Великое избaвление - Элизабет Джордж

— Так! — резко произнесла Барбара, пресекая эту попытку и воинственным жестом отбрасывая волосы за уши. — Что нашлось в других комнатах?

— Связка старых ключей в шкафу и настоящий музей Тессы, — ответил он. — Одежда, фотография, локоны волос. Разумеется, в комнате самого Тейса. Хотел бы я знать, понимала ли Оливия Оделл, что ее ждет.

От деревни до фермы Тейсов было всего три четверти мили по Гемблер-роуд, однако на обратном пути Линли пожалел, что они не поехали на машине. Его не столько угнетала наступившая темнота, сколько отсутствие музыки: она бы отвлекала его от мыслей о шедшей бок о бок с ним женщине. Теперь же он поневоле вспоминал все, что говорили о ней в его присутствии.

— Озлобленная девственница, — ворчал Макферсон. — Ее бы повалять в сене! — И здоровенный медведище расхохотался, заливая в пасть очередную пинту пива. — Только пусть уж кто-нибудь другой этим займется, мальчики, я для этих игр уже староват.

Но теперь Линли догадывался, что Макферсон ошибся, беда Барбары не в том, что она засиделась в девках.

Тут что-то еще.

Хейверс не в первый раз участвовала в расследовании убийства. Что же так поразило ее на ферме? Почему она боялась войти в хлев, почему так странно вела себя в гостиной, отчего сорвалась с катушек в той комнате на втором этаже?

И вновь Линли призадумался: на что все-таки рассчитывал Уэбберли, сделав напарниками столь несхожих людей? Однако он слишком вымотался, чтобы ломать себе голову еще и над этой проблемой.

Последний поворот — и вот уже видны огни «Голубя и свистка».

— Зайдем, перекусим, — предложил Линли.

— Жареный цыпленок, — приветствовал их хозяин заведения. — Всегда подаем по воскресеньям. Заходите побыстрее, занимайте места в зале.

Вечером в «Голубе и свистке» было полно народу. Когда полицейские вошли в бар, где, словно мрачная туча, висел сигаретный дым, там на миг воцарилась тишина. Фермеры собрались потолковать в уголке, пристроив ноги в заляпанных грязью ботинках на подставки обитых кожей кресел, молодые парни азартно играли в дротики неподалеку от туалета, женщины — юных среди них не было — щеголяли прическами, сделанными накануне в парикмахерской Синджи. Вокруг стойки толпились завсегдатаи, шутившие с девушкой, которая удивительно бойко нацеживала пиво в их кружки.

В грязноватом деревенском пабе девушка производила фантастическое впечатление: угольно-черные волосы торчат острыми иглами, глаза обведены ярко-лиловыми кругами, костюм был бы гораздо уместнее в Сохо: короткая черная кожаная юбка, белая блузка, черные чулки и черные старушечьи ботинки на шнуровке. По четыре дырки в каждом ухе, в них воткнуты дешевые серьги, а из правой мочки вдобавок кокетливо свисает перышко.

— Вообразила себя рок-звездой, — пояснил хозяин, проводя полицейских в гостиную. — Моя дочь, можете себе представить, но ей палец в рот не клади. — Он поставил перед Линли кружку эля, стакан тоника перед Барбарой и лукаво подмигнул. — Ханна! — заорал он, оборачиваясь к бару. — Хватит выставляться! Ты тут всех и так с ума свела! — И он вновь плутовски подмигнул гостям.

— Ах, папочка! — расхохоталась девчонка, и все вокруг заулыбались.

— Заткни ему глотку, Ханна! — посоветовал кто-то из ухажеров, а второй подхватил:

— Что старикан петрит в моде?

— Насчет моды не спорю! — весело откликнулся хозяин. — Такая одежка недорого стоит, пусть себе. Вот только она весь клей извела на свои волосенки.

— Как это тебе удается держать волосы дыбом, а, Ханна?

— Наверное, в аббатстве напугалась.

— Слыхала, как младенец плачет, верно?

Все хохочут, треплют шутника по плечу. Игра на публику — мы тут все друзья задушевные. Уж не отрепетировали ли они этот номер заранее, прикидывала Барбара.

Кроме них в гостиной никого не было. Возвращаясь в бар, хозяин прикрыл за собой дверь. Барбара пожалела, что больше не слышит веселого гвалта, но тут Линли заговорил:

— Наверное, у нее было психическое расстройство — не могла перестать есть.

— И она убила отца за то, что он посадил ее на диету? — Неуместная шуточка сама собой сорвалась.

— Очевидно, она обжиралась тайком от всех, — продолжал Линли, будто и не заметив, что его перебили.

— Нет, мне так не кажется, — возразила Барбара. Она вела себя глупо — упрямо и агрессивно, и сама это сознавала. Вот только остановиться не могла.

— В чем, по-вашему, я не прав?

— Вся эта еда ведь так и осталась в тайнике. Может, она давно там лежит.

