Сказка для взрослых - Эдуард Юрченко

– Того, который мой ровестник…

– Понял, сделаем. А что потом?

– На разрыв.

– В смысле – сначала найти, а уж затем порвать?

– В смысле – порвать. Меня интересует конечный результат, а там как хотите… Хотите – ищите, потом рвите, а хотите – сначала рвите, а уж потом ищите. Но – порвать колючку именем революции!

– Какой революции?

– Да хоть французской…

С к а з о ч н и к: Была у людей такая революция… Там еще куча дворняг порвала большое количество породистых с родословной… Бойня была еще та… Зато теперь всю эту смуту двуногие отмечают как национальный праздник – такие вот они нелогичные существа, эти люди… Ой, что-то я опять заигрался… Забыл, понимаете ли, что мы, сказочники, к людям имеем самое что ни на есть непосредственное отношение, хоть, возможно, и относимся не к лучшим их представителям. И, понятное дело, тоже отмечаем огромное количество идиотских праздников.

В общем, решив все территориальные, а точнее – шкурные вопросы, избранники звериные предались тому, что умели делать лучше всего – оттопыру по полной. Занятию этому правители отдавались полностью и без остатка, то есть – начинали раньше, а заканчивали позже; упивались, унюхивались и уедались, утанцовывались, упрыгивались и укочевряживались; и это – еще не говоря о кикиморах и белках, ибо то, что с ними вытворяла эта, с позволения сказать, элита, стыдно пересказывать даже такому придумщику, как ваш нудный сказочник. Правитель-бегемот подналегал на медок, так как кикиморы после вылаканного интересовали его исключительно как элементы интерьера; правитель, называемый медведем, западал на кикимор и танцы, ибо пить эта скотина не умела вообще; плюшевый медведь унюхивался жженой коноплей и сушеной маковой росой; картофельный – и пил, и нюхал; зато страшила успевал везде: и пил, и нюхал, и с кикиморами, и тосты длинные о настоящей дружбе, и все такое. И только леший приглашавшей стороны наблюдал за всем этим развратом из укромного местечка, фиксируя всех и все. Вот она, школа!

XII

Несколько дней после примирения кабанов прошли в братаниях с понаехавшим зверьем. Малыши слушали рассказы старых вояк, которые, увлеченные воспоминаниями, частенько выдавали желаемое за действительное, отчего менялся не только смысл повествуемых событий, но и зачастую искажались известные исторические факты. Однако зверье, уставшее от шакальего вранья, изливаемого на головы лесных обитателей каркающими созданиями, верило в эти бесхитростные и наивные придумки, до самых краев наполненные давно забытым романтизмом. И вот, когда все истории были пересказаны по несколько раз, а благодарные слушатели могли без усилий продолжить любой из эпизодов, жизнь на поляне постепенно возвратилась к своему размеренному ритму. Малыши бестолково резвились, бегая, кувыркаясь и прыгая. Их мамаши суетно хлопотали по хозяйству, что-то добывая, обеспечивая и улучшая. И только сильная часть кабаньей стаи сосредоточенно валялась на травке, набираясь сил и обсуждая глобальные вопросы политического устройства леса – ну, типа, объявлять войну соседям или нет. В общем, все были заняты своим…

С к а з о ч н и к: …

А-у-у, сказочник!.. Уснул, что ли?..

С к а з о ч н и к: Да нет, не сплю я… Просто… опять ощутил себя кабаном… Прям напасть какая-то… Обидно, да…

Как-то вечером, когда солнышко садилось за пригорок, заливая своим теплым светом поляну, старый кабан и шакаленок валялись под сосенкой, созерцая это волшебное явление:

– Здоровски, – с восхищением выпалил шакаленок.

– Ну, да, – многозначительно резюмировал кабан.

– Красиво, – не успокаивался носатый.

– А то, – все так же лаконично ответствовал кабан.

– А у вас здесь всегда так красиво?

– Угу…

– Меня сейчас просто всего вывернет наизнанку от впечатлений! Почему у нас такой красоты нет? А, дядя кабан?

– Да есть ее у вас, просто вы не находите времени так вот растянутся под сосенкой и даром любоваться вещами, за которые абсолютно не надо платить шишками.

– Почему это, у меня времени много бывает, я ведь еще не взрослый, чтобы глупостями всякими заниматься – ну там, шишки копить или провизию заготавливать. Но все равно ничего подобного в нашем лесу не видывал.

– Послушай, щенок, то, что ты взрослой ерундой не занимаешься, еще не значит, что ты в принципе ею не занимаешься…

– Как это?

