Написать президента - Лев Горький

рукой. — Или ты думаешь, что при другом президенте они стали бы честными? С чего вдруг?

— Если правитель страны честный, то и все чиновники честные! — патетически провозгласил я, но хозяйка дома посмотрела на меня с таким скепсисом, что я невольно отвел глаза.

Ну да, Россия велика, и во все ее углы ни одному начальнику не заглянуть, и всегда найдется какой-то жук, решивший, что без пригляда сверху можно и набить слегка свой карман. Признавать это мне не хотелось, хотелось верить, что с настоящим демократическим президентом страна забудет о язве коррупции… Я осознал, в каком именно направлении текут мои мысли, и вздрогнул.

Вера? У меня, который всегда посмеивался над религией и почитал себя атеистом? Нет-нет-нет… Моя позиция основана на логике и знании… Вот только знании чего? Неожиданно я понял, что не могу ответить на этот вопрос, и раздражение заколыхалось внутри, словно кипяток.

— Все в порядке? — спросила вернувшаяся Вика — наверняка тоже ощутила скопившееся на веранде напряжение.

— Все хорошо, — отозвалась Алевтина Семеновна. — Давайте про выпускной расскажу. Боря там отличился…

Когда мы прощались и садились в машину, я напоминал себе, что все эти замшелые пенсионеры ничего не понимают, что они уже отжили свое и будущее не для них, а для нас! Только вот слова старой учительницы не хотели уходить из головы, и это меня невероятно бесило.

***

— Сейчас заедем перекусить, и двинемся по другому адресу, — сообщила Вика, когда «пежо» цвета артериальной крови выбрался на трассу.

Самая та окраска для псов режима.

— Нет, никуда мы не двинемся, — ответил я. — Я устал.

Недосып давил на башку, как железный шлем, усеянный изнутри тупыми шипами. Раздражение после беседы кололо сердце иголками, скакало по кишкам объевшейся стимуляторов кусачей белкой.

— Что? — Она посмотрела на меня изумленно, и это оказалось последней каплей.

— Ты не понимаешь! — заорал я. — Я — творец! Не могу работать вот так, по расписанию! Это ты привыкла выполнять приказы! Я так не могу! И ты меня не принудишь! Никогда!

Я сам слышал визгливые, истеричные нотки в собственном голосе, и они мне не нравились, но остановиться я не мог. Будь я ребенком, я бы лежал на спине, дрыгал ногами и верещал на весь торговый центр, куда меня привели такие нехорошие и неправильные родители!

— Лев, я понимаю, у тебя проблемы в личной жизни… — Вика сделала попытку вмешаться, но эти слова заставили меня вспомнить о Маше, так что меня буквально затрясло, я по-настоящему взбеленился.

— Это тебя вообще не касается! Это не твое дело!! Не трогай меня!

Судя по взгляду и выражению лица, ей очень хотелось взять меня за горло, как тогда в подъезде, но она не могла, поскольку вела машину.

— Может, тебя высадить? — спросила Вика, и тут я немного одумался.

Обочина в сорока километрах от Москвы, черт знает где, под моросящим дождиком — нет, к этому я вовсе не стремился.

— Нет, не надо. Не надо… Но делать я ничего сегодня не могу. Я устал.

— Личная жизнь — не мое дело, это правда, — сказала она. — Но работа — мое. Долг, который висит на тебе, еще и мой. Ты должен сдать текст вовремя, и я сделаю все, чтобы ты его сдал, и не усложняй мне жизнь.

— Да сдам я, сдам! Успокойся! Только не трогай меня сейчас! — выпалил я уже без прежнего бешенства.

Остаток пути до моего дома мы молчали, и я чувствовал, как кипит от гнева Вика. Моя собственная душа саднила, как всегда после сильных и недобрых эмоций, хотелось вытошнить себя из себя и засунуть в стиралку.

— Завтра я приеду в обычное время, — сообщила агентесса тиранической власти, когда мы приехали. — Выметайся из машины. И чтобы утром был как огурец. Сегодня отдыхай. Пока.

— Извини, я… — начал я, но она перегнулась через меня, на миг прижавшись упругой грудью, от чего я содрогнулся, и открыла мою дверцу.

— Выметайся, я сказала!

Я вылез из машины, словно побитый пес.

Оказавшись в квартире, я решил — забуду пока о мемуарах, сегодня займусь «Навуходоносором». Свой собственный, выстраданный, а не заказной текст прочистит мне мозги, поможет успокоиться, я выплесну в него свои эмоции, расскажу о чем мне хочется, а не о том, чего ждут другие!

Я написал предложение… стер…

Составил два, пятнадцать минут пялился на них, и удалил…

Озлился на себя, шандарахнул кофе и сочинил целых два абзаца, но тут же понял, что они не просто плохи, они чудовищны! Немедленно уничтожить, пока это убожество не увидел еще кто-нибудь, кроме меня!

Надежда русской литературы, молодая звезда отечественной словесности… бездарь!

И будут они бродить по земле, жестоко угнетенные и душою голодные, и от жажды будут они злиться, хуля себя, царя своего и Бога своего. И взглянут они вверх, и посмотрят на землю, но нигде не найдут утешения, ибо везде горе и мрак, густая тьма, и будут они повержены во тьму!

Недосып тут был ни при чем, случалось в жизни так, что я дремал часа два, а потом целый день лупил по клавиатуре, как оглашенный, и текст получался такой, что и править не надо, а в другой раз дрых как слон, поднимался к полудню бодрым, в прекрасном настроении… и до ночи страдал, будучи не в силах написать хотя бы пару тысяч знаков. Роман просто не шел, буксовал, несмотря на все усилия, мешала некая ошибка в замысле, в структуре, и не осознав ее, не устранив, я не мог двинуться с места.

Я промучился часа три, и сдался.

Сохранил новую версию файла на флешку и понял, что голоден и кроме чая с печенюшками от Алевтины Семеновны у меня сегодня во рту ничего не было.

Что ест одинокий мужчина, когда нет у него душевных сил на серьезную готовку? Верно, пельменями он утоляет голод свой, пельменями, непонятно из чего сделанными, с толстым тестом и обилием сои в том, что фаршем назовет только человек неразумный, читать на упаковке не умеющий.

В этот раз я решил выпендриться и взял самые дорогие, на которые раньше смотрел только для того, чтобы осознать собственную нищету. Пополнил запасы кофе, а затем неожиданно цапнул с полки две бутылки коньяка… Надо же выпить сто грамм после всех душевных потрясений, а остальное про запас, на будущее, или вдруг гости придут.

Пельменная жижа вскипела в кастрюле, по кухне поплыл запах настоящего мяса, и я махнул первую стопку — безо всякой закуски, бормоча мысленно проклятия Маше, Вике и всему их