— Прошло уже три недели. Вид у припасов был как раз соответствующий.

— Хорошо, ладно, — согласилась Барбара. — Но с психическим расстройством — это не пройдет.

— Почему?

— Черт побери, как вы это докажете?

Линли принялся загибать пальцы:

— Два сгнивших яблока, три почерневших банана, расползшаяся груша, кусок хлеба, шестнадцать бисквитов, три наполовину съеденных пирожка и три пакета чипсов. Ну и как вы это объясните, сержант?

— Понятия не имею, — отвечала она.

— Ну, раз у вас нет собственных идей, почему бы не принять мою? — Он секунду помолчал. — Барбара!

По его интонации она сразу поняла, что необходимо его остановить. Он все равно не поймет, не сможет понять.

— Извините, инспектор, — поспешно проговорила Хейверс. — Я понервничала там, на ферме, и с тех пор… с тех пор я все время перечу вам. Извините, пожалуйста.

Он даже растерялся.

— Ладно. Забудем об этом, хорошо?

И в этот момент хозяин бара гордо поставил перед своими гостями две тарелки.

— Курица с горохом! — возвестил он.

Барбара вскочила и выбежала вон.

7

— Нет, Эзра, прекрати! Я не могу!

Даже не пытаясь заглушить проклятие, Эзра Фармингтон поднялся, выпустив из своих объятий отчаянно сопротивлявшуюся девушку, и присел на край кровати, пытаясь отдышаться и успокоиться. Его сотрясала нервная дрожь. Горько посмеиваясь над самим собой, он отметил, что сильнее всего трясется голова. Уронив голову на руки, молодой человек вцепился пальцами в свои светлые волосы. Сейчас она примется реветь.

— Полно, полно! — попросил он и добавил в сердцах: — Я же не насильник, черт меня побери!

И тут она все-таки заплакала, прижимая ко рту кулачок, содрогаясь от горячих бесслезных рыданий. Эзра потянулся к лампе.

— Нет! — вскрикнула она.

— Дэнни! — произнес Эзра, пытаясь говорить как можно спокойнее, но понимая, что каждое слово, выдавливаемое сквозь стиснутые зубы, звучит угрозой. На девушку он не глядел.

— Прости меня! — умоляла она.

Который уж раз! Сколько так может продолжаться?

— Знаешь, это просто смешно. — Он потянулся к часам, разглядел на подсвеченном циферблате, что уже восемь часов, и, нацепив часы, принялся одеваться.

Девушка зарыдала еще громче. Потянулась к нему рукой, коснулась обнаженной спины. Эзра дернулся, подхватил одежду и вышел из комнаты в ванную. Полностью оделся и постоял там минут пять, мрачно уставившись на свое отражение в тусклом зеркале, пока часы отсчитывали секунды.

Вернулся в комнату. Рыдания утихли. Девушка лежала на постели, тело цвета слоновой кости тихо сияло при лунном свете. Дэнни уставилась в потолок. Волосы темны как ночь, но все тело светится. Глаза художника заскользили вдоль изящных линий — овал щеки, нежная округлость груди, выпуклость таза, мягкость бедра… Спокойный взгляд знатока, изучающего не живую плоть, но произведение искусства. Ему часто приходилось прибегать к этой уловке, разделяющей потребности тела и потребности ума; видит Бог, сейчас он в этом отчаянно нуждался. Взгляд упал на темный курчавый треугольник, и весь его эстетизм как ветром сдуло.

— Господи, да прикройся! — возопил он. — Или это мне в награду — возможность полюбоваться тобой?

— Ты знаешь, почему все так, — прошептала девушка, не шевелясь. — Ты же знаешь.

— Знаю, — подтвердил он, все еще стоя на пороге ванной. Там было безопаснее. Если он сделает хоть шаг к кровати, его уже ничто не остановит. Желваки на скулах застыли, каждый мускул в теле живет своей собственной напряженной жизнью. — Ты только и делаешь, что твердишь об этом.

Дэнни резко села:

— Что тут твердить? Это все ты виноват!

— Не ори! Хочешь, чтобы мисс Фицалан донесла твоей тетушке? Ничего не соображаешь, а?

— Я не соображаю? А ты?

— Если ты этого не хочешь, чего ради мы вообще встречаемся? Зачем ты меня позвала?

— И ты еще спрашиваешь? Теперь? Когда все знают?

Эзра сложил руки на груди. Он устоит перед зрелищем обнаженной Дэнни. Волосы рассыпались по плечам, губы раскрылись, щеки намокли от слез и блестят. Грудь… Усилием воли Эзра сосредоточил свой взгляд на ее лице.

— Ты знаешь, что произошло. Мы обсуждали это уже тысячу раз, и если будем обсуждать еще хоть миллион раз, ничего не изменится. Если ты не можешь это преодолеть, мы перестанем встречаться, и все тут.