Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего - Константин Романенко

Конечно, и Сталин, и присутствовавшие работники химической промышленности понимали, что дело не в секретаре обкома партии. Промышленность еще не была готова к производству автопокрышек только из синтетического материала.

«Все ждали, – вспоминал бывший министр внешней торговли дважды Герой Социалистического труда Н.С. Патоличев, – чего же он скажет дальше. А он долго и молча ходил, что-то обдумывая. Длинными, неимоверно длинными показались мне эти минуты. Неожиданно Сталин улыбнулся и сказал:

– Надо выбрать Патоличева в комиссию по выработке решения о работе Наркомата химической промышленности».

Сталин был руководителем-организатором, но часто он сам инициировал новые решения, и это касалось не только авиации. 3 апреля в его кабинете присутствовали Молотов, Ворошилов, Жданов, Кулик, директор Кировского завода Зальцман, главный конструктор тяжелых танков Котин, директор одного из танковых заводов Казаков, начальник ГАБТУ Федоренко и ряд других специалистов. Обсуждался вопрос о необходимости срочного перевооружения тяжелого танка мощной 107-миллиметровой пушкой.

Сталин настаивал на таком решении, но Зальцман, Котин и Федоренко утверждали, что эту пушку поставить на тяжелый танк невозможно.

– Значит, вы убеждены, что такая пушка в тяжелый танк не встанет? – констатировал после длительных дебатов Сталин. Услышав единодушное: «Да, совершенно уверены», – он сказал: – Хорошо, тогда я Грабина спрошу.

Секретарь Сталина Поскребышев нашел по телефону Грабина в Ленинграде, где в одном из институтов конструктор выступал на конференции. Доктор технических наук, генерал-полковник технических войск, Герой Социалистического труда и четырежды лауреат Сталинской премии Василий Гаврилович Грабин вспоминал, что, вызванный к телефонному аппарату, он услышал в трубке голос Сталина:

«– Здравствуйте, товарищ Грабин. Я хочу с вами посоветоваться. Есть мнение, что тяжелый танк вооружен маломощной пушкой, не отвечающей задачам тяжелого танка. В настоящее время рассматривается вопрос о перевооружении его: вместо 76-миллиметровой пушки предлагается поставить мощную – 107-миллиметровую. Хотелось бы знать вашу точку зрения… Возможно, вам трудно будет оценить это предложение, так как тяжелый танк вооружен вашей 76-миллиметровой пушкой.

– Я готов высказать свое мнение, – ответил конструктор. – Когда ГАУ выдало нашему конструкторскому бюро тактико-технические требования на 76-миллиметровую пушку, мы пришли к выводу… что 76-миллиметровая пушка для тяжелого танка неперспективна… Мы считали, что тяжелый танк следует вооружить более мощной пушкой, снаряд которой пробивал бы броню своего танка с дистанции 1000 метров. Свое мнение мы высказали ГАУ и ГБТУ, но с нами никто не согласился…

– Значит, у вас сложилось мнение о недостаточной мощности 76-миллиметровой пушки для тяжелого танка?

– Да, товарищ Сталин.

– Очень жаль, что я раньше не знал об этом. Значит, в настоящее время наши оценки не расходятся. Скажите, пожалуйста, можно ли в тяжелый танк поставить мощную 107-миллиметровую пушку?

– Можно, товарищ Сталин.

– Вы уверены, что мощную 107-миллиметровую пушку можно поставить в тяжелый танк? – повторил вопрос Сталин.

– Вполне уверен, что 107-миллиметровую мощную пушку можно поставить в тяжелый танк. Это подтверждается тем, что мы уже установили 107-миллиметровую модернизированную пушку мощностью 385 тонометров в танк КВ-2».

Речь шла о пушке Ф-42. В продолжение разговора Сталин спросил конструктора: «Скажите, не смогли бы вы быть завтра в Москве?» Положив трубку, Сталин обратился к собравшимся, которые слышали весь разговор:

– Грабин утверждает, что 107-миллиметровую мощную пушку в танк поставить можно.

Потом после непродолжительной паузы он добавил:

– Грабин никогда зря не болтает… Он завтра будет здесь. До его приезда обсуждение прекращаем.

Тут же он поручил Жданову подготовить проект решения о перевооружении тяжелого танка.

Сталин торопил своих наркомов, и для этого были важные основания. Помимо Германии советская разведка добывала информацию как в США, так и в Англии. В марте 1941 года американская разведка передала Советскому Союзу подробные сведения о плане «Операция Барбаросса». Через связи в правительственных кругах Германии ее добыл еще в январе коммерческий атташе посольства США в Берлине Сэм Эдисон Вудс. Информатор Вудса передал ему копию документа и сообщил, что «приготовления должны быть завершены к весне 1941 года».

