На сопках Маньчжурии - Михаил Толкач

Целую всех вас. Игорёк, слушайся дедулю и бабулю, вспоминай папку и меня.

Людка-верблюдка»

Охватив голову руками, Фёдоров будто застыл. Согнулся над столом в шинели, грязных сапогах. «Людка-верблюдка» — шутливое прозвище в семье. А если не просто задело? Приписка рукой тестя:

«Сеня, она у нас везучая! Служи крепче. Пиши ей чаще. Даст Бог, обойдётся…».

— Чё, неладное? — Хозяйка тронула его за плечо.

— Людмилу ранило…

— Эх, мнеченьки! Сильно?

— Если правда в письме, не очень.

— Вытребуй Анику-воина домой — вся правда! Не кровяни сердце, Макарыч. Так и отпиши: ступай, мол, домой скоренько, баба!

Фёдоров был недоволен собою: «Здоровый мужик рассоплился!». Майор не так глянул! Голощёков не так поступил! Межевщик, хандру — в сторону! Придёт время, будешь мерить усадьбы, очерчивать границы угодий, копаться в огороде. Никто тебя не упрекнёт в промашке!

Семён Макарович заставил себя подняться и улыбнуться:

— Всё в норме, как два на два — восемь, Маргарита Павловна!

Вечером принялся за письмо Людмиле. Стук в окно: посыльный из штаба! А там — шифровка из Читы:

«По сведениям пограничников, в наш тыл прорвался агент сопредельной стороны».

К кому идёт непрошеный гость? С какой целью? В какую сторону направляется? В какую личину вырядится? Кто его хозяева? Есть ли сообщники? Кто они? Где у него застолблена «крыша»?..

Мелкие и крупные вопросы пока повисают в воздухе — это проигрыш чекистов. Но есть и плюсы: они имеют время для встречи лазутчика. Перекрыть наблюдением дороги и тропинки, взять под контроль предполагаемые квартиры, облюбованные заранее противником, не спускать глаз с подозреваемых, потенциальных помощников врага. Не утратить бы эти плюсы! Чужой агент знает, что его ищут, о себе заботится. Заметает следы, пытается затеряться в народе…

Фёдорову представлялось, что настрой людей такой, что агенту ни в какую не спрятаться! Люди схватят врага!

Оставшись с глазу на глаз с начальником стройки, пожилым инженером-полковником, Семён Макарович сообщил о полученной ориентировке. Наметили упреждающие меры: ужесточить пропускной режим в охраняемой зоне, прекратить увольнение офицеров и рядовых из расположения части.

— Каждый новый человек неизбежно должен попасть в поле зрения наших людей, — говорил Фёдоров.

Полковник устало потянулся, потёр ладонь о ладонь. Доверительно скосил глаза на Фёдорова.

— Семён Макарович, вы мне по душе. Разрешите быть откровенным?.. Расположение базы засекли. Как и кто — ваше дело. Теперь же, как мне представляется, сюда нужны батареи зенитной артиллерии для прикрытия с воздуха хранилища. А из-за какого-то мерзавца лишать людей маленьких радостей, извините, не по-человечески. Может, я и ошибаюсь, не понимаю вашей службы…

Трезвые слова умудрённого жизнью человека легли на сердце Фёдорова. Он был полностью согласен с полковником. Разделял его соображения как офицер, как землемер. Но он был из органа карательного, охранительного, отвечающего за безопасность страны — не имел права по долгу службы соглашаться с выводами доброго по натуре командира. Всё это легко читалось во взгляде Фёдорова и полковник сник, погасив в своих глазах теплоту доверия.

— В политотдел загляните, капитан. Со своими коллегами из местных органов встретьтесь. — Полковник встал, считая беседу оконченной.

Огорчился Фёдоров: вынужден был порвать ниточку откровения! Простился смущённо. По дороге накапливал возмущение: «Все всё знают! Один он, бедный капитан, будто бы в коротких штанишках! Иди туда-то, скажи то-то. Секрет остаётся секретом, пока о нём знает один человек. Знают два, считай, осталось полсекрета. А если три — да здравствует базар!..

Скрепя сердце, Фёдоров встретился с Голощёковым. Тот был радушным, сиреневые глаза поблескивали под роговыми очками. Он заявил, что имеет уже ориентировку. Семён Макарович смотрел на уполномоченного «Смерша», как на чудо: «По сути, щекастый молодчик занимается доносительством, а выглядит невинным младенцем!».

В напряжении и ожидании текли августовские дни, недели — ничего подозрительного не происходило, Фёдоров мысленно подбадривал себя: лазутчик шёл не в Распадковую! А может, затаился, караулит свой час?..

От неведения, от переживаний за Людмилу он исхудал — шинель обвисала, как на жерди.

