На сопках Маньчжурии - Михаил Толкач

— Что-нибудь приметное запомнил? — Васин кахикнул в волнении.

— Психовал я… Шёл-то он не к Распадковой — в тайгу! А горбовик полон. Почему? — Заиграев раскраснелся, переживая лесную встречу по-новому. Слова сглатывал. — Не к посёлку шёл. Почему опять в тайгу? И не к ягодным местам с совком. Почему?..

— Ты, Петро, не торопись. — Фёдоров с одобрением слушал приметливого соседа. — Ты, конечно, посчитал, что увидел шпиона?

— Но-о! Гошка рассказывал, как у них на границе нарушители хитрили. Он с отцом всю жизнь на границе. И этот, с горбовиком, оглядывался, прислушивался… Углубился в осинник, а дальше — промоина. По ней спустился в Гадючий овраг. А чего там не видел? Там жабы да змеи. Ну, думаю себе: унесло! Маслята — мои! А сердце тукает: мужик незнакомый, чего ищет?

— Что заметил особенного? — нетерпеливо повторил Васин.

— Погоди!.. Кажись, припадал направо…

— Ты следил за ним?

— Но-о.

— Вот тебе и но! — Майор скептически настраивался: ягодник заблудился, искал тропу. Мальчишка, наслушавшись выдумок приятеля о границе, начитавшись приключенческих книжек, морочит голову.

Петька чутко уловил перемену в разговоре.

— Ищите сами, Шерлоки Холмсы!

— Не пузырись, сосед! — Фёдоров придержал паренька за плечи. — Рассказывай поподробнее, пожалуйста.

— Я пошёл следом, — без прежнего вдохновения говорил подросток, искоса поглядывая на Васина. Ему было обидно: явный шпик топчет тайгу, а эти… — В багульнике замер, на краю ската. Он в мелком сосняке. Горбовик снял. Борода рыжеватая. Размазал пот — грязные пятна, как у смазчика. Глянул в мою сторону, как выстрелил…

Зазвонил телефон. Васин взял трубку и мотнул головой Фёдорову. Тот увёл Петьку за двери.

Майор прижимал трубку к уху плечом — руки заняты писанием. Царапал какие-то значки, буквы, понятые лишь самому Васину. Попросив невидимого собеседника обождать, крикнул Фёдорову:

— Парнишку потом — ко мне!

Закончив разговор с Читой, Климент Захарович позвал капитана и Петьку.

— Злой, говоришь, мужик?.. Тебе, Заиграев, подвалила удача, а ему… Или ты думаешь иначе?

— Иначе! Зачем бы в «Смерш»?! — Петька вновь вошел в роль свидетеля метаний мужчины в тайге. — Испугался я от его виду — зверюга! Быстренько вернулся к корзине. Срезаю грибы, а из головы не выходит рыжий. Вдруг подумал: не городской ли? Заплутался. Дай, думаю, ещё раз гляну: помочь, чё ли? Подкрался к обрыву — нет ягодника. Туда-сюда — корова языком смахнула! Слышу: ветки потрескивают. Заметил на той стороне оврага. И горбовик легко на спине подпрыгивает. Так и убёг за Берёзовый ключ.

— Чем же он не понравился? — Фёдоров так же, как и Васин, нуждался в подробностях. — Что привлекло твой глаз?

Парнишка задумался. Детские пальцы со следами грибной слизи мяли подол рубахи.

— Загар какой-то красный. У нас, сами видите, тёмно-коричневый, почти чёрный. — Петька протянул к Васину свои руки. — Не наш загар. И горбовик — будь здоров! А места не ягодные. Мама говорила, когда-то пал там прокатился, пожар был, весь брусничник тогда выгорел. Досе не вырос. А раньше в тех местах брусника ковром краснела. Какой он добытчик, если рыжики и маслята топтал без разбора?.. Почему не срезал? Почему горбовик стал лёгким? Понятно?

Фёдоров был покорён Петькой. Одобрительно похлопал его по костистым плечам.

— Ты спускался в овраг? — спросил Васин.

— Побоялся, дяденька…

— А сейчас найдёшь овраг?

Петька норовисто тряхнул стриженой головой: чего спрашиваешь! Он тут родился и вырос — любой пенёк свой!

— Маслят нажарил? Или сушить намереваешься? — Фёдоров раскачивался на длинных ногах.

— Тут они, в коридоре. Солдат караулит.

— Одна нога здесь, другая — дома! — топнул Фёдоров.

— И никому ни слова! Даже матери! — предупредил Васин.

— Но-о. — Петька явно не хотел нести корзину с грибами домой. Ему не терпелось увидеть своими глазами, как поднимутся цепи солдат, окружая сопки со всех сторон.

— Ты ещё здесь?! — Васин погрозил пальцем.

Парнишка поплёлся в коридор. Недовольно прикрыл дверь.

Васин вытирал испарину на лбу и впалых щеках. Изредка покахикивал. На плечи наброшено демисезонное пальто цвета переспелой груши.

«В баньку бы ему да берёзовым веничком, да чаю с малиной, да ещё стакан водки или спирту с перцем и — под стёганое одеяло», — думал Васин.