Рузвельт распорядился ознакомить с этими материалами советского посла в Вашингтоне К. Уманского. И «1 марта 1941 г. по указанию секретаря Корделла Хелла его заместитель – Сэмнер Уэллс – передал эти материалы Уманскому… с указанием источника» [22] .

Информация поступила в Москву. В ней сообщалось: «…воздушные налеты на Англию служат ширмой для подлинных и подробно разработанных планов и приготовлений для внезапного и сокрушительного нападения на Россию…»

После ознакомления с содержанием Директивы № 21 «Операция Барбаросса» Сталиным информация была передана в ГРУ Генерального штаба, и Жуков получил схему «возможного направления немецкого наступления». Правда, даты наступления в тексте директивы не было. Ее не знал и сам Гитлер. Там содержалась лишь дата завершения приготовления к нападению – 15 мая.

В популярной литературе сложилась преувеличенная оценка значимости зловещего плана «Барбаросса». В действительности это был документ, лишь определенно говоривший о намерениях Гитлера нанести удар по Советскому Союзу.

Конечно, он был важен для военных, поскольку представлял общую схему, по которой будет осуществлено вторжение. И уже в марте руководству армии стало известно о трех основных группировках вторжения: «Север», «Центр» и «Юг», нацеленных на Ленинград, Москву и Киев. Для Сталина этот план практически не давал ничего нового. О том, что Гитлер имеет намерения напасть на СССР, он знал давно.

И все-таки, что должен был предпринять Сталин, получив такую важную информацию? Он совершил естественное. Вождь сделал то, чего под увеличительными стеклами очков не сумели разглядеть историки. Точнее, они просто не сумели связать три события, их причинно-следственную зависимость.

Получив информацию об «Операции Барбаросса», Сталин сразу принял меры. Он провел в стране… скрытую мобилизацию! Мог ли он сделать больше?

Как и предусматривалось «Мобилизационным планом», в Протоколе № 28 от 8 марта 1941 года отмечено: «…Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляет: разрешить НКО (народному комиссару обороны) призвать на учебные сборы в 1941 г. военнообязанных запаса в количестве 975 870 человек…

Сборы провести в резервных стрелковых дивизиях тремя очередями: первая очередь – с 1 мая по 1 июля…» То есть уже с первого мая страна входила в режим подготовки к отражению возможного нападения.

Конечно, информация американцев была существенна, но советская разведка получала сведения и из других источников. Германские планы были рассмотрены на совещании у Сталина 20 марта. В докладе начальника военной разведки генерал-лейтенанта Голикова были названы три варианта плана «Барбаросса»:

«Вариант № 1 – по данным анонимного письма, полученного нашим полпредом в Берлине, от 15 декабря 1940 года (Приложение № 1).

Вариант № 2 – по данным КВО (Киевского особого военного округа) от декабря 1940 года (Приложение № 2).

Вариант № 3 – по данным нашего агентурного донесения, февраль 1941 г. (Приложение № 3).

В третьем варианте, поступившем 28 февраля от немецкой коммунистки Ильзе Штебе, указывалось: «Для наступления на СССР создаются три армейские группы: 1-я группа, под командованием генерал-фельдмаршала Бока, наносит удары в направлении Ленинграда; 2-я группа, под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта, – в направлении Москвы и 3-я группа, под командованием генерал-федльдмаршала Лееба, – в направлении Киева.

Начало наступления на СССР ориентировочно 20 мая» [23] .

Еще накануне этого совещания руководство ГРУ поручило Уманскому запросить дополнительный материал по этому вопросу от американцев. Его вызвали в госдепартамент в тот же день, когда состоялось совещание у Сталина, 20 марта. Сэмнер Уэллс ознакомил советского полпреда с дополнительными сведениями, которые к этому времени передал Вудс.

Итак, получив информацию о существовании в германском штабе плана нападения на СССР – «Директивы № 21», Сталин провел в стране скрытую мобилизацию. В результате Больших учебных сборов к 15 мая 1941 года состав Красной Армии будет увеличен почти на 1 000 000 человек.

Однако он сделал больше. Прежде всего Сталин оставался политиком. Великим политиком, умевшим выигрывать сражения без войны. И он направил свои дипломатические усилия на то, что в это время стратегически и политически было самым важным. Он должен был предотвратить опасность войны на два фронта.