— Макарыч, попомни моё слово, никому не нужным станешь — ни службе, ни снайперше! — Маргарита Павловна подливала в стакан козьего молока. — Не кривись, как середа на пятницу! Жирное, вкусное — от Майки!

— Вытерплю, Павловна! Наша родовая жилистая, — отшучивался он, торопясь к «трёхтонке», коптящей под окнами.

Листья черёмухи обожгло первым инеем — кумачом трепетали на ветру. Каплями охры выделялись листки на берёзках. Притихла тайга. Ребятишки готовились к школе. Жители пристанционного посёлка потянулись за брусникой. Азартные охотники обходили угодья, заранее примечая скопление белки и соболя.

Фёдоров исчах в заботах: не проворонить бы агента, если он надумает просочиться в охраняемую зону вместе со здешними таёжными добытчиками. А если он встретится на шишкованье со своими сообщниками? Если так обусловлено — прохлопаем! И капитан запросил Васина: «Разрешите приехать в Читу!». Он посчитал, что совет кадрового чекиста в данном разе будет кстати.

Васин, знобко поводя плечами — лихорадка вторую неделю трепала, — выслушал доклад Фёдорова со вниманием, уточнял некоторые детали. Разговор затянулся. Попили горячего чаю с сухарями.

— Как наш уполномоченный по гарнизону, помогает? — Васин принял таблетку и запил стаканом воды.

Фёдоров ответил не сразу: как быть? Махнув рукой, ответил прямо:

— Ерундовый человек! — Говоря так о коллеге, Фёдоров не собирался его чернить. В своей жизни он не мог терпеть криводушных людей.

— Ты, капитан, не думай, что все кадровые сотрудники, как стёклышко, светлы. Мы — из народа. А народ разнолик. Мы — соответственно. Ладно! Вернёмся к своим делам. Зарубите себе на носу, капитан: агент идёт к вам! Из этого исходите. Из этого стройте версии. Не расхолаживайте себя поблажкой: пронесёт!

Семён Макарович покраснел, как школьник, застигнутый за непотребным занятием: «Откуда Васину известны тайные думки его, Фёдорова?».

— Понимаю, Климент Захарович.

— Выделим, как обещали, сотрудника на время. Из спецшколы прибыл лейтенант Сидорин Григорий Григорьевич. Имейте в виду: горяч, фантазёр, спортсмен первого разряда по боксу. По мере нужды, сдерживайте его благие порывы. Вы — человек уравновешенный. Сочетание классическое: лёд и пламень!..

— Какой там лёд! Преувеличиваете, Климент Захарович, по доброте своей…

Фёдорова познакомили с помощником: остроносенький паренёк с веснушками на щеках. Шагает, будто бы пританцовывает. До поезда на Распадковую оставалось десять часов. Семён Макарович больше молчал, захваченный мыслями об агенте.

Сидорина, по натуре разговорчивого и общительного, тяготило молчание капитана: «Зачем Васин послал к этакому бирюку?». Сняв сапоги и шинель, ослабив ремни, Фёдоров, не обращая внимания на сослуживца, завалился на койку.

— Ломит кости, как черти в молотилке прокрутили! — сказал Семён Макарович извиняющимся голосом. — От майора, что ль, перешла испанка?

Лейтенант не знал, что такое «испанка», уточнять не счёл нужным. Повесил новенькую шинель с погонами в шкаф, используемый вместо гардероба, причесал русый чуб перед зеркальцем на дверце шкафа, разогнал складки свежей гимнастёрки под широким офицерским ремнём.

Семён Макарович смотрел на него с любопытством и завистью: ничто не печалит парня! И мысленно представил себе этого чистенького, приглаженного лейтенантика в котловане, среди замызганных строителей, на раскисшей кваше лесной дороги. Про себя Фёдоров окрестил помощника Григри — Григорий Григорьевич. И снова вернул себя в ямы и кучугуры стройки. Солдаты в виде рабочих и вольнонаёмные, похожие на солдат. И явилось неожиданное предположение…

— Григорий Григорьевич, у вас, конечно, есть штатский костюм?

— Купил. — Сидорин непонимающе глядел на капитана.

— Вот и ладно. Форму свою спрячьте до лучших времён. — Фёдоров поднялся на койке и начал пояснять свою задумку. На Распадковой лейтенанта никто не знает. Приедет и оформится под видом рабочего по вольному найму. Вы лопату от топора отличите?

Сидорин явно разочаровался. Ему очень хотелось покрасоваться в гарнизоне. Новенькая форма, золотистые погоны офицера. Отлично сшитые сапоги. Фуражка с гладкой тульей. Лейтенант обидчиво жевал свои припухлые губы с заметным пушком.

— Войдёте в контакты с местным населением. Встречаться будем в условленном месте, — развивал свою мысль Фёдоров.

— Если вам, товарищ капитан, я неподходящий, так скажите…