– А так это, – перекривил собеседника кабан. – Это ты со мной, стариком, пузом кверху валяешься, так как на голове ходить я компанию уже не составлю. А стоит оставить тебя наедине с одногодками – и пиши пропало, вы не только друг друга, а и света белого видеть не будете. Так вот.

– А почему?

– Да потому, животное, что этот мир устроен неким чудесным образом: в молодости нас прет от любознательности, дури и неиссякаемой энергии, позднее – от гормонов, бьющих по мозгам или той части тела, где они должны находиться; затем – вообще непонятно, от чего, и только когда клыки и все остальные части тела перестают чесаться – вдруг начинаешь замечать все прелести окружающего тебя леса. Вот если бы звери научились раньше обращать внимание на всю эту красоту, может, и не носились бы сломя голову в поисках шишек и приключений на известную часть звериной туши, может, стали бы терпимее друг к другу, ну и все такое.

Шакаленок слушал исповедь кабана с открытой пастью, ибо то, что он говорил, было действительно больше похоже на исповедь, нежели на бред засыпающей зверюги.

– Ну вы, дядя кабан, и завернули! Даже дед мой хитрозадый, и то не всегда так завертывал! И где вы только витиеватости столько понахватались?

– Поживешь с мое – еще не того подцепишь! Я вот как-то ягодок неизвестных с голодухи нажрался, так потом пол-леса пометил. Ты только представь – не хочу, а мечу… Даже больше скажу: хочу не метить, а все равно мечу! Ух, я тогда так все наметил, так наметил!..Слушай, а к чему я все это рассказывал?

– Не знаю, я только спросил, где вы витиеватости набрались.

– Кого, говоришь, я набрался?

– Витиеватости…

– А-а-а, – многозначительно протянул кабан, – понятно.

Оба замолчали, видимо, осознав бесполезность дальнейшего развития темы, и с умилением уставились на закат. Когда солнышко окончательно спряталось за возвышенностью, шакаленок прервал затянувшуюся паузу:

– Дядь кабан, а все-таки: где мы Льва-то искать будем? А?

– Ты, животина чужелесная, не суетись. Вот вернется котяра с моим старым другом, так он что-нибудь да придумает – знаешь, какой котище умнющий?

– Какой?

– Ну, шибко умный. Он даже недавно хитроплета-то нашего на шишки нагрел, а тот, как говорится, не лыком делан…

– Дядя кабан, надо говорить «не лыком шит».

– Ай, да какая разница! Ты ведь меня понял, а это – главное.

– А когда они вернутся?

– Ну, когда-то точно вернутся, хотя обещали сегодня.

– Мы, кабаны, в отличие от людей, за базар отвечаем, – послышался голос откуда-то из-за спины.

Разомлевшие зверушки аж подпрыгнули от неожиданности – сзади них стояла сладкая парочка котяче-кабаньей наружности. Не успел старый кабан отойти от шока внезапного появления гулеванов, как шакаленок уже сыпал вопросами:

– А где вы все это время были? А куда бродили? А кто такой базар и чего ему надо отвечать? А что он спросит? А когда спросит?

– Где мы были – сейчас отдышимся и расскажем. А базаром у людей называют слово. Соответственно, ответить за базар обозначает сдержать данное слово.

– А они чего, не могут просто так это сказать, обязательно надо все переиначивать? – не понял шакаленок.

– Ну почему же не могут? Могут, – ответил кот. – Вот только так, по-простому, все могут, а чтобы выпендриться – надо как-то покуражиться, вот двуногие и придумывают каждый свою феню…

– Кого придумывают двуногие? Какую такую феню? Да и вообще, кто она такая?

Кот снисходительно взглянул на собеседника и смекнув, что каждый последующий ответ будет порождать тысячи любопытных вопросов, технично перевел разговор в иное русло:

– А давайте-ка я лучше расскажу, куда и зачем мы ходили.

– А давайте, – быстро согласился щенок.

– А ходили мы, значит, с моим другом кабаном, по разного рода тусовочным местам да о Льве расспрашивали.

– И?

– Так вот получается, что есть такая зверюга.

– Что, прямо здесь, в лесу? – аж подпрыгнул шакаленок.

– Да нет, он, ну, как бы это правильно сказать, он вообще есть… То есть я хотел сказать, что он кругом… Его то там, то сям разные зверушки видывали… Он как привидение – то появляется, то исчезает, а то и не появляясь вовсе присутствует в разных местах, да делишки свои Львиные поделывает.

– А как это – не появляясь, присутствует? – не понял щенок.

– Я пока сам не все понимаю, но из того, что о нем узнал, мне определенно эта зверюга нравится. Так получается, что он – как я: бродит, где вздумается да чудит, как сам того пожелает, и делает это с большим чувством юмора. И, насколько я понял, все вокруг происходит исключительно по его воле.