Ловушка для каравана - Александр Федорович Скрипель

россыпью. Этот боевой нагрудник считался одним из самых ценных трофеев, поскольку не только увеличивал боекомплект и находился всегда под руками, но и, как бронежилет, являлся защитой туловища от пуль и осколков. Бойцы в роте сами шили себе подобную амуницию из двух подсумков для магазинов, плащ-палатки, используя плавжилеты из комплекта БМП. А тут у Фили был настоящий «лифчик», изготовленный где-то на Западе или в Пакистане по заказу самих душманов, хорошо знакомых со спецификой боевых действий в горах. Страны-покровительницы моджахедов не только вливали огромные деньги в их вооружение, но и снабжали удобной амуницией.

Филя подобрал под себя ноги, важно нахмурил брови (на лбу из-за этого появились смешные складки), посмотрел опять на окружающих. Когда все снова притихли, он продолжил рассказ:

— Наш взвод после длительного перехода в горах остановился в каком-то горном кишлаке. Разместились в крайнем доме, проверили его от и до. Всё, как показалось, было тихо, выставили охранение. Сели кушать, и я, проголодавшись, съел сразу три банки красной рыбы в томатном соусе! Запил литром воды. Вскоре живот так скрутило, хоть волком вой! Я взводному говорю: «Разрешите, товарищ лейтенант, отлучится, живот прихватило». А он ещё с издёвкой отвечает: «Я предупреждал, что жрать надо меньше этой красной рыбы!» Ну, я бегом во двор, в сарайчик, захудалый, весь в дырках. Открываю дверь в том углу, где было отхожее место, смотрю и оторопел! Гляжу, на корточках со спущенными штанами дух сидит. Сидит, понимаете, глаза выпучил, смотрит так на меня. А глаза у него холодные, точно стеклянные, глаза-то. В них такая затаённая злоба читается! Дух был молодой, только бородка ещё еле-еле пробивалась не лице. Автомат у стены стоит. Я вскинул свой автомат и направил на него, палец на спусковом крючке. Вижу, в глазах моего врага появилось столько мольбы о пощаде, что жалко его стало. Ну и плюс, понимаете, должны же быть неписанные правила при такой чрезвычайной ситуации, — Филя на несколько секунд замолк и, еле сдерживая смех, опять продолжил. — Я ему показываю на его «лифчик»: «Снимай, мол», а сам держу его на прицеле. Сарай же весь, повторяю, полуразрушенный, одни дыры. И вот дух одной рукой штаны держит, другой снимает свою амуницию, боекомплект и бросает мне под ноги. Опять смотрит на меня умоляющими глазами. Я ему показываю на дыру в сарае: «Мол, беги!» Дух как сиганет, даже штаны не успел напялить, только голая задница белеет, а затем, поддерживая свои штаны, пролез в проем дувала[10]и скрылся в горах. Ну, а я быстро сделал свое дело, взял его автомат и снаряжение.

Несмотря на то, что эту историю старые сослуживцы слышали много раз, грянул полный силы и молодого задора хохот. Бойцы смеялись от души. Тут сержант Филимонов опять сделал паузу, чтобы заинтриговать всех и придать своему рассказу больше значимости.

— Ну, а дальше что? — спросил сидевший рядом сержант Далинчук, командир танка.

Все затихли, ожидая, что скажет Филя.

— А дальше, — продолжил сержант Филимонов, — принёс я трофеи, рассказываю, все обхохатываются. Взводный сам от души смеялся и даже ругать не стал, почему духа упустил. Правда, сразу усилили охранение, — подытожил Филимонов.

— Товарищ сержант, разрешите! — послышался негромкий голос сзади расположившихся у шелковицы солдат.

Все оглянулись на молодого бойца, которого здесь, на посту, по-дружески все звали Митёк. Он сидел на возвышенности напротив стола и был особенно взволнован и озадачен рассказом Фили.

— Говори, что ты хотел спросить? — ответил дружелюбно Филимонов.

— Товарищ сержант! Вы хоть и строгий к нам, но хороший человек! — сказал с восхищением Митёк.

— В плен надо было его взять! — прервав Митю, жёстко сказал наводчик орудия танка.

— Эй, хватит вам спорить, — вмешался в разговор сержант Без-годков. — правильно сделал Филя! Дух, может, хоть в душе будет с благодарностью вспоминать «шурави». Молодец, Филя! Уважаю таких!

Нахмурившись, он краем глаза глянул на реакцию танкиста. Тот промолчал, ничего не возразив, не возразили и другие.

Молодой солдат Митёк месяц назад прибыл из учебки, находившейся в Душанбе. Он был простодушным, любопытным и домашним, умел хорошо готовить, поэтому здесь ещё исполнял обязанности повара. Паренёк всегда, когда слушал других, выпучивал свои серо-голубые детские глаза и задавал вопросы к месту и не к месту, а иногда просто невпопад, когда для других всё было очевидно. Вот и сейчас с ним творилось что-то необычайное. Ему хотелось примерить этот боевой нагрудник на себя, в голове крутилась одна мысль. Митёк о чем-то сосредоточенно думал, внимательно смотрел на сержанта Филимонова, с замиранием сердца слушал его. Он несколько раз вставал, садился, а потом, когда все стали расходиться, подошёл к сержанту и несмелым голосом попросил:

— Товарищ сержант, разрешите примерить на себя Ваше снаряжение?

— Зачем? — спросил Филимонов.

Митёк вздохнул, протяжно сипнул носом и почти неслышно ответил:

— Хочу себе такой сшить.

Сержант с удивлением посмотрел на бойца, который для всех был неизменной мишенью для насмешек, и сказал:

— Ладно, давай, когда завтра утром я опять буду здесь, подойдёшь ко мне.

Надо представить, как все удивились, когда через несколько дней Митёк появился в таком же боевом нагруднике, сшитом кустарно, но добротно, своими руками.

— Ну, ты настоящий портной! — говорили бойцы, хваля молодого солдата.

Все улыбались, тянулись к нему, примеряя на себя обновку. Их поразила сообразительность сослуживца.

— Нет, не портной я, — искренне засмущался Митёк. — Рос без отца (отец мой рано умер), вот я и оставался в семье за старшего. Нас было четверо. Мама научила шить и стирать. Я по хозяйству всё могу, но вот крови боюсь, курицу не мог зарубить — всё мать делала.

Бесхитростный он боец, добрый и открытый. Этими качествами отличался Митёк от всех остальных сослуживцев. Поэтому, хоть над ним и посмеивались, но без злобы, необидно.

На следующий день с новоявленным портным роты случился небольшой конфуз. Сержант Равкат Нигаметьянов, старший за позиции основного поста роты, обходя территорию, увидел, что от палатки хозяйственной части отрезана часть брезента. Он сразу догадался, кто это сделал и, вызвав солдата к себе, спросил:

— С чего шил «лифчик», где взял брезент?

Митёк побледнел, оторопело смотря на сержанта и лихорадочно соображая, что ответить.

— Чего молчишь? — заорал сержант.

Митёк, заикаясь, ответил:

— Там… на… на… склад-де брезент в-в-валялся.

Сержант побагровел. Он еле сдерживался, только усилием воли подавил в себе ярость:

— Что? Валялся, говоришь? Врёшь! Разве не знаешь, что ты палатку испортил, а это — умышленная порча военного имущества, солдат! Что я старшине скажу? Вот старшина роты как следует тебе всыплет, — резко сказал сержант.

Митёк стоял ни жив