться на баб. Баба она баба и есть, что с неё взять? По иронии судьбы до бешенства меня могла довести только одна из них, самая нежная и невинная. Белоснежка.

— Да брось, Шерхан, — протянула Лика. — Она же беременная была. Корова. Вы трахались? Пусть да, я прощу, мы с тобой столько уже всего вместе пережили. Но сейчас? Из неё ребёнок вылез, Шерхан. Наверное, её влагалище сейчас больше ведро напоминает по ширине…

Я вперёд наклонился, к самому её