Сталин и народ. Почему не было восстания - Виктор Земсков

В литературе и публицистике последних двух десятилетий отчетливо прослеживается тенденция реанимировать лживый тезис Гитлера о «превентивной войне» Германии против СССР. Концепция «превентивной войны» с ее соответствующим обоснованием наиболее рельефно была изложена в речи Гитлера в рейхстаге 11 декабря 1941 года:

«…Я не искал войны, а, напротив, делал все, чтобы ее избежать. Но я бы забыл свой долг и действовал бы вопреки своей совести, если бы, несмотря на понимание неизбежности столкновения, не сделал отсюда одного единственно возможного вывода: считая Советскую Россию смертельнейшей опасностью не только для германского рейха, но и для всей Европы, я решил всего за несколько дней до этого столкновения дать сигнал к наступлению. Сегодня имеются поистине неоспоримые и аутентичные материалы, подтверждающие факт намерения русских осуществить нападение на нас. Точно также нам известен и тот момент, когда должно было произойти это нападение. Учитывая осознанную нами во всем ее объеме только ныне огромную опасность, могу лишь поблагодарить Господа нашего, вразумившего меня в нужный час и давшего мне силу сделать то, что должно было сделать…».

В этом заявлении Гитлера нет ни слова правды. Абсолютно все — сплошное вранье, и это было убедительно доказано еще на Нюрнбергском процессе. Однако в последние два десятилетия в литературе и публицистике довольно неожиданно произошла реанимация этой выдумки Гитлера: мол, Гитлер всего лишь упредил Сталина, готовившего агрессию против Германии (по некоторым версиям, якобы даже не только против Германии, но и в целом против Запада). Делается это обычно посредством тенденциозного подбора фактов и их извращенной интерпретации, а также целой системы логических построений, носящих преимущественно казуистический характер. И все эти «творческие» усилия направлены на то, чтобы «доказать», что заявление Гитлера в рейхстаге 11 декабря 1941 года будто бы было «правдивым».

Несмотря на все обоснования «правдивости» тезиса Гитлера о «превентивной войне», он, этот тезис, как был лживым, так таковым и останется навсегда. Ибо он прямо противоположен исторической правде. Тот же немецкий историк Г.-А. Якобсен (несмотря на то что в молодости он, будучи военнослужащим вермахта, участвовал в войне против СССР) нашел в себе мужества написать правду: «…Необходимо разрушить одну все еще распространенную легенду: германское нападение на Советский Союз в 1941 году… не являлось превентивной войной. Решение Гитлера осуществить его было порождено отнюдь не глубокой тревогой перед грозящим Германии предстоящим советским нападением, а явилось конечным выражением той его агрессивной политики, которая с 1938 года становилась все более неприкрытой». Именно это заключение Г.-А. Якобсена и является исторической правдой.

К разряду системной фальсификации истории следует отнести настойчивые в последние годы попытки представить СССР как якобы виновника Второй мировой войны, поставить его в один ряд с фашистской Германией. Это совершенно недопустимо. Томас Манн как-то сказал о Третьем рейхе: «Это не государство и не социальный порядок, это дьявольское злодейство. Война против него — это священная война человечества против самого дьявола». Сказано, конечно, слишком резко, с элементами мистицизма, но по большому счету Т. Манн прав. Ведь во Второй мировой войне речь шла о спасении европейской (и еще шире— в целом человеческой) цивилизации от «коричневой чумы». И в этой «священной войне» (по выражению Т. Манна) прогрессивного и свободолюбивого человечества нельзя отрицать огромный вклад Советского Союза и его вооруженных сил. Нельзя забывать и о многомиллионных жертвах советского народа, принесенных на алтарь Победы.

И как же в свете этого можно ставить на одну доску гитлеровскую Германию и Советский Союз, вермахт и Красную Армию? Д. А. Медведев в интервью газете «Известия» 7 мая 2010 года сказал: «Те, кто ставит на одну доску роль Красной Армии и роль фашистских захватчиков, совершают моральное преступление». К сожалению, указанное моральное преступление процветает в литературе и публицистике, а также в политике и пропаганде.

Глава 4. В годы войны. Правда ли, что народ был готов сбросить «иго большевизма»?

Многим зарубежным (да и некоторым отечественным тоже) исследователям и публицистам непонятен «странный феномен» массового патриотизма (ратного и трудового) советского народа. Им непонятно, например, как можно было сражаться за землю, которую Советская власть у крестьян «отобрала», «изъяла», «конфисковала», «экспроприировала» и т. п. Между тем вся эта аргументация была бы справедливой только в том случае, если бы «отобранная» земля отошла к каким-то другим владельцам, но она же ведь осталась в коллективном владении тех же самых крестьян. Весь массив исторических источников, которым мы располагаем, неопровержимо свидетельствует о том, что советские крестьяне в массе своей не рассматривали колхозную землю как якобы чужую и отнюдь не собирались отдавать ее без боя чужеземным завоевателям.

