Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего - Константин Романенко

В конце обращения он писал: «Мы были бы рады, если бы господин Молотов нанес нам в Берлин визит… Его визит… предоставит фюреру возможность лично высказать господину Молотову свои взгляды на будущий характер отношений между нашими странами…» Из-за затянувшегося перевода на русский язык Шуленбург передал письмо только 17 октября, а 22-го числа он получил в запечатанном конверте ответное послание.

Сталин нуждался в информации из первых рук. Поэтому он поддержал предложение о визите в Берлин своего представителя. Он отвечал германскому министру иностранных дел Риббентропу: «Я согласен с Вами в том, что, безусловно, дальнейшее улучшение отношений между нашими странами возможно лишь на прочной основе разграничения долгосрочных взаимных интересов. Господин Молотов согласен с тем, что он обязан отплатить Вам ответным визитом в Берлин. Поэтому он принимает Ваше приглашение.

…Что касается обсуждения ряда проблем совместно с Японией и Италией, то, в принципе не возражая против идеи, я считаю, что этот вопрос должен быть подвергнут предварительному рассмотрению…»

Для него было совершенно очевидно, что со времени заключения советско-германского договора о ненападении международная расстановка сил значительно изменилась, причем не в пользу Советского Союза. Перед отъездом в Берлин Молотов получил подробные инструкции Вождя: «о чем говорить, что выяснить, с чем соглашаться».

Поезд с советской делегацией прибыл к Ангальскому вокзалу Берлина утром 12 ноября. Представителей Сталина, встреченных почетным караулом и исполнением государственных гимнов двух стран, любезно приветствовал министр иностранных дел Рейха и фельдмаршал Кейтель. Риббентроп принял Молотова в этот же день.

Сразу после встречи Молотов телеграфировал Сталину: «Состоялся первый, более чем двухчасовой разговор с Риббентропом. Ввиду того, что сейчас должны идти на беседу к Гитлеру, сообщаю о разговоре с Риббентропом кратко. Пространно повторив свое сообщение Сталину, он добавил, что интересы Германии в восточной и западной Африке; Италии – в северо-восточной Африке; Японии – на юге, а у СССР также на юге – к Персидскому заливу и Аравийскому морю.

Пока я только кратко мог ответить, что мысли Риббентропа весьма интересны, заслуживают обсуждения в Берлине, а затем в Москве… что мне нужно выяснить у него предварительно ряд вопросов в связи с тройственным пактом… а также что я считаю прошлогоднее германо-советское соглашение исчерпанным в ходе событий, за исключением вопроса о Финляндии, но у меня есть и другие вопросы взаимоотношений с Германией, Италией и Японией».

Шифрограмма была принята в 18 часов 20 минут. Сталин ответил в 22 часа 50 минут. Он был кратким: «В твоей шифровке… есть одно неточное выражение насчет исчерпания соглашения с Германией… Следовало бы сказать, что исчерпан протокол к договору о ненападении. А не соглашение. Ибо выражение «исчерпание соглашения» немцы могут понять как исчерпание договора о ненападении. Что, конечно, было бы неправильно. Жду твое сообщение о беседе с Гитлером» [18] .

Обе последовавшие беседы Молотова с Гитлером были продолжительными. Первая встреча состоялась в огромном кабинете нового здания имперской канцелярии. Встречая советского министра, Гитлер встал из-за стола и быстрыми шагами прошел к середине кабинета. Он был в военном кителе без погон, на груди Железный крест, а на рукаве широкая красная повязка с черной свастикой в белом кружке. Из-за больших размеров зала фюрер казался маленьким. Через боковую дверь вошли Риббентроп, советник германского посольства в Москве Хильгер и личный переводчик Гитлера Шмидт. Гитлер пригласил всех к диванам и столу, стоявшим в углу. Он говорил четкими фразами, перемежая их паузами для перевода.

Молотов рассказывал, что по завершении первой встречи, уже когда Гитлер ушел, раздался сигнал воздушной тревоги и министры спустились в бункер. Беседа возобновилась, и Риббентроп снова стал говорить «о разделе сфер мирового влияния. Есть все основания считать, добавил он, что Англия фактически уже разбита». Молотов не удержался и бросил реплику: «Если Англия разбита, то почему мы сидим в этом бомбоубежище?» Позже эта фраза понравилась Черчиллю.

