Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гнев толпы страшней горного обвала. Его не остановишь, сразу не уймешь.
Неожиданно на балконе появляется начальник штаба. Он поднимает руку вверх, просит внимания. Площадь гудит, но потом утихает.
— Господа! Если вы собрались здесь,— изо всей силы выкрикивает начальник,— чтобы взять под защиту ождана Гусейнкули-хана, то я должен сообщить вам, что... Он уже оправдан. Мы разобрались во всем и пришли к выводу, что Гусейнкули-хан ни в чем не повинен...
— Мы требуем сюда Бузурга-заде!
— Где прячется шакал вонючий?..
— Порядок, господа, прошу спокойствия!— начальник штаба пытается изобразить на своем безобразном лице с мясистыми губами что-то наподобие улыбки.— Этого нельзя допустить! Это — самосуд... Мы стоим на страже иранских законов и не позволим расправу над человеком без следствия и суда. Бузург-заде взят под стражу... Его будут судить... А сейчас попрошу успокоиться и разойтись по домам. Понятно?
Тучному человеку в военной форме, военному чиновнику, с орденами и оружием поверили. Люди стали уходить. Они добились своего и дали понять, что вернутся сюда, если потребуется.
Да это была победа и все довольны. Лица светятся суровой радостью. Я смотрю на этих людей и думаю: какая грозная и непобедимая сила — народ!
МЕШХЕДСКИЕ ЧУДЕСА
Снова я служу в кавалерийском полку «Фовдже Бахрами». Командир эскадрона капитан Нурулла-Мирза вызвал меня и сказал, поглядывая пытливо, изучающе:
— Вы, как старшина эскадрона, за все несете ответственность, ождан Гусейнкули-хан. Я надеюсь, что наш третий эскадрон будет одним из лучших в полку. — Он помолчал и вдруг улыбнулся: — Я слышал, что когда-то вы служили в знаменитом эскадроне «Молния». Так вот — решено присвоить это почетное звание и нашему эскадрону. Довольны, ождан?
Еще бы не быть довольным! Сияющий возвратился я в казарму.
Аббас с удивлением посмотрел на меня.
— Ты что, генеральское звание получил? — спросил он шутливо.
Но когда я рассказал ему о разговоре с командиром Аббас помрачнел. Теперь настала моя очередь удивляться.
— А ты почему не радуешься, дружище? — спросил я, заглядывая ему в лицо.— Ведь это же здорово — служить в «Молнии»!
Он покачал головой.
— Конечно, здорово. Только... понимаешь, тогда в нашей «Молнии» служили бывалые воины, закаленные в боях гилянские борцы. А сейчас...— Аббас махнул рукой: — Да что тут говорить, не кавалеристы, а сброд какой-то, тегеранские пьянчужки. У них только выпивка на уме. Одним словом — опростоволосимся мы с этим громким названием. Будет нам и молния и гром. Стыда не оберешься.
Я задумался. Действительно, сослуживцев своих я совсем не знал, но уже заметил, что дисциплина в эскадроне не блещет. Встречал я пьяных офицеров даже на занятиях. Пожалуй, прав Аббас — опозорим мы свой эскадрон «Молния». Но что делать? Я спросил об этом друга.
— Надо подумать,— ответил Аббас, почесывая подбородок.— Первое зло — пьянство!..
— Но ведь не весь же эскадрон пьянствует?
— В основном младшие офицеры. Мальчишки совсем, молоко на губах не обсохло, а они куражатся, бравых вояк из себя корчат. Смешно и жалко смотреть!
Мы помолчали.
— Знаешь, — сказал я, — ты сведи меня с этими парнями.
— Хочешь составить им компанию? — удивился Аббас.
— Надо познакомиться.
...В комнате было накурено, пахло вином и еще чем-то кислым. Шум невообразимый. Один громко спорил с краснощеким толстяком, а другой пьяным голосом затянул песню. За столиком, положив голову в тарелку, спал растрепанный офицер.
— Противно,— шепнул мне Аббас.
— Ничего, потерпи,— ответил я.— Давай подсядем к гулякам.
За столом, по всему было видно, верховодил младший лейтенант Наеб-Заман-хан, которого я когда-то встречал.
— О, ождан!— крикнул он и рукой отстранил соседа.— И вы здесь? Садитесь рядом со мной, выпьем как солдат с солдатом!
Расплескивая на стол, он налил нам вина из тяжелого, глиняного кувшина.
Я через силу, преодолевая брезгливость, улыбнулся и поднял свой стакан:
— За боевую славу нашего эскадрона!
Заман-хан попытался обнять меня, но расплескал мое вино. Извиняясь, он неуклюже потянулся к кувшину и опрокинул его.
— Э, да вы, младший лейтенант, совсем пьяны! — сказал я.
— Кто? Я? — Заман-хан вскочил и ударил себя кулаком в грудь.— Да я бочку вина выпью и пьяным не буду. Настоящий кавалерист никогда не пьянеет!..
— Значит, вы — не настоящий...
Мои слова обидели его. Он оглянулся, ища сочувствия у собутыльников, и сказал насмешливо:
— Вы еще не знаете меня, ождан, иначе не сказали бы таких слов. Вот увидите в деле, тогда по-другому заговорите. Я могу...