Крестьян глубоко возмущало стремление чужеземных завоевателей захватить их землю, политую потом, хлеб, скот. «Видите, время-то какое настало, — обращался к землякам-крестьянам член колхоза «Новая жизнь» Киренского района Иркутской области И. Г. Попов. — Фашист полез на нашу землю, приглянулась она ему, стервятнику. Мы ее, родную, полили своим потом и сделали плодородной, посмотрите наши хлеба! За них мы постоим!.. Земли не отдадим злодеям ни одного клочка»[175]. Можно привести еще множество подобных высказываний крестьян.

Чтобы адекватно разбираться в истоках и мотивах массового патриотизма советских людей (и особенно многомиллионных масс крестьянства), самим исследователям желательно хотя бы чуть-чуть быть российскими патриотами. Но, поскольку у американских, английских и других зарубежных исследователей это «чуть-чуть» начисто отсутствует, то они в этом вопросе многое воспринимают в превратном и искаженном свете. Подлинным камнем преткновения для них стал феномен массового патриотизма колхозного крестьянства. Распространенной в западной историографии была тенденция истолковывать данный феномен «ошибками» и «просчетами» немецких захватчиков в плане привлечения на свою сторону основной массы населения СССР (и в первую очередь крестьян), будто бы стонущего под «игом» большевизма и, чтобы сбросить это «иго», готового к сотрудничеству с оккупантами. Английский историк А. Ситон выдвинул совершенно бредовую, по нашему мнению, идею «отторгнутой протянутой руки», смысл которой состоит в том, что, мол, немцы, проявив с первых дней оккупации непомерную жесткость, не сумели привлечь население на свою сторону, оттолкнули якобы «протянутую им руку»[176].

Несостоятельность указанной «идеи» совершенно очевидна, так как на самом деле никакой «протянутой руки» не было. Факты пособнической деятельности отдельных представителей крестьянства не носили массового характера, и их, следовательно, ни в коем случае нельзя ставить во главу угла. Следует четко уяснить: коллаборационизм некоторой части крестьянства — это не правило, а исключение из правила.

В этой связи даже в поведенческой позиции бывших кулаков (а это, как известно, наиболее пострадавшая от Советской власти прослойка крестьянства) преобладали патриотические мотивы. Мы считаем своим долгом опровергнуть довольно прочный стереотип в общественном сознании, согласно которому бывшие кулаки, оказавшиеся на оккупированной территории, якобы чуть ли не поголовно становились полицаями или карателями. Разумеется, часть бывших кулаков, руководствуясь мотивами, которые условно можно назвать «классовой местью» или «попыткой классового реванша», пошла на полицейскую или иную службу к врагу. Однако у нас есть веские основания утверждать, что они составляли меньшую часть от общего числа бывших раскулаченных крестьян, находившихся на оккупированной территории, а большинство их не запятнало себя изменнической деятельностью.

В качестве примера приведем ситуацию со спецпереселенцами — бывшими кулаками, проживавшими в спецпоселках («кулацкой ссылке») Ставропольского края. По данным на 1 октября 1941 года, здесь на учете состояло 43 360 человек[177]. Во второй половине 1942 года «кулацкая ссылка» Ставропольщины оказалась в зоне немецкой оккупации. В январе 1943 года оттуда вместе с отступавшими немцами бежали 412 спецпереселенцев[178]. Их-то мы определяем как общее число активных коллаборационистов. А как же проявили себя остальные спецпереселенцы? Ответ на этот вопрос мы находим в письме секретаря Ставропольского крайкома ВКП(б) А. Орлова, датированном 11 июня 1946 года и адресованном лично И. В. Сталину. В письме, в частности, говорилось: «В период Великой Отечественной войны из числа спецпереселенцев было призвано в РККА 7636 человек, причем многие из них отличились в боях за советскую родину. Из спецпереселенцев 3 чел. удостоены звания Героев Советского Союза, 303 чел. награждены орденами и 471 чел. медалями и 564 чел. возвратились в спецпоселки инвалидами Отечественной войны. В период временной оккупации края спецпереселенцы в своем абсолютном большинстве были настроены за Советскую власть, против гитлеровских захватчиков. Имели место факты, когда спецпереселенцы прятали у себя коммунистов и евреев»[179]. На основании всей этой информации мы можем сделать однозначный вывод: значительное большинство бывших кулаков, несмотря на серьезные претензии к Советской власти, проявило себя вполне патриотично.