О результатах встреч с Гитлером Молотов доложил на Политбюро 18 ноября: «Беседа началась с длинного монолога… Смысл рассуждений Гитлера сводился к тому, что Англия уже разбита и что ее окончательная капитуляция – дело ближайшего будущего. Скоро, уверял Гитлер, Англия будет уничтожена с воздуха. Затем он сделал краткий обзор военной ситуации, подчеркнув, что Германская империя уже сейчас контролирует всю континентальную Европу. Вместе с итальянскими союзниками германские войска ведут успешные операции в Африке, откуда англичане вскоре будут окончательно вытеснены.

Из всего сказанного, заключил Гитлер, можно сделать вывод, что победа держав «оси» предрешена. Поэтому, продолжал он, настало время подумать об организации мира после победы. В связи с неизбежным крахом Великобритании останется «бесконтрольное наследство», разбросанные по всему земному шару осколки империи, которыми надо распорядиться. Гитлер заверил Молотова, что не может быть и речи о том, что Россию поставили перед свершившимся фактом. Теперь, когда в общих чертах урегулированы отношения между Германией, Францией и Италией, он и счел возможным обратиться к России относительно «первых конкретных шагов в направлении всеобъемлющего сотрудничества».

Гитлер был убежден, что рисуемая им перспектива понравится русским. «После завоевания Англии, – говорил он, – Британская империя будет разделена, как гигантское обанкротившееся всемирное поместье… В этом обанкротившемся поместье найдется для России выход к незамерзающему и по-настоящему открытому океану». Гитлер заявил, что какое-то меньшинство в 45 миллионов англичан правило 600 миллионами жителей Британской империи. Он собирается поставить это меньшинство на место…

Кстати сказать, что Гитлер, почти машинально повторил мысль Сталина, которую тот высказал в беседе с Риббентропом при заключении советско-германского договора о ненападении. Однако, проинструктированный Сталиным, советский министр не поддался на попытки увлечь его абстрактными проектами совместных действий против англосаксов, разделив колониальные территории.

Молотов рассказывал членам Политбюро, что после окончания речи Гитлера он «заметил, что следовало бы обсудить более конкретные практические вопросы. В частности, не разъяснит ли рейхсканцлер, что делает германская военная миссия в Румынии и почему она направлена туда без консультаций с Советским правительством? Советское правительство также хотело бы знать, для каких целей направлены германские войска в Финляндию? Почему этот серьезный шаг предпринят без консультаций с Москвой?

Явно не ожидавший этих вопросов, Гитлер скороговоркой объяснил, что немецкая военная миссия направлена в Румынию по просьбе правительства Антонеску для обучения румынских войск. Что же касается Финляндии, то там германские части вообще не собираются задерживаться. Они лишь переправляются через территорию этой страны в Норвегию».

На эти придуманные на ходу объяснения Молотов возразил: «У Советского правительства, на основании донесений наших представителей в Финляндии и Румынии, создалось иное впечатление. Войска, которые высадились в южной Финляндии, никуда не продвигаются и, видимо, собираются здесь надолго задержаться. В Румынии дело не ограничивается одной военной миссией. В страну прибывают все новые германские воинские соединения. Для одной миссии их слишком много… В Москве подобные действия не могут не вызвать беспокойства, и германское правительство должно дать четкий ответ».

Сославшись на свою неосведомленность, Гитлер пообещал поинтересоваться этими вопросами и снова стал рассуждать о своем плане раздела мира, заметив, что СССР мог бы проявить интерес к территориям, расположенным к югу в направлении Индийского океана, приобрести выход к Персидскому заливу.

Молотов заверил Гитлера, что с интересом выслушал его аргументы и все понял, но решающий вопрос – это ясность в перспективах советско-германского сотрудничества. Следующий вопрос касался Балкан и германских гарантий Румынии. Если Германия не готова взять их назад, что он скажет о русских гарантиях Болгарии? Гитлер сказал, что он в первый раз слышит о том, что болгары просят о каких-то гарантиях. А на вопрос Молотова о Черном море и Дарданеллах заметил, что «если бы Германия искала источников трений с Россией, она нашла бы что-нибудь помимо проливов». Переводивший эту беседу Шмидт вспоминал, что ему не приходилось присутствовать при подобном резком разговоре с Гитлером.

Реакцию Сталина на доклад Молотова записал присутствовавший на заседании Политбюро управделами СНК СССР Я. Чадаев. Сталин так прокомментировал результаты переговоров: «Мы рассматривали берлинскую встречу как реальную возможность прощупать позицию германского правительства.