— Да какое там дело,— презрительно ответил я.— Если сейчас будет объявлена тревога, вы и в седле не удержитесь.
Заман-хан снова вскочил.
— Я — в седле?— крикнул он.— А ну, пойдемте, я покажу, кто такой Заман-хан! Коня мне! Скакуна и саблю!.
Расталкивая встречных, он направился к выходу. Мы с Аббасом, догоняя других, поспешили за ним.
Было еще светло. Солдаты отдыхали. Они с любопытством смотрели издалека на живописную группу, впереди которой, пошатываясь шел пьяный офицер.
Заман-хан отвязал своего коня, сунул ногу в стремя и хотел лихо вскочить в седло, но чуть не упал. Подбежавший солдат помог ему, и, озлобленный первой неудачей, пьяный офицер пришпорил коня и поскакал по плацу. На скаку он выхватил саблю и с силой ударил по лозе, но не рассчитал, потерял равновесие и полетел на землю. На помощь к нему бросились солдаты, но он уже поднялся, кое-как стряхнул пыль с мундира и посмотрел на них такими злыми, налитыми кровью глазами, что солдаты бросились бежать.
— Ну, все видели? — спросил я стоявших рядом однополчан.— А представьте себе, как пришлось бы ему скакать навстречу настоящему противнику! Погиб бы ни за грош... И мало того — погубил бы своих солдат, нанес вред эскадрону, всему полку. Видеть такое в эскадроне «Молния» — позор!
Воины слушали меня молча и внимательно. Слишком убедительным был тот наглядный урок, и никто не возражал, не пытался перевести разговор на шутку, как бывало прежде.
— Я поставлю вопрос перед командованием,— продолжал я, повысив голос, чтобы слышали даже стоящие в стороне солдаты,— и добьюсь строгого наказания каждого, кто появится в расположении части в пьяном виде.
После этой памятной истории действительно был издан приказ, запрещающий появление в казарме в пьяном виде. И после этого пьянка пошла на убыль. Однажды я услышал такой разговор двух младших офицеров:
— Ну, что, не сходить ли нам?..
— Пропустить по чарке, а потом рубить лозу, как Заман-хан? — в тон первому ответил второй и оба рассмеялись.
День ото дня дисциплина в эскадроне улучшалась. И когда однажды была объявлена ночная тревога, наш эскадрон первым в полку выстроился, готовый выполнить любой приказ командования. Подполковник Багир-Ага-Бахрами перед строем объявил эскадрону благодарность.
После отбоя капитан Нурулла-Мирза подозвал меня и, не в силах сдержать улыбку, сказал:
— Спасибо вам, ождан Гусейнкули-хан. Мне приятно было слышать сегодня похвалу командира полка. И я, в свою очередь, объявляю благодарность вам!
В казарме перед сном я спросил Аббаса:
— Теперь можно назвать наш эскадрон «Молнией»?
Он засмеялся:
— Выходит, и из этих тегеранских пьянчуг можно сделать настоящих солдат! — Он посмотрел на меня лукаво и добавил:— А не выпить ли нам по такому случаю? Я погрозил ему пальцем.
— Смотри, такие мысли до добра не доведут: приказ о пьянстве остается в силе.
Помнится, доброе настроение долго тогда не покидало нас. Уснуть мы не могли: говорили, говорили... вспоминали старых друзей, строили планы на будущее.
Казалось, все пошло хорошо. Эскадрон был на виду, солдаты исправно выполняли свои нелегкие обязанности, а офицеры старательно проводили занятия. И вдруг...
Мы сидели с Аббасом в опустевшей после занятий комнате. К нам без стука, не спросив разрешения, вошел рядовой Зульфо. Я не сразу узнал его — все лицо солдата было залито кровью. Губы его дрожали, и он не мог толком сказать, что же произошло.
Я поднялся, подошел к нему.
— Что случилось? Тебя избили?
Наконец Зульфо проговорил:
— Младший лейтенант Заман-хан... Ударил в лицо...
Опять этот Заман-хан!
— За что? Как все произошло? — спросил Аббас. Солдат был совсем молодым, только начал службу, и я видел, что от обиды он сейчас готов был расплакаться.
— Ты не волнуйся,— успокаивал я,— младший лейтенант будет наказан, если он виноват. Так что же случилось?
— Он шел... А я не заметил, не отдал чести. Вот он и... ударил кулаком... Кровь из носа...
— Младший лейтенант был пьяный? — спросил Аббас. Солдат пожал плечами.
— Похоже на это. Немного пахло от него...
- ВОССТАНИЕ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ - Хаим Зильберман - Историческая проза
- Территория - Олег Михайлович Куваев - Историческая проза / Советская классическая проза
- Старость Пушкина - Зинаида Шаховская - Историческая проза
- Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха - Тамара Владиславовна Петкевич - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Разное / Публицистика
- Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1920-1930 годы - Георгий Андреевский - Историческая проза
- Мститель - Эдуард Борнхёэ - Историческая проза
- Белая Русь(Роман) - Клаз Илья Семенович - Историческая проза
- Зрелые годы короля Генриха IV - Генрих Манн - Историческая проза
- Зрелые годы короля Генриха IV - Генрих Манн - Историческая проза
- В страну Восточную придя… - Геннадий Мельников - Историческая проза