— Вы не слушаете меня, капитан! — Васин подтянул к затылку короткий воротник пальто. — Что главного отметили вы в рассказе Пети Заиграева?

Семён Макарович, застигнутый вопросом врасплох, заговорил о подозрительном поведении неизвестного, о его приметах.

— Малое же вы, капитан, уловили! — перебил его майор. — Неизвестный ходил в том месте, где прежде брусники было навалом. Вам ясно?..

— Возможно…

— Какой же вывод? Он на поверхности! Человек из бывших местных. Тут давно не был. Про лесные пожары не знает. Не исключено, что он и есть К-12. Ваше мнение, капитан?

— Записка наивна, как дважды два — восемь! А насчёт замеченного в тайге, может, ищейку пустить? Местная милиция поможет.

Васин отмахнулся: агент не из простаков!

— Разрешите, товарищ майор? — В комнату вошёл Голощёков.

Васин в упор разглядывал его.

— Начальство, понимаешь, в поте лица надрывается, а подчинённые чем заняты, если не секрет?

— Не был извещён Читой! Отсутствовал во вверенном мне гарнизоне. Выявлял классово-чуждый элемент в селе Сотниково.

— В районе Распадковой замечен подозрительный мужчина лет за пятьдесят. Хромает на правую ногу. Рыжеватый. Плотного сложения. — Васин подробно описал таёжника, встреченного Петей Заиграевым.

Голощёков быстро чиркал карандашом в блокноте.

— Позвольте, товарищ майор… — Уполномоченный «Смерша» потрогал свои пухлые щёки. — В Сотникове проговорились… Хм-м… Позвольте, когда ж это было? Да, суток трое назад какой-то не местный мужик побывал в селе, интересовался Агриппиной Кузовчиковой. Дом её забит…

— О хромоте не упоминалось?

— Не обратил внимания. Виноват!

— Немедленно возвращайтесь в Сотниково! Всё разузнайте и завтра утром доложите. Насторожите своих помощников!

— Есть узнать и доложить! — Голощёков чётко повернулся через левое плечо и скрылся за дверью.

— Слушайте, капитан, не даёт покоя утечка данных по Распадковой. — Васин снова закашлялся. Измождённое лицо покраснело. Фёдоров твёрдо решил: баньку организовать!

— Как в части с разговорами по телефону? — продолжил Васин, вытирая губы платком. — Небось, ля-ля-ля?

— Притормаживаем говорливых! А с этой «овощной базой» — посмеиваются командиры!

— Деза не отменяется, капитан! Что ж, Семён Макарович, зови Петьку. Прогуляемся по тайге! — Васин бодрился, хотя простуда клонила его в постель.

Солнце перевалило за полдень. От сосен тянуло смоляным духом. Кедровки кричали.

Петька опередил взрослых, чтобы не миновать скрытый поворот к грибным местам.

— Очень уж добрые глаза у лейтенанта Сидорина, — отвечая на свои мысли, промолвил Васин, придерживая ход и утихомиривая сердце.

— Васильковые глаза всегда добрые, поверьте, Климент Захарович!

— Наивность, капитан, в контрразведке — беда! Доброта не самое лучшее свойство.

Фёдоров, сам ходок первой руки, едва поспевал за майором. Старался понять: «Чем не понравились Васину глаза лейтенанта? Откровенные, не замутнённые мудростью возраста. Разве это беда? Беда, если в глазах льстивая преданность и бездумность показной прилежности». На ум почему-то пришёл Голощёков.

— А какая оценка глазам Голощёкова, товарищ майор? — спросил Семён Макарович.

— Понял вас, капитан! — Васин привалился спиной к сосне и в глазах его запрыгали чёртики. — Не можете простить ему сообщение о том, как вы с курьерской скоростью вкатили на Распадковую?.. Он не желал вам насолить, ей-ей. Просто, он понимает нашу службу прямолинейно. С годами останется в нём сухой служака, скажем, как ваш покорный слуга…

— Не могу согласиться! Есть в нём что-то, в моём понимании, от иезуита!

— Эк, куда хватил!

Петька издали подал сигнал: приближаемся!

Фёдоров огляделся, чтобы запомнить местность. В споре с Васиным, брать или не брать охрану, он не взял верх и теперь, увидя сумеречный бор, пожалел о своей покладистости — самое подходящее место для засады!

Почти до заката солнца обследовали мрачный, заросший кустарником Гадючий овраг. Шарили в пещерках, образованных водополом в ливни, под размытыми кореньями на склонах.

Васин, облепленный паутиной и сухой листвой, был неутомим. Покашливание выдавало его путь. Майор всё ещё не мог принять всерьёз свидетельства Петьки Заиграева. Хотя в чём-то его рассказ подтверждался сведениями, переданными из Читы по телефону.

— Гляньте-ка, Климент Захарович! — Фёдоров стоял над большой промоиной в зарослях мелких сосенок. Васин увидел свежие следы. Вмятина от каблука скособочена, подошва со стёртыми